До конца года на Украине примут закон о запрете ввоза книг «антиукраинского» и «пропагандистского» содержания. Об этом заявил вице-премьер-министр Украины Вячеслав Кириленко. Именно его усилиями в августе в парламент был внесен соответствующий законопроект.
Критерии «антиукраинскости» и вообще, что это такое, настолько размыты, политизированы и непонятны, что если этот законопроект будет принят, то украинские читатели могут и не дождаться многих интересных литературных и научных новинок.
Судя по всему, под запрет может попасть и первая биография одессита, выдающегося русского писателя Валентина Катаева, автора эпопеи «Волны Черного моря» и повести «Сын полка». Изданная в популярной серии «Жизнь замечательных людей», биография Катаева вышла из печати примерно в то же самое время, когда появился и законопроект Кириленко.
Предположение о запрете можно сделать, во-первых, учитывая личность самого автора биографии — одного из самых популярных современных русских писателей Сергея Шаргунова. Последний неоднократно бывал в Донбассе и публично высказывался в поддержку ЛДНР и «идеи Новороссии». К тому же этой осенью он стал депутатом Госдумы по спискам КПРФ. На Украине коммунисты запрещены. Так что такая подробность в биографии Шаргунова уже делает его подозрительной персоной в глазах украинских властей.
Во-вторых, подозрительна и сама книга, так как в ней помимо всего прочего рассказывается и о враждебном отношении Валентина Катаева к украинскому национализму и петлюровцам, с которыми он, будучи белым офицером, воевал в годы Гражданской войны.
Издание Ukraina.ru побеседовало с Сергеем Шаргуновым о тех моментах в биографии Катаева, которые связаны с югом дореволюционной России.
- Почему вы взялись писать именно биографию Валентина Катаева? Кстати, людьми моего поколения, отрочество и юность которых пришлись на позднесоветскую эпоху, он воспринимается как детский писатель.
— Почему Катаев? Так собственно и называется первая глава моей книги. Отвечая на этот вопрос, начну с того, что Катаев, на мой взгляд, первоклассный писатель. Во всей советской прозе — катаевская была самой яркой и зрелищной. Прирожденный художник слова, замечательный стилист.
Но кроме этого — человек остросюжетной судьбы, проживший эпоху от Николая II до Горбачева, о котором до сих пор не было полноценной, полнокровной книги. В результате удалось сделать множество открытий: в книге введены в литературный оборот неизвестные письма писателей Михаила Зощенко, Осипа Мандельштама, Юрия Олеши, Ильи Ильфа, Евгения Петрова и других.
- Как одессит Катаев стал учеником уроженца Орловщины Ивана Бунина?
— Они познакомились в 1914 году в Одессе. Продолжили общение во время Гражданской войны, когда Бунин снова прибыл в Одессу (перед своей эмиграцией). Это были 1918-1920 годы.
Бунин упоминает Катаева и в своих «Окаянных днях». В дневниках его жены — Муромцевой — тоже есть упоминания о Вале Катаеве. Бунин высоко его оценивал как серьезнейшего литератора. У них, правда, при этом происходили борения, связанные с оценками Гражданской войны.
Катаев сначала был белым, потом его мобилизовали красные, а под конец он снова стал белым. Воевал в рядах Белой гвардии на бронепоезде «Новороссия» с петлюровцами, командовал артиллерийской башней. Обо всем об этом писал письма своему учителю Ивану Алексеевичу.
У белогвардейцев тогда выходила газета «Яблочко». Они подшучивали над тем, что Одесса теперь причислена к Украине. Вообще, Одесса в годы Гражданской войны была сосредоточением всего русского: там жили, помимо Бунина, писатели Аркадий Аверченко и Алексей Толстой, поэт Максимилиан Волошин. Киевлянин Василий Шульгин издавал газету «Россия».
