25 декабря 1989 г. у солдатской уборной на территории воинской части в городе Тырговиште, что в Румынии, был расстрелян первый президент этого государства Николай Чаушеску, почти официально именовавшийся при жизни как «Великий кондукэтор», «Карпатский гений» и даже «Светоч разума».
«Декабрьские события» в Румынии стали самым кровавым эпизодом крушения социалистического блока в Центральной и Восточной Европе. Чаушеску считался одним из самых жёстких диктаторов своего времени. Ещё в ноябре 1989 г. в ходе XIV съезда (последнего, как выяснилось позже) Румынской Коммунистической партии (РКП) его власть казалась незыблемой. И вдруг в считанные дни этот режим был сметён волной массовых протестов.
Чем больше времени проходит с тех пор, тем сильнее сами румынские историки и политики задаются вопросами о степени стихийности и революционности декабрьских событий. Слишком много эпизодов не укладываются в каноническую версию спонтанной народной расправы с кровавым диктатором.
Так и остаются без ответа вопросы: кто сорвал митинг в поддержку Чаушеску 21 декабря, после чего столицу охватили беспорядки; кто отдал приказ на применение оружия для разгона «стихийных» антидиктаторских протестов; почему бои в Бухаресте продолжались ещё больше недели после смерти Чаушеску; почему суд над диктатором занял считанные часы; действительно ли скорая смерть председателя революционного трибунала была самоубийством?
Даже действующий президент Румынии Клаус Йоханнис два года назад был вынужден публично признать: «Мы не смогли узнать правду о том, что произошло во время антикоммунистического восстания 1989 года».
Отсутствие внятных ответов на эти вопросы делает всё более популярной версию о «внешнем следе» в свержении Чаушеску. Тем более что сами участники большой международной политики конца 80-х регулярно подпитывают эту версию.
Так, Силвиу Брукан, бывший посол Румынии в США, перешедший в оппозицию диктатору, в своих мемуарах сообщает о секретной встрече в ноябре 1988 г. с генсеком КПСС:
«Горбачёв был очень хорошо знаком с ситуацией в Румынии. С самого начала он заявил, что согласен с предложением об устранении Чаушеску от власти, но с условием сохранения руководящей роли РКП в румынском обществе».
Ряд источников сообщают, что будущее Румынии затрагивалось в ходе Мальтийского саммита Горбачёва и Буша-старшего в начале декабря 1989 г.
Без сомнения, к началу «декабрьской революции» в Румынии Чаушеску являлся серьёзной международной проблемой, в равной степени раздражавшей как Запад, так и Восток.
Западные державы были недовольны жестокими методами преследования диссидентов в карпатской республике, большой активностью румынских спецслужб в Европе. Вообще же Бухарест пытался играть в европейских процессах непропорционально большую роль. Чаушеску призывал ввести войска стран Варшавского Договора в Польшу во время кризиса 1980 г., резко выступал против объединения Германии, пытался найти точку опоры в восточных автократиях.
Советское руководство раздражало публичное неприятие румынским лидером курса на «Перестройку», либерализацию социалистических стран Европы. Во время визита Горбачёва в Бухарест в 1987 г. Чаушеску даже пытался поучать советского лидера, отговаривая его от выбранного реформаторского курса.
Однако в официальных контактах с Бухарестом Москва продолжала демонстрировать невозмутимость. На 70-летний юбилей в 1988 г. Чаушеску был удостоен советского ордена. Горбачёв говорил, что лидер Румынии сам неизбежно убедится в необходимости реформ.
Всё буквально перевернулось в 1989 г., когда Чаушеску начал кампанию по переизбранию на должность президента Румынии, в рамках которой и был организован упомянутый съезд РКП.
Для повышения своей популярности кондукэтор (вождь) избрал уже испробованную риторику национал-коммунизма. В своё время он воспринял её у предшественника — Георгиу-Дежа. На заре правления Чаушеску не стеснялся использовать националистические нотки для самоутверждения.
В 1966 г. прибывшая в Москву впервые после прихода к власти Чаушеску румынская делегация осмелилась поставить вопрос о судьбе «румынского золота», направленного в Россию ещё во время Первой мировой войны. Леонид Брежнев был обескуражен таким началом контактов с новым лидером Румынии.
Во время Чехословацких событий 1968 г. Чаушеску осмелился открыто оппонировать в Москве.
Он отнюдь не был сторонником «Пражской весны», его гораздо больше беспокоило грубое вмешательство интернационалистов в дела национального социалистического государства. Чаушеску стал настоящим героем многотысячного митинга, собранного на главной площади Бухареста в знак протеста против советского вторжения в ЧССР. Тогда его популярность была на пике, даже некоторые диссиденты просились в ряды РКП.
Фрондирование перед СССР принесло Чаушеску не только внутриполитические плоды. В Бухарест зачастили лидеры западных государств, открылись кредитные линии, подпитывавшие развитие инфраструктуры и форсированную индустриализацию. Западная техническая помощь позволила Румынии начать свою ядерную программу. Официальные данные МАГАТЭ свидетельствуют, что начиная с 1985 г. Румыния проводила регулярные эксперименты по химическому производству оружейного плутония.
Национальное самосознание румын подпитывалось внедрением в массовую культуру атрибутов римского имперства. Бухарестский кинематограф тогда снял целую серию масштабных киноэпопей о римском завоевании Дакии и свободолюбивых фракийцах.
