Во имя Отца и его дочери: Анна Ревякина презентовала новый спектакль
В Новом театре Эдуарда Боякова 9 мая состоялся показ спектакля "Во имя Отца" поэтессы Анны Ревякиной. Это четвертый спектакль цикла "Поэзия.doc", посвященный стихам и биографиям поэтов Современности: Марии Ватутиной, Анны Долгаревой, Игоря Караулова, Анны Ревякиной.
Проект "Поэзия.doc" реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив и Попечительского Совета Нового театра."Герои спектаклей цикла "Поэзия.doc" – ныне живущие поэтессы, которые выходят на сцену вместе с артистами и рассказывают о себе, не боясь вынести на публику тот самый "сор", из которого растут их стихи. Они не боятся признаться в своих грехах и странностях, не стесняются быть "смешными и распущенными", не избегают открытого выражения своих взглядов на что бы то ни было: на отношения, на своих близких, на мир и на войну, не скрывают, во что верят и на что надеются", - публикует афиша "Нового театра".
Рассказ поэтессы из Донецка Анны Ревякиной пронизан искренними историями о ней самой, о ее семье, о ее родном Донбассе. Это в своем роде новая военная драма в стихах о маленьком большом человеке, женщине, поэтическое становление которой пришлось на самое тяжелое для ее родного "города миллиона роз" - время войны.
Режиссер спектакля Сергей Глазков так характеризует свою работу: "Жанр спектакля – документальный театр – "поэзия точка док". Спектакль – вербатим. Тонкое сочетание документальности и игрового театра на сцене имеет весьма относительную границу. Актеры не играют свои роли, а ведут рассказ от первого лица. Их существование на сцене – это дословное проживание истории героя. Его жизни, его судьбы. В отличие от предыдущих героев, Аня Ревякина "девушка оттуда". Она родилась и выросла в Донецке. Плоть от плоти. Полное погружение в фактуру событий. Это очень важный акцент и для истории, и для спектакля в целом. Это раскрывает личность самой героини, влияя на интонацию всего повествования".
В спектакле задействованы трое: поэт Анна Ревякина, артисты Евдокия Германова и Валентин Клементьев. Каждый из них существует в параллельных реальностях, временных проекциях. Объединяет их – героиня Анна Ревякина. На сцене, с лаконичной декорацией, вначале возникает история маленькой девочки, которая после развода родителей остается жить с отцом.
Честный разговор со зрителем Анна – та самая девочка, чье детство прошло в Докучаевске – ведет голосом из прошлого, из "мира светлого, цвета топленого молока". Эта девочка – недолюбленный, и одновременно получившей заботы с избытком, мечтает о самом ценном, о том, чтобы ее родители были вместе. Ее отец – Николай – важный персонаж этой личной истории. Анна признается, что она без него никто. Именно во имя отца ее исповедь, признание, что ее творческое становление опирается на его, отеческие, плечи. Кто она, эта маленькая девочка из Донецка? Куда идет?
Анна Ревякина – великая русская поэтесса. Так отзывался о ней Евгений Евтушенко. А Захар Прилепин назвал звездой русского слова, взошедшей в небе Донецка. Она - автор одиннадцати поэтических книг, в том числе: "Сердце", "UNTITLED", "Хроники Города До. Безвременье", "Зубная фея", "Dominus", "Шахтёрская дочь". Основатель литературной студии "Кофе-кошка-Мандельштам", член Союза писателей ДНР, член Союза писателей России. Стихи переведены на 16 языков. Лауреат множества национальных и международных литературных премий. Но у истоков этих званий и почетных характеристик стоит история девочки Ани, чьи корни уходят глубоко в донецкую землю, где залегают знаменитые юзовские угольные шахты.
По четвергам – чёрным, как сами черти,
Хомо шахтёрикусам в мятом конверте
серые деньги выдавали под подпись.
Шахты – одна за другою банкротясь –
переходили к новому капиталисту.
Хомо шахтёрикусы надевали чистое,
выходили на улицу, щурились близоруко,
закуривали и выдыхали: "Сука".
Это было в девяностых позапрошлого века.
Пыль, как герленовский карандаш для века,
чёрная пыль делала из шахтёров звёзд рока.
Они шли по улицам новой Америки Блока.
Это было ещё до Блока и до Союза –
шахты, завод, станция и ни одного вуза.
Они шли к своим жёнам в юбках с турнюром.
Так мой прадедушка шёл к своей Нюре.
…
Хомо шахтёрикусам в мятом конверте
серые деньги выдавали под подпись.
Шахты – одна за другою банкротясь –
переходили к новому капиталисту.
Хомо шахтёрикусы надевали чистое,
выходили на улицу, щурились близоруко,
закуривали и выдыхали: "Сука".
Это было в девяностых позапрошлого века.