Перед приходом красных в Одессу Катаев заболел тифом, поэтому не смог уплыть в Константинополь. В 1920 году Валя был арестован, ждал в одесской ЧК расстрела. Его тогда спасло только ходатайство некоторых людей, в частности чекиста по фамилии Бельский. Последний видел Катаева на поэтических кружках. Кстати, тогда же ЧК арестовала и младшего брата писателя — гимназиста Женю.
Женя потом стал Евгением Петровым, написавшим в соавторстве с Ильей Ильфом знаменитых «12 стульев» и «Золотого теленка».
Те события были положены в основу поздней катаевской повести «Уже написан Вертер». Многие потом упрекали автора за будто шовинистические образы этой повести. Но он писал так, как всё происходило в те годы.
- А Катаев был шовинистом?
— Нет, конечно. Но как настоящий писатель он был бесстрашен и безогляден в изображаемом.
Что касается взглядов, он был по-европейски галантный русский офицер, модернист в литературе и верный сын своего Отечества. Не случайна близость между Катаевым, Булгаковым и Алексеем Толстым. Не случайны прогулки Катаева с вернувшимся в 37-м в страну Александром Куприным.
Детство и юность Катаева прошли в Одессе. До революции, в детстве он, надо признать, симпатизировал Союзу русского народа, и посвятил организации стихи.
По линии отца Валентин Петрович происходил из старинного, если не сказать древнего священнического рода. Первое упоминание о Катаевых относится к 1615 году. Ондрюшка Мамонтов, сын Катаев, был первым установленным предком нашего героя.
А по линии матери в его роду было много славных военных фамилий. Например, Елисей Бачей, полтавский дворянин, казак, полковник Запорожской Сечи — его прапрадед.
Вот такое сочетание военной и священнической родовых линий…
Отец Катаева овдовел. Он был человеком набожным, чуть ли не священником в миру. Преподавал в училище. И вот это семейное воспитание сказалось на всех православно-монархических убеждениях юного Вали.
Действительно, первые его публикации были в «черносотенных» газетах. Они потом перепубликовывались в советских изданиях, но никто не пояснял, что представляли собой первоисточники.
Под влиянием своих убеждений он во время Первой мировой войны записался добровольцем (как тогда говорили, «охотником») в армию и отправился на фронт. В итоге дослужился до чина поручика. На фронте проявил чудеса храбрости, попадал в тяжелейшие переделки, был ранен, отравлен газами. Получил дворянство, был награжден саблей с Анненским темляком.
- Что из себя представляла в культурном и этническом плане дореволюционная Одесса, в которой произошло становление Катаева как писателя?
— Большой многообразный город. Здесь юный Валя пошел в поэтический кружок, где его друзьями стали Багрицкий и Олеша. Очень талантлив был, не реализовавший себя в литературе, поэт Семен Кессельман. Прекрасен был и поэт Анатолий Фиолетов (Шор), брат прототипа Остапа Бендера.
Что касается идейного разнообразия, не многие знают, но лидер одесского отделения Союза русского народа Борис Пеликан стал единственным представителем этой партии, который добился победы на выборах городского головы. Одесса была, в том числе и духовно-православным центром. Там жило достаточное количество людей, связанных с православием и любовью к тогдашней Новороссии, о своеобразии которой отец Катаева написал исследовательскую работу.
Кстати, Катаев жил в Одессе на углу Куликова поля, где спустя почти 100 лет — 2 мая 2014 года — сожгут одесситов в Доме профсоюзов. Он называл это место «Кулички». С ним бывали мистические видения, когда он наблюдал, как через Куликово поле ветер нес темные тучи пыли — ему представлялись в эти минуты образы зловещей бойни.
Катаев часто ездил к родным в Екатеринослав (ныне Днепр — ред.) и Николаев. Когда он пишет о своем путешествии в Киев с отцом, то он называет этот город русским, а окружающую природу — русской природой.
- А как он воспринимал украинскую идею?
