Он остёр умом, ясноглаз, смешлив. Он носит чёрный хирургический костюм и шапочку с черепами. Ему около пятидесяти лет, и не будь я крепко и навсегда влюблена, я бы непременно с ним поужинала, до того он интересен. Может быть, я бы даже посвятила ему парочку стихотворений с ахами да вздохами. Впрочем, теперь меня с ним связывает гораздо больше, чем просто совместный ужин и рифмы. Нас связывает не очень длинная, но прекрасная ночь — ночь рождения моей дочери. Зовут его Олег Остроумов. И он всю свою жизнь служит женщине!
Эту заметку мне хочется начать с цитаты из великого фильма о рождении девочки Александры, предательстве и огромной поздней любви. Помните, когда к прошедшей огонь, воду и медные трубы главной героине фильма «Москва слезам не верит» в кабинет пришёл мелкотравчатый Рудольф-Родион, она сказала в камеру следующее: «Если у мужчин есть свои дела, они спокойно могут заняться ими. Думаю, что наша продукция больше заинтересует женщин». Вот так и эта заметка, она хоть и о мужчине, но для женщин.
Женщина может забыть имя своей первой любви из параллельного класса, но то, как она рожала, женщина не забудет никогда. Даже если она рожала десять раз. Каждый из этих раз впечатывается в материнскую память и остаётся там навсегда. Десять — это я, конечно, гиперболизирую. Таких чадолюбивых женщин по нашим временам днём с огнём не сыщешь, не то, что раньше. Моего первого ребёнка принимал чудесный донецкий доктор — Евгений Мирович. Первые роды — это всегда лотерея. И хотя абсолютно доношенный сороканедельный сын родился всего-то трёхкилограммовым, намучилась я тогда изрядно. И доктор со мною намучился тоже. И акушерка, и медсёстры, и неонатологи, и вообще вся шестая больница, она же шлаколечебница. Было это в далёком 2003 году, президентом Украины тогда был Леонид Кучма (самый лучший украинский президент, как теперь считается), времена были тихие, мирные, докризисные, почти застойные.
Вторая моя беременность и роды пришлись на совершенно иные времена — переломные, исторические, я бы даже сказала, истерические. Один только ковидарий через дорогу от роддома чего стоит. И лежать бы мне спокойненько в роддоме да сопеть в две дырочки, восстанавливаться, строить планы, в какой именно вуз поступит дочь, когда вырастет, в каком платье замуж пойдёт, но нет. Я решила разговорить своего доктора, а он и не был против. Знаете, акушеры-гинекологи довольно одинокие люди. Ну, вот с кем они беседы ведут? В основном с женщинами, вступившими в роды. Сами понимаете, что это за беседы. И уровень адекватности этих бесед вам тоже понятен, дорогие читатели.
И заглянула я в самую душу Олега Остроумова. В любой беседе всегда случается (или же не случается вовсе) момент, когда интервьюер и интервьюируемый становятся довольны друг другом. Возникает такое большое и всеобъемлющее чувство доверия, после которого беседу можно считать удавшейся. Мы с Остроумовым друг друга обоюдоостро очень зауважали в тот самый момент, когда он мне сказал, что не сделал в своей жизни ни одного аборта по желанию женщины, а я в свою очередь призналась ему, что тоже их не делала. И то, и другое редкость. И я, и мой герой крайне негативно относимся к абортам. На том и сошлись…
Остроумов всегда знал, что будет заниматься гинекологией, но то, что он «осел в акушерстве», скорее случайность, чем закономерность. Так вышло, что рожала я у акушеров-гинекологов мужского пола. Не могу сказать, что это был мой осознанный выбор, просто так совпало, но многие мои подруги целенаправленно шли исключительно к мужчинам, считая их более тщательными и внимательными. А ещё я никогда не забуду, как тепло отзывалась доктор Анна Железная о великом профессоре Владимире Чайке, который боготворит женщину, считает нас, дорогие дамы, существами высшего порядка. Женщина женщину в родах поймёт, конечно, лучше, но боготворить вряд ли будет.
«Мне кажется, всё объясняется довольно просто, — поделился со мною Остроумов, — женщина-гинеколог считает, что пациентка такая же, как и она. Она всё это в родах вытерпела, а значит, и пациентка вполне сможет вытерпеть. Мужчина же видит, что женщины совсем не такие, как мужчины, гораздо более ранимые, более слабые. У мужчин и чувство жалости выше, и чувство ответственности тоже. По отношению к женщине, которая рожает. Субъективно мне так кажется».
По мнению Остроумова, современная женщина более хрупкая, чем её прабабушка, несмотря на феминизм и прочее. Этот нюанс необходимо учитывать. К чему это приводит? К тому, что современное акушерство берёт на себя функцию Господа Бога. Около пятидесяти процентов всех кесаревых сечений производятся ради того, чтобы женщина не погибла в родах. Оставшаяся половина — ради спасения ребёнка. «Тут кому как больше нравится, — говорит Остроумов, — то ли функция Господа Бога, то ли естественный отбор. Правда, сейчас мы живём в иные времена, сегодня естественный отбор осуществляет коронавирус. И мы, если выживем, конечно, то к сентябрю будем жить в совершенно другой эпохе. Среди врачей сейчас очень вырос уровень тревожности. Обычные люди, к сожалению, не до конца понимают реальный уровень угрозы».