В румынской столице строились здания, облик которых явно намекал на неординарный статус государства. Дворец Румынского парламента и по сей день считается самым большим гражданским административным зданием в Европе.
Однако к началу своей последней избирательной кампании, на фоне нарастающих проблем в национальной экономике «Карпатскому гению» нужно было предложить нации какую-то новую и яркую идею. Ею стала ревизия статуса Бессарабии, определённого послевоенным разграничением СССР и Румынии.
Социалистические интеллектуалы и даже политики «братской Румынии» будировали «Бессарабский вопрос» и раньше. Но пока был силён социалистический блок, делалось это в основном кулуарно. Когда же «Перестройка» сильно обострила советско-румынские противоречия, началась дезинтеграция самого СССР, уже ничто не мешало Чаушеску открыто поставить вопрос о Бессарабии.
Кондукэтор неоднократно обсуждал этот вопрос со своим ближайшим окружением, затронул его в своём отчётном докладе на последнем съезде. Итоговое постановление съезда осудило раздел сфер влияния, произведённый согласно Советско-Германскому пакту о ненападении от 1940 г. Тем самым Бухарест ставил под сомнение сложившийся статус-кво по Пруто-Днестровью, которое являлось международно признанной частью Советского Союза.
Данная геополитическая инициатива активно обсуждалась как в Румынии, так и за её пределами.
Ряд западных лидеров, традиционно критиковавших Чаушеску, обвинили его в нарушении Заключительного Акта Хельсинкской конференции 1975 года и стремлении пересмотреть границы. Однако необходимый пропагандистский эффект всё же был достигнут. Чаушеску приобретал весьма перспективную роль борца за собирание «румынских земель».
Здесь также можно увидеть пресловутую политику «двойных стандартов».
Если пакт «Молотова — Риббентропа» осуждает диктатор Чаушеску, это означает попытку подорвать сложившуюся международную систему. Если же с подобным заявлением выступают парламенты младоевропейских республик Прибалтики, Польши или же Украины, то, говоря словами персонажа известного кинофильма, «это нога у того, у кого надо нога!»
Но амбициозный Чаушеску не был бы самим собой, не сыграй он в этой ситуации на ещё большее обострение.
В 1988 — 1989 годах нарастала политическая напряжённость в Советской Молдавии. Региональное руководство старалось дистанцироваться от союзного центра, используя для этого националистическую риторику. Опекаемый со стороны ЦК республиканской Компартии Народный Фронт Молдовы выдвигал всё более радикальные требования. Весьма быстро они переросли из безобидных лозунгов о большей демократии и расширении сферы использования молдавского языка до выхода Молдавии из состава СССР.
Уже весной 1989 г. на националистических митингах появилась государственная атрибутика Румынии, зазвучали лозунги объединения «двух румынских государств». Очевидцы тех событий отмечали активное участие в них «туристов» из Румынии, выдававших себя за молдаван.
На националистическом поле Молдовы, таким образом, румынские политтехнологи обыгрывали своих менее искушённых кишинёвских коллег.
7 ноября 1989 г. во время праздничной демонстрации в Кишинёве колонна прорумынских фронтистов захватила правительственную трибуну, вынудив ретироваться высшее руководство Молдавской ССР. Спустя три дня толпы молодчиков и вовсе блокировали здание республиканского МВД, забрасывая его камнями и бутылками с зажигательной смесью.
Во время беспорядков в центре Кишинёва на День советской милиции (10 ноября) ранения получили 86 правоохранителей и 46 нападавших. Чудом обошлось без жертв.
Произошла смена руководства Молдавской ССР, слабеющая, но ещё мощная Советская сверхдержава не могла не воспринять этот инцидент как вызов.
Организаторы кишинёвских беспорядков так и не были установлены, официальная версия произошедшего даже не обнародована, а вещественные доказательства, изъятые прокуратурой, бесследно исчезли.
Через несколько дней после этих драматических кишинёвских событий в Бухаресте (20 ноября) началась работа съезда РКП, на котором «Карпатский гений» публично оспорил статус Бессарабии. Тем самым, пусть и косвенно, он солидаризировался с Народным Фронтом Молдовы, выступавшим за переход Молдавии под власть Румынии.
Чуть более чем через месяц диктатора уже не было в живых.
Это весьма символичное стечение обстоятельств. Ещё одним символичным совпадением можно считать то, что новый румынский президент Ион Илиеску был гораздо осторожнее предшественника на Бессарабском направлении. Даже военная помощь, оказанная Бухарестом Кишинёву в ходе конфликта последнего с Приднестровьем, являлась во многом вынужденной мерой, уступкой правительства общественному мнению.
Не стоит рассматривать эти стечения обстоятельств как намёк на то, что Чаушеску стал жертвой советских спецслужб, пресекавших его чрезмерную активность в Молдавии.
У Москвы было влияние на некоторых румынских военных и политиков, но, если бы существовали свидетельства решающего вклада СССР в «декабрьские события», они неминуемо были бы представлены прозападными правительствами Румынии последних 30 лет. Слишком много за это время возникало соблазнов предъявить миру свидетельство «ещё одной имперской агрессии Москвы».
«Бессарабский вопрос» стал, видимо, фактором, окончательно подкосившим «Карпатского гения».
После соответствующих решений РКП у советского руководства не оставалось даже малейших мотивов препятствовать демонтажу диктатуры лидера румынских коммунистов, как и самой партии. Если использовать футбольную терминологию, в 1989 г. Москва лишь передала «пас», благодаря которому и был нанесён разящий удар.