— У него есть много высказываний на тему украинского национализма. Интересно, что это были, как ранние, так и поздние высказывания. В 1975 году Катаев говорил прозаику Аркадию Львову: «Хохлы не любят не только евреев, но и нас, кацапов, тоже. Они всегда хотели иметь самостийную Украину и всегда будут этого хотеть. Не думайте, что я против них что-то имею. У меня среди них есть друзья — украинский писатель-партизан Юрий Збанацкий, очень порядочный и интеллигентный человек. Я их очень хорошо помню по Харькову, где я жил в 1921 году. Нужно было находиться там, чтобы понять, что такое украинский национализм. Не понимаю, чего им не живется. Они что, не полные хозяева у себя, на Украине? Даже здесь, в Кремле, они составляют половину правительства».
Кстати, его товарищ-одессит, поэт Эдуард Багрицкий, в 20-х уехал из Одессы в Москву, потому что началась украинизация приморского города — русские газеты закрывались, а по-украински он писать не хотел. Катаев потом писал об этой истории с Багрицким.
Катаев также вспоминает, как в 1929 году украинские националисты обвиняли Маяковского в великодержавном шовинизме. Поэтому поэт с ним советовался перед публичными читками своих произведений: а, может, ему Оптимистенко, персонажа пьесы «Баня», читать без украинского акцента. Катаев Маяковскому отвечал, что это не поможет. Но Маяковский говорил, что попробует читать без украинского акцента, чтобы не выглядеть великодержавным шовинистом. Однако, по мнению Катаева, без этого акцента пьеса теряла свою силу.
В те годы с протестом против своего творчества со стороны украинских националистов столкнулся и Михаил Булгаков. В феврале 1929 года делегация украинских писателей на встрече со Сталиным и Кагановичем потребовала запретить булгаковскую пьесу «Дни Турбиных» за все тот же великодержавный шовинизм и издевательство над украинским языком. Кстати, почти всех делегатов потом в 30-х, расстреляли за «контрреволюционную деятельность» и «буржуазный национализм».
- Какова, по-вашему, роль писательской волны тогдашнего юга России в лице Катаева, Ильфа и Петрова, Олеши, Багрицкого, Паустовского, Булгакова в русской литературе?
— Это была жаркая литература, это был натиск завоевателей. И то, что они искрили фельетонами в «Гудке», не случайно. Южнорусская литература — концепция Шкловского, на мой взгляд, близкая к реальности.
У Катаева, повторюсь, отец с севера — из Вятки. Вот оттуда и северная суровость. А мать, наоборот, всё смягчала своим весёлым южным темпераментом и страстным смехом. Все сочеталось в моем герое.
- Почему Катаев подарил Ильфу и Петрову сюжет их знаменитого романа «12 стульев»?
— Этому роману предшествовала его прекрасная повесть «Растратчики», переведенная на все мировые языки. Сюжет этой повести во многом перекликался с «12 стульями». В книге я подробно рассказываю об этом, опираясь на неизданные письма всех троих.
Просто первоначально Катаев выступал в роли Дюма-отца, а Ильф и Петров были его «литературными неграми». Он не только подарил сюжет Ильфу и Петрову, но и благородно потом отказался от соавторства, хотя его имя по условиям договора должно было изначально стоять на обложке. Но его имя все-таки присутствует в книге — в авторском посвящении.
Кстати, мало кто знает, но Катаев, Ильф и Петров являются авторами сценария знаменитого советского фильма Григория Александрова «Цирк», где в главной роли снялась Любовь Орлова. Писатели, правда, поссорились из-за денег и сюжета, поэтому Александров снял их имена в титрах.
- Катаев хорошо зарабатывал?
— Катаев не бедствовал, хотя после Гражданской войны ему приходилось ходить босиком, а в Харькове они с писателем Юрием Олешей даже голодали.
