Писарь Степан Петриченко в полной мере воспользовался всеми шансами, предоставленными революцией, успев побыть и главой самопровозглашенного виртуального государства, и предводителем восстания, и агентом советской разведки.
Родился Петриченко в 1892 году. Более точная дата его рождения, как и место, неизвестны. По одной версии, он появился на свет в Полтавской губернии, по другой — в Калужской, в деревне Никитенке. В любом случае, когда ему было два года, семья переселилась в Александровск (ныне Запорожье), где будущий стихийный революционер и вырос.
Петриченко окончил школу, училище и работал металлистом на местном заводе, пока не был призван в армию. Точнее, на флот. В 1914 году Петриченко был назначен на новехонький линкор Балтийского флота «Петропавловск», где служил старшим писарем.
В следующий раз он «появился на радарах» уже в конце 1917 года на острове Нарген.
Там еще до Первой мировой начали строить форт для прикрытия военно-морской базы. На острове находилось несколько десятков матросов и строителей. В декабре 1917 года, вдохновленные петроградским опытом, они провозгласили на острове собственную республику.
Новое государство получило весьма причудливое название — Советская республика матросов и строителей. Несмотря на то что численность его жителей не превышала нескольких сотен человек, государство имело полагающиеся ему атрибуты — флаг и правительство. Точнее, Совет народных комиссаров, по примеру РСФСР.
Председателем СНК стал энергичный и пробивной Петриченко. Государство просуществовало целых два месяца. В феврале 1918 года при приближении немцев матросы сбежали в Хельсинки. Несколько оставшихся были немцами арестованы и переданы эстонцам.
Вскоре после этих событий линкор «Петропавловск» перебазировался из Хельсинки в Кронштадт, где и оставался всю Гражданскую войну. А Петриченко в следующий раз всплыл уже в качестве руководителя революционного комитета восставшего Кронштадта в 1921 году.
В промежутке он успел побыть членом партии, но вылетел из нее, не пройдя чистку/перерегистрацию. Известно, что до этого он успел погостить у родных в Александровске, где, возможно, близко к сердцу принял идеи Махно. Однако идейным анархистом Петриченко не был.
Вообще, политические взгляды Петриченко — большая загадка.
Сам он вспоминал, что до революции был убежденным патриотом и «приветствовал победы русского оружия». О его политической деятельности до октября 1917 года ничего не известно. Судя по всему, он начал искать свой шанс сразу после Октябрьской революции, а до нее был относительно безразличен к политике.
Во многих источниках взгляды Петриченко характеризуются как анархо-коммунистические. Однако есть сведения, что он крайне негативно относился к Брестскому миру и вообще не упускал случая поругать большевиков, за что в конце концов и был изгнан из партии.
В некоторых раннесоветских источниках Петриченко вообще упоминается как украинский националист, хотя его эмигрантская жизнь не позволяет хоть как-то заподозрить его в подобных политических симпатиях. Во всяком случае, с эмигрантами из УНР он контактов не поддерживал.
Но о самом загадочном периоде жизни Петриченко — эмигрантском — чуть позже, а пока вернемся к кронштадтским событиям.
Восстание моряков не на шутку напугало большевиков. Вернее, так: ни одно восстание времен Гражданской не напугало их сильнее.
Разрозненные крестьянские выступления были для них предсказуемы. Большевики по умолчанию считали крестьян неразумными носителями враждебного мелкобуржуазного духа. Другое дело матросы — опора Октябрьской революции.
Виктор Кибальчич-Серж вспоминал о тех днях и об эффекте, который произвело восстание:
«Листовки, расклеенные на стенах еще пустынных улиц, извещали, что в результате заговора и измены контрреволюционный генерал Козловский захватил Кронштадт, и призывали пролетариат к оружию.
Но по пути в райком я встретил товарищей, вооруженных маузерами, которые сообщили, что все это — мерзкая ложь, что восстали матросы. От этого было не легче, напротив. Самым худшим являлось то, что официальная ложь парализовала нас. Еще никогда наша партия так не лгала нам. "Это необходимо, — говорили некоторые, все-таки ошеломленные, — для населения".
