Он расскажет читателям о порядках и обстановке в немецких лагерях для беженцев, о жизни в них украинцев.
— Власти Федеративной республики Германия возбуждают против вас уголовное дело за незаконное пребывание на территории страны. Понятна ли вам суть выдвинутых против вас обвинений?— монотонно бубнил офицер в отделении миграционной полиции в Дрездене.
Во внешности этого добродушного толстяка не было бы ничего примечательного, если бы не его рот. Никогда еще не видел человека, у которого ни один зуб не был бы устремлен в том же направлении, что и какой-нибудь другой. Его даже не назовешь кривозубым, это было явление какого-то иного рода.
— Да, понятна — отвечаю я, абсолютно не соврав. Редко попадаешь в жизни в ситуации, в которых все было бы настолько понятно.
— Желаете давать показания на украинском или на русском?
Отвечаю, что мне все-равно. Молодая и очень красивая девушка лет 30, которая была приглашена в качестве переводчика, одинаково хорошо говорит и по-русски, и по-украински, наверное, не так давно приехала сюда из Украины. Однако обстановка не позволила мне удовлетворить любопытство.
Задача первого и очень короткого допроса — определить, где человек пересек границу ЕС. Согласно Дублинской конвенции, прошение о предоставлении политического убежища рассматривается в первой стране ЕС, в которую прибыл проситель. Хорошо, если вы прибыли на самолете в один из немецких аэропортов, если же вы пересекли границу по суше — берегитесь! Вас сразу вышлют в Польшу, Венгрию — в общем, в страну прибытия в ЕС.
Я перешел границу пешком. Не буду останавливаться на подробностях, чтобы не подставить тех благородных жителей Закарпатья, которые, побуждаемые чувством христианского милосердия и несколькими тысячами долларов, помогают соотечественникам обрести европейский выбор в самом буквальном значении этого слова.
У польских и венгерских лагерей для беженцев дурная слава, поэтому мне приходится врать. Я твержу на допросе, что не знаю, как пересёк границы ЕС, что ехал в кузове грузовика, ничего не видел и спустился на немецкую землю уже в Дрездене. Я очень рад своему живому уму и находчивости, но по равнодушному выражению лица офицера, ведущего допрос, я понимаю, что он слышит эту историю далеко не в первый раз.
На какие только ухищрения не идут люди, чтобы остаться именно в Германии: сжигают свои паспорта, выдают себя за других людей, сочиняют самые невероятные истории. Кривозубый офицер рассказывал мне, как группа украинцев выдавала себя за сирийских беженцев, поскольку они были наслышаны о том, что сирийцам автоматически (и это правда) предоставляют убежище. Впрочем, наши мошенники-соотечественники никак не могли вспомнить самых простых географических подробностей «родной Сирии». Чашу полицейского терпения переполнило то, что они не могли вспомнить даже название столицы своей родины, ссылаясь на глубокую амнезию после бомбардировок. С тех пор ввели порядок, согласно которому, на допросе переводчик должен сообщать офицеру, может ли проситель правильно и без акцента говорить на языке страны, которую он называет своей родиной. Моя фантазия сразу нарисовала образ несчастного грузина с украинским паспортом, которому пришлось бы долго объясняться, что он совершенно не умеет говорить по-украински, тем более без акцента.
Немецкая бюрократия больше не доверяет бумаге — у беженцев берут электронные отпечатки пальцев и по ним устанавливают личности в дальнейшем. Евросоюз долго работал над единой биометрической базой. Причиной этому послужило желание навести порядок с миграционными потоками, а также бурная деятельность просителей убежища из бывшего СССР. Еще лет пять назад немецкая пресса сообщала о предприимчивом гражданине России, который сдавался как беженец в разных федеральных землях Германии, каждый раз сочиняя себе новую личность и биографию и получая в каждой земле социальную помощь (125 евро в месяц). Говорят, что именно этот случай заставил политическое руководство Германии значительно ускорить создание единой базы данных.
