Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Андрей, эту коллекцию журналисты между собой называют «Золото скифов», и это уже вошло в обиход. Что на самом деле представляют материалы, относительно которых было вынесено судебное решение?
— В 2014 году четыре крымских музея и один музей из Киева участвовали в большом международном выставочном проекте, который включал две выставки — одну в Германии, в Бонне, вторую в Голландии, в Амстердаме.
Германская часть прошла благополучно, а открытие выставки в Амстердаме совпало с событиями 2014 года (госпереворот на Украине. — Ред.). В результате украинская сторона потребовала возврата предметов этой коллекции ей. В ответ на это крымские музеи подали в суд на музей Алларда Пирсона, и начался семилетний судебный процесс.
Всего крымские музеи отправили в Голландию пятьсот шестьдесят пять музейных предметов. Это вещи, которые характеризуют культуру народов Крыма эпохи поздней античности, раннего средневековья, эпохи Великого переселения народов.
Там не только изделия из золота, хотя эта коллекция называется «Золотом скифов». Там есть золото, но это не скифское золото. Есть скифские предметы, которые не являются золотыми. Стоимость этой коллекции определяется не наличием золотых вещей.
Это предметы, которые ярко характеризуют одну из очень важных эпох истории Крыма, и это вещи, которые не находились в запасниках крымских музеев, они доставались непосредственно из музейных витрин, для того, чтобы их увидели западноевропейские посетители крупных западноевропейских музеев.
Конечно, никак иначе, чем как узаконенное похищение этих вещей со стороны Киева, мы охарактеризовать все это дело не можем, несмотря на то, что нами приводились, как нам кажется, безупречные аргументы о принадлежности этих предметов Крыму, крымской истории, о наличии изучения их в крымских музеях.
Эти аргументы не оказались достаточно действенными, просто потому, что процесс носил исключительно политизированный характер, и это было политически мотивированное решение, которое ничего общего не имеет с изучением охраны культурного наследия, и, в общем, ничего общего не имеет с охраной и популяризацией музейных ценностей.
— Давайте еще несколько слов скажем о самой коллекции. Я думаю, что ваш музей, наверное, более всего пострадал от этого решения. Суд Амстердама постановил, что передать коллекцию необходимо именно Украине, «поскольку эти предметы — часть наследия Украины, после того, как она стала независимой в 1991 году». Действительно, эти коллекции были сформированы в период девяностых-нулевых годов, в период независимой Украины, или период, когда эти предметы были найдены, когда они обрабатывались крымскими учеными, выставлялись в крымских музеях намного более широкий?
— Это удивительно, что такая формулировка использована в заключении голландского суда. Потому что мы неоднократно настаивали на том, что эти коллекции, часть этих коллекций, ядро этих коллекций — были сформированы не просто очень давно — они сформированы были задолго до появления государства Украина.
Некоторые из них относятся к XIX веку. Некоторые к началу ХХ. В результате этих действий голландского суда, музея Алларда Пирсона и украинской стороны, произошло разделение коллекций. Например, один из предметов — это бляха с сарматским знаком, которая была найдена Николаем Эрнстом еще в 1920-е годы при раскопках Наизаца (могильник сарматской эпохи в предгорном Крыму. — Ред.)
Эти раскопки проводил после Эрнста спустя несколько десятилетий Игорь Николаевич Храпунов, и он нашел недостающие части этой конской узды. Сейчас у нас получилось как в витрине: основной набор присутствует, этой бляхи эрнстовской с сарматским знаком — нет.
Попраны все принципы обращения с музейными коллекциями, которые только возможно, и которые хорошо известны тем, кто занимается этими вопросами. На это не было обращено внимания.
— Вы упомянули Игоря Николаевича Храпунова, профессора Крымского федерального университета, и его работы, его раскопки. В этом году достаточно богатыми были находки на другом памятнике, соседнем с тем, который вы упоминали — могильник Опушки, там найдены предметы, аналогичные тем, что оказались временно утраченными для крымских музеев. И в связи с этим вопрос: за этот довольно краткий, семилетний период возвращения Крыма в Россию, тот период, когда тянулись эти тяжбы, как обстояло дело на полуострове с охраной археологического наследия, с исследованиями, с поступлениями новых находок в музеи Крыма? Можно ли сказать, что в какой-то мере эти тяжелые для всех нас потери за довольно короткий период в чем-то, может быть, были компенсированы?
— Если бы я сказал так, то меня бы обвинили в том, что я недостаточно скорблю по утраченному наследию.
Тем не менее с 2014 года произошла своеобразная революция в исследовании крымских памятников, и, конечно, музеи Крыма обогатились большим количеством очень интересных экспонатов. В том числе и наш музей получил замечательную коллекцию, которая была задержана при перевозке контрабандистами. Ценность ее чрезвычайно велика. Я не берусь здесь сравнивать.
Дело в том, что какова бы ни была материальная ценность на сегодняшний день вещей, которые не вернулись домой — главная их ценность заключается в том, что они иллюстрируют определенные этапы нашей истории. И здесь, я думаю, нужно мерить несколько иной меркой.
А что касается пополнения наших коллекций, то здесь главный вывод должен быть, на мой взгляд, таков: наконец-то прекратилось многолетнее разграбление крымских памятников. Видимо, кому-то нравилась эта ситуация, когда любой, кто хотел, мог копать в любом месте Крыма и потом пополнять частные коллекции — в том числе коллекции украинских президентов. Так велика радость тех, кто якобы вернул эти вещи себе, невзирая на то, что на самом деле они были просто украдены у народа Крыма.
— Есть ли еще надежда, что они вернутся в Крым, будет ли продолжена в юридической плоскости борьба за их возвращение?
— Насколько я понимаю в решении голландского суда, сам акт передачи отложен еще на три месяца, и у нас есть возможность подачи кассационной жалобы. Мы ждем позиции наших юристов, и, опираясь на нее, мы уже будем действовать.