Постепенно, час за часом, правда проникала через дымовую завесу прессы, буквально сорвавшейся с цепи в своей разнузданной лжи. И это была наша пресса, пресса нашей революции, первая в мире социалистическая, то есть неподкупная и беспристрастная!..
Крайне левый бывший кронштадтский матрос Дыбенко и лидер группы "демократического централизма" писатель и солдат Бубнов отправились на лед сражаться против повстанцев, правоту которых в глубине души признавали. Тухачевский готовил финальный приступ.
В эти черные дни Ленин сказал одному из моих друзей буквально следующее: "Это Термидор. Но мы не дадим себя гильотинировать. Мы совершим Термидор сами!" <…> Кронштадт открыл период растерянности и сомнений в партии».
После разгрома восстания Петриченко и часть матросов ушли в Финляндию. Доселе неизвестный писарь превратился в важную политическую фигуру. Фактически он оказался лидером целой мини-армии в изгнании. С ним стали искать контактов статусные деятели. Так, Врангель, самый прагматичный из белых вождей, всерьез размышлял над тем, чтобы формально включить кронштадтцев в состав армии.
Петриченко осел в Финляндии, где работал на заводе. Известно, что он предпринимал попытки вернуться в РСФСР в начале 1920-х, но ему было отказано. Зато его завербовала советская разведка. С середины 1920-х Петриченко был агентом ОГПУ/НКВД.
Тем временем в рядах кронштадтцев назрел раскол.
Матросы разделились на правое и левое крыло. Левые выступали за возвращение в СССР и по большей части вернулись, воспользовавшись амнистией для рядовых участников. Правые постепенно стали мигрировать в сторону классического итальянского фашизма.
Известно, что Петриченко поддерживал контакты с бежавшим из СССР публицистом Иваном Солоневичем в период его проживания в Финляндии.
Также в середине 1930-х Петриченко имел отношение к журналу «Клич», который стоял на ультраправых антикоммунистических позициях. Формальным издателем журнала был соратник Петриченко по Кронштадтскому восстанию Митрофан Романов. Фактически деятельностью журнала руководил Северин Добровольский — белый генерал и соратник командующего Северной армией белых генерала Миллера. Сам Петриченко принимал участие в распространении журнала среди живших в Финляндии эмигрантов.
В 1937 году Петриченко порвал с советской разведкой. По другой версии, пытался порвать, но позднее восстановил контакты. Так или иначе, но после начала войны с СССР он как «предположительно красный» был арестован финскими властями.
После окончания войны и освобождения Петриченко уже не таясь стал проявлять просоветские симпатии. И даже создал Русский культурно-демократический союз, явно благожелательно настроенный к СССР.
Однако в 1945 году СССР потребовал от финнов тайно передать 22 человека, почти все из которых были русскими эмигрантами. Всего было передано 20 человек, ставших известными как «узники Лейно».
В списке значился и Петриченко, приговоренный в СССР к 10 годам «за участие в контрреволюционной организации РОВС, помощи в переброске агентов через границу и работе на финскую разведку». При этапировании во Владимирский централ в 1947 году Петриченко умер в возрасте 55 лет.
Этот арест окончательно запутал ситуацию.
Если Петриченко 20 лет работал на советскую разведку и по ее заданию был внедрен в РОВС, то как тогда его можно обвинять в членстве в этой организации? Ведь это даже не абсурд, а натуральное безумие. Объяснить это можно разве что личной местью Сталина за Кронштадт.
Либо степень вовлеченности Петриченко в деятельность советских спецслужб существенно преувеличена, и на самом деле он вел свою игру и до конца придерживался антисоветских взглядов, и в СССР это знали. Тогда преследование Петриченко хоть как-то объяснимо.
Так или иначе, этот стихийный революционер, потерпевший поражение в 1921 году, пережил всех кронштадтских триумфаторов. Руководившие подавлением восстания Тухачевский, Дыбенко, Казанский, Седякин, Вегер, Кузьмин были казнены в СССР еще в конце 1930-х годов.