Определение личности человека, его первичное документирование является задачей миграционной полиции и фильтрационных лагерей, где осуществляется размещение беженцев. После допроса меня отправляют в лагерь недалеко от Дрездена.
Кого тут только не встретишь: жертвы войны из Сирии, люди, бегущие от террора наркокартелей в Латинской Америке, нищие голодные жители Эритреи, ну и, конечно, проститутки, мелкие воришки и просто авантюристы со всего мира, которые во время ареста догадались выкрикнуть: "Азюль!" ("Убежище" по-немецки). Говорят, что попадаются и закоренелые уголовники. Все они мечтают начать новую жизнь в Германии.
Фильтрационные лагеря не слишком уютны: из мебели только койка. Здесь я познакомился с двумя украинцами из Тернопольской области. Мишаня и Виталя, им по 28 лет, активные участники Майдана в прошлом, они хотели было записаться на войну, но их отговорили односельчане, и они отправились на заработки в Европу.
— Мне друг звонил из армии, они на передке там, — с гордостью говорит Мишаня. — Так он говорит, что генералы их всех предали и продали, порядка там нет никакого, одно воровство. Вот я и передумал в армию идти.
Работали мои новые приятели на ферме в Италии, а затем кровельщиками в Польше.
— В Италии мне больше всего понравилось, — говорит Миша, — люди там хорошие, добрые! Хозяева не обманывают. В Польше к нам относятся как к скоту. А в Италии я и на тракторе работал, классно было на нем гонять по деревне, махать всем рукой, сигналить идущим навстречу девушкам. Платят там нормально и вовремя. Лучше всего было на сборке спаржи. Хорошая работа.
В Польше у ребят дела шли не так гладко. Мишу задержала полиция. Телефон, который он купил у соотечественника, оказался ворованным. Ему выписали повестку в суд. Ко всему прочему, когда началась эпидемия и карантин, хозяин выставил их на улицу, у них хватило денег доехать до Дрездена. Там они неделю бомжевали на вокзале, пока не решились сдаться властям. Они уже три года в Европе. Их 90-дневный туристический безвиз давно закончился, они уже три года скитаются по Европе. На мой вопрос, почему они не уехали на родину, они наперебой рассказывают о бедности и безработице.
— То есть вы сделали Майдан и сразу сбежали в Европу?— интересуюсь я.
— Что ты несешь? Я никуда не сбегал! Я нормально уехал, — почти кричит Мишаня.
У Миши есть девушка, украинка, они познакомились на заработках в Польше. Сейчас она работает продавщицей в Харькове. Они каждый день созваниваются и обмениваются фотографиями. Это вызывает раздражение его друга Виталика. Миша не пьет алкоголь, говорит, что ему нельзя, потому что он от водки дурной становится. Виталик же любитель выпить, из-за этого он потерял свой телефон, и единственным его развлечением были разговоры с Мишаней. Но как это часто бывает, более удачливый в любовных делах друг все чаще проводит время в разговорах со своей подругой, забывая о друзьях.
— Мне кажется, меня тут, в Германии, оставят, — говорит Миша.
— Почему?
— Есть у меня такая чуйка, а она меня никогда не подводит!
— А что ты собираешься говорить на интервью?
— Да что там говорить? Они и так знают, какая у нас в Украине жопа. Должны сами понимать!
— Расскажи лучше, как ты в Польше трусы украл, — говорит Виталик.
Миша густо краснеет. Он не любит возвращаться к этой истории. В одном из магазинов Варшавы он в примерочной надел пять пар трусов, а сверху штаны. Охрана его задержала и подвергла унизительной процедуре разоблачения.
На следующий день мы получаем предписание властей ехать в лагерь в городе Деггендорф в Баварии. Там, на берегу Дуная, в Баварском лесу, нам предстоит долгие месяцы ждать рассмотрения наших дел.