Пыль, как герленовский карандаш для века,
чёрная пыль делала из шахтёров звёзд рока.
Они шли по улицам новой Америки Блока.
Это было ещё до Блока и до Союза –
шахты, завод, станция и ни одного вуза.
Они шли к своим жёнам в юбках с турнюром.
Так мой прадедушка шёл к своей Нюре.
…
Мне порою хочется сказать, что за качество
отвечают у нас не отчества, а матчества,
только Анна моя прабабушка не одобрила бы.
У неё вся жизнь прошла по колдобинам.
По каким-то страшнейшим выбоинам,
в детстве слушала и волосы были дыбом.
А теперь я сама, как моя прабабушка Нюра,
женщина в платье с металлической арматурой.
отвечают у нас не отчества, а матчества,
только Анна моя прабабушка не одобрила бы.
У неё вся жизнь прошла по колдобинам.
По каким-то страшнейшим выбоинам,
в детстве слушала и волосы были дыбом.
А теперь я сама, как моя прабабушка Нюра,
женщина в платье с металлической арматурой.
В спектакле "Во имя Отца" рефреном звучит текст, который уносит зрителя в потусторонний мир из снов Анны Ревякиной, в котором ее отец Николай работает гробовщиком у Господа Бога. Боль, отданная бумаге, – это переживание утраты отца Анны, который умер в 2014 году. Но это еще и разговор с Отцом Небесным. Отсюда и название спектакля, которое рифмуется с молитвой. Красной нитью прошит спектакль и жизнь поэтессы Ревякиной темой войны. Особенно драматично звучат строки ее стихов 9 мая – в День Великой Победы.
Мы – подвальные, мы – опальные,
кандалы наши тяжелы.
Мы – идея национальная,
мы – форпост затяжной войны.
Черной совести боль фантомная,
боль, что мучает по ночам,
эта домна внутри огромная,
наша ненависть к палачам.
Мы священные, мы убогие,
мы у Боженьки в рукаве.
И глаза Его слишком строгие.
И следы Его на траве.
Утром встанем, пересчитаемся,
похоронимся, поревем.
Эх, война, война – девка та еще!
Частоколы да бурелом,
заминированы окраины,
человеческий страшный суд.
Авель помнит, что всюду Каины,
только высунешься – убьют.
кандалы наши тяжелы.
Мы – идея национальная,
мы – форпост затяжной войны.
Черной совести боль фантомная,
боль, что мучает по ночам,
эта домна внутри огромная,
наша ненависть к палачам.
Мы священные, мы убогие,
мы у Боженьки в рукаве.
И глаза Его слишком строгие.
И следы Его на траве.
Утром встанем, пересчитаемся,
похоронимся, поревем.
Эх, война, война – девка та еще!
Частоколы да бурелом,
заминированы окраины,
человеческий страшный суд.
Авель помнит, что всюду Каины,
только высунешься – убьют.
Завершается спектакль стихотворением, в котором беседу ведут Сталин и Путин на Красной площади, которые обсуждают крах Империи, и ее возрождение, что начнется именно с Донбасса. Это такой же сон, фантазия, фьюжн, как и вся постановка. Детские грезы девочки Ани, одетые в фатиновую розовую юбку, облачились в конце концов в кевларовый бронежилет поэтессы Анны Ревякиной, чье слово сильнее пули проникает в сердце, чья поэзия стала оружием со снайперским прицелом. Лирика сменилась военной драмой, город Донецк стал городом не роз, а мин. Но из этого прямо на наших глазах рождается нечто новое – поэзия, театр, страна, новый человек. Как сто лет назад:
"Человек хрупок, - говорит Сталин, - и плутоват.
Помнишь, как во второй четверти двадцатого века
я врубил советского человека
под тысячу ватт".
Как он, себя не жалея,
строил, резал и клеил.
Человек и его троллеи.
Человек и его рельсы,
ведущие на самый север.
Человек этот не умирал,
превращался в гудок заводов,
в уголь, поднятый на-гора.
Человек этот каждый день сам у себя
принимал тяжёлые роды.
Так рождалась страна.
Та, которой нет больше.
Нет до такой степени,
что даже трусливая Польша
что-то там вякает.
"Я всё это знаю, отче, -
шепчет Путин в ответ, -
но сейчас таких людей уже нет".
"Есть, - улыбается Сталин, -
на одной из имперских окраин
есть город, его предательски переименовали
в шестьдесят первом.
Раньше он назывался Сталино,
а теперь иначе,
но это ничего не значит.
Там живут люди особого свойства,
советские великаны.
Оттуда начнёт возрождаться страна,
они всё делают сами,
им даже помогать не надо,
главное – не мешать.
Вот совсем не мешать.
Они сами знают, как нужно,
Они сдюжат.
Главное – не мешать!"