Но у него был пробивной, энергичный, наступательный подход к жизни, к тому же, как русский офицер он был жизнестойким. Кстати, в отличие от других писателей во время репрессий 30-х годов у Катаева нет публичных высказываний или публикаций в прессе в поддержку репрессий. Никаких призывов к расстрелам у него нет.
- Какие у Катаева были отношения с Булгаковым?
— Катаев и Булгаков были приятелями. Они в начале 20-х познакомились в редакции московско-берлинской газеты Алексея Толстого «Накануне». Кстати, первую книгу Катаева издал Толстой. Алексей Николаевич, когда вернулся в Москву из эмиграции, опирался в издании «Накануне» на Катаева и Булгакова, на этих двух белых офицеров.
Их помимо всего прочего объединяла духовная линия, так как отцы обоих были из этой среды. Они вместе ходили играть в казино. Часто раздумывали, на какой цвет ставить — на красное или на черное — и всегда выбирали тот цвет, который потом выигрывал.
Катаев, который в своей жизни был женат три раза, был влюблен в сестру Булгакова — Лёлю, приехавшую из Киева в Москву. Валентин Петрович с Михаилом Афанасьевичем и поссорились из-за Лёли, потому что Булгаков был категорически против этого брака. Он считал, что Катаеву перед тем, как жениться, надо начать зарабатывать и стать обеспеченным человеком.
Катаев даже написал рассказ, в котором издевательски вывел Булгакова под именем Иван Иванович. Тот не любит советскую власть, и не дает герою жениться на своей сестре. Причем, он подарил эту книгу самому Булгакову. Из-за этого их отношения испортились.
В ответ Булгаков в одном из своих произведений вывел Катаева под именем Валентина Петровича — корректора.
Существуют в архивах доносы, которые в 30-х писали на Булгакова и Катаева. На них под пытками давал показания и Исаак Бабель. Он доносил также и на Ильфа с Петровым.
- А как Катаев относился к Бабелю и к его «Одесским рассказам»?
— Он укорял Бабеля за то, что тот мало пишет. Они общались, Бабель приходил к Катаеву в гости, любовался его дочкой — маленькой Женей. Существует письмо Катаева к Бабелю с призывом приезжать в Москву. Мол, слава валяется под ногами.
Но Бабель общению с Катаевым предпочитал тех, кого он нежно именовал «милиционерами». Он очень был близок НКВД. И как считал Катаев, это Бабеля и погубило. Катаев и Чуковский ахали, говоря, что Бабель уж слишком сблизился с органами. Они предполагали, что это сказалось трагически на его судьбе.
— В Катаеве уживались художник и патриот?
— Катаев всегда был по своим убеждениям государственником, но в то же время сторонником художественной свободы. Поэтому он поддержал Александра Солженицына, когда тот в 60-х в письме IV съезду советских писателей потребовал свободы творчества.
Тогда он написал письмо об этом главному кремлевскому идеологу — Михаилу Суслову, который был его покровителем.
Но Катаев говорил, что мы никому не позволим расшатывать наше государство. В одной из своих статей он писал, что ни одно государство — будь то капиталистическое, или социалистическое — не позволит подрывать свои основы. Как глубинный патриот, он видел преемственность между Россией монархической и Россией советской.
И еще. Он писал раскованную небывалую прозу, несколько раз ее чуть не запороли («прогрессистская» редакция «Нового мира» испугалась печатать «Вертера», помог как ни парадоксально Суслов), но никогда бы Катаев не стал печататься подпольно за границей. В позднесоветские годы он мог уехать, как его питомцы из «Юности» (ведь он дал дорогу всем «шестидесятникам»). Во Франции ему сулили золотые горы, а он твердо решил: буду до конца дней оставаться в своей стране.
Кстати, последняя книга, которую с наслаждением читал Валентин Петрович Катаев — повести Валентина Григорьевича Распутина.
Александр Чаленко