То, что происходит сегодня с Москвой, в определённой степени напоминает шторм на море. Люди выходят на пляж и вдруг видят красный флаг над будкой спасателей. В воду заходить нельзя, но люди почему-то заходят, приговаривая: «Я лично отлично плаваю! Мне можно! К тому же, до конца отпуска осталось всего-то три дня, не пропускать же их. Да и волны не такие уж высокие». Люди сами готовы обманываться. Спасатели, конечно, пытаются остановить бесстрашных купальщиков, но это не всегда удаётся. В итоге кого-то и правда проносит, а с кем-то происходит беда. Только с коронавирусом ты ответственен не только за свою жизнь, коронавирус — это про старый и добрый принцип Экзюпери, про ответственность перед другими, приручёнными.
«Большинство женщин с коронавирусом были родоразрешены путём кесарева сечения, — делится со мною Остроумов, — это я говорю о мировой статистике, конечно. Почему именно кесарево? Чтобы минимизировать контакт ребёнка с материнскими слизистыми. Когда ребёнок находится в плодном пузыре, он защищён, при кесаревом сечении момент извлечения ребёнка из плодного пузыря очень короткий. От того момента, как мы вскрыли плодный пузырь и извлекли ребёнка на свет божий, проходит полторы-две минуты максимум. А когда ребёнок проходит через материнские родовые пути, то малыш очень долго контактирует со слизистыми матери и, естественно, инфицируется».
Мне всегда было интересно, что испытывает доктор, который принимает дитя, в миг рождения, в тот самый момент, когда новая жизнь начинает свой отсчёт. Говорит ли с ним вселенная? Мне всегда казалось, что это что-то такое, что ни словами описать, ни пантомимой изобразить. Такое огромное, такое возвышенное, такое бескрайнее. Мой герой пафос мой сбил, сформулировал лаконично и предельно понятно: «Это чувство победы! Огромной такой, всеобъемлющей победы». Как 9 Мая. Только вот 9 Мая у него едва ли не каждый день. Я пыталась раскрутить Остроумова, выведать информацию о каких-то сложных и особенно запомнившихся случаях и т.д. Остроумов же отнекивался как только мог, тем самым напомнил мне ветеранов, которые не любят рассказывать про войну.
Лет двадцать назад я столкнулась со следующей информацией: в родах право на спасение всегда отдаётся матери, а не ребёнку. Если что-то идёт не так, то спасают именно мать, и только потом занимаются спасением ребёнка. Я спросила Остроумова, правда ли это. «Спасают всех. И мать, и ребёнка, сейчас вопрос так не стоит, — ответил доктор, — но бывают нюансы. Иногда нас вынуждают сами сроки родоразрешения. Для того, чтобы спасти женщину, мы порою вынуждены доставать нежизнеспособного ребёнка. Но мы всегда пытаемся спасти детей, пытаемся их реанимировать».
Сегодняшние времена тем прекрасны, что современная медицина способна спасать даже очень недоношенных детей. С какой недели недоношенные дети имеют шансы не быть инвалидами? «Всё очень субъективно, — отвечает на мой вопрос Остроумов, — мы реанимируем уже с 22 недель. В моей практике был один удивительный случай, это давно было, тогда ещё 24-недельный плод относился к выкидышам. И вот тот ребёнок выжил. Обходился даже без ИВЛ. И вообще, это было чудо! Мы всем отделением этого ребёнка помним. Это было абсолютное чудо Божье. Он по всем параметрам должен был родиться уже мёртвым. А он родился живой и вырос, и она с ним потом за руку приходила, и он ни в чём не отставал, хотя по всем параметрам этот ребёнок должен был умереть».
В последние годы особенную популярность приобрели партнёрские роды. Мой семнадцатилетний сын появился на свет на глазах у моего мужа. Муж держался молодцом, в обморок не падал, глаза не закатывал. Дочь же моя из-за карантина с отцом своим увиделась только в день выписки из роддома. Лично я являюсь большим сторонником партнёрских родов, женщине необходима поддержка. А кто может поддержать, если не любимый человек? Но! Есть нюансы. По статистике, которую мне озвучил доктор Остроумов, около 70 процентов мужчин, побывавших на родах у своей женщины, к ней охладевают.
Личный рекорд Остроумова по количеству кесаревых сечений одной женщине — пять раз. За свою акушерскую практику Остроумов провёл около 4000 родов, более того, недавно у него появились акушерские внуки. Это дети тех девочек, которым он сам когда-то помогал родиться. Мне кажется, основным показателем работы акушер-гинеколога является не статистика, а нечто другое.
Я и Анна Заксон, моя соседка по палате, а теперь ещё и подруга, родившая свою девочку в тот же день, что и я свою, лежали под вечер того самого родильного дня и делились друг с другом впечатлениями. Анна, мать теперь уже двоих детей, сказала примерно следующее: «Если бы я знала, что можно так прекрасно рожать, я бы была матерью уже пятерых детей. Ну, или хотя бы дочь моя родилась гораздо раньше!» Её роды вёл Тимур Рашидов. И слова Анны запали мне в душу. После первых родов я и помыслить не могла, что могу пройти через это второй раз. Потом боль несколько притупилась, я решилась на второго ребёнка. Но чтобы вот так, в день самих родов, лежать в палате и загадывать следующего малыша… Вот в чём реально заключается мастерство доктора, открывающего врата новым людям в этот удивительный прекрасный мир на планете Земля.
