https://ukraina.ru/20220817/1037768224.html
"Это же нужно так ненавидеть Украину". За что киевскому профессору хотят выбить зубы
"Это же нужно так ненавидеть Украину". За что киевскому профессору хотят выбить зубы - 13.09.2022 Украина.ру
"Это же нужно так ненавидеть Украину". За что киевскому профессору хотят выбить зубы
На Украине продолжается борьба с русской культурой и в процессе этой борьбы пересмотру подвергается даже биография Тараса Шевченко. Украина.ру, 13.09.2022
2022-08-17T13:52
2022-08-17T13:52
2022-09-13T18:44
история_старая
история
тарас шевченко
живопись
xix век
скандал
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e6/08/10/1037748300_225:459:1820:1356_1920x0_80_0_0_bcaad49735f67b5e57acef2989408403.jpg
На Украине продолжается борьба с русской культурой и в процессе этой борьбы пересмотру подвергается даже биография Тараса Шевченко.Минувшие выходные отметились скандалом в украинской университетской среде. За историей со снятием мемориальной доски Михаилу Булгакову эту историю СМИ проглядели, а между тем она весьма занятна.Всё началось 5 августа, когда профессор Киевского национального университета имени Тараса Шевченко Андрей Баумейстер у себя в соцсетях раскритиковал решение украинских властей о переименовании улиц, названных в честь художника Карла Брюллова. Баумейстер подчеркнул, что Брюлов сыграл важную роль в судьбе украинского национального гения Тараса Шевченко:Он указал, что «Шевченко обязан Брюллову и свободой, и мастерством художника» и так подытожил свою публикацию:Этого стерпеть было нельзя! 13 августа профессору ответили. Искусствовед из Киево-Могилянской Академии Диана Клочко не сдерживала себя, с ходу заявил:Далее Клочко пояснила, что Шевченко, оказывается, являлся не живописцем, а графиком.Возмутили Клочко и слова о роли Брюллова в освобождении и мастерстве Шевченко.«Шевченко учился в мастерской Брюллова, но не у Брюллова», — сообщила она, обвинив Баумейстера в том, что тот писал свою заметку «не разобравшись, как тогда проводилось обучение в академических мастерских».Правда сразу же после этого Клочко заявила, что для получения звания академика Шевченко выбрал брюлловскую «Вирсавию» «в знак состязания, ведь ученик превзошёл учителя».Завершила свою запись Клочко прямым обвинением Баумейстера в ненависти к Украине.Уже после того, как её запись набрала популярность, Клочко в постскриптуме дописала, что и деньги за портрет кисти Карла Брюллова внесла не только российская императорская семья.В комментариях к записи поддержавшая искусствоведа публика задавалась вопросом, отчего Баумейстер ещё на свободе, почему им не занимается СБУ и почему у него не выбиты зубы. Эти мнения своих почитателей Клочко одобрила.А вот те, кто наблюдал за конфликтом со стороны, были весьма удивлены. Ведь заявления Клочко противоречат в том числе и тому, что учат в украинских школах.Комикс о том, как Шевченко получил свободуСколь-нибудь грамотный украинский школьник схематично опишет молодость Шевченко так: талантливый слуга помещика Павла Энгельгардта был отдан последним в артель художника Василия Ширяева в Санкт-Петербурге. В этом городе он познакомился со своими земляком — художником Иваном Сошенко, а через него и с другими художниками, которые в свою очередь познакомили его с поэтом Василием Жуковским и художником Карлом Брюлловым. Последние и решили выкупить талантливого молодого человека из крепостничества.Брюллов написал портрет Жуковского. Картину разыграли в лотерее, среди участников которой была и императорская семья — Жуковский был учителем русского языка великой княгини, а затем императрицы Александры Фёдоровны и наставником её сына — цесаревича Александра Николаевича. На вырученные от лотереи деньги Шевченко и выкупили.Конечно, у украинского патриота возникнет соблазн обвинить составителей учебников в «совковости». Однако вот как описывает эти же события сам Тарас Шевченко. В 1860 году в письме редактору журнала «Народное чтение» Кобзарь вспоминал:В этом письме Шевченко довольно отстранённо отзывается практически о всех. Но не о Брюллове, которого он называет великим. Конечно, это можно посчитать безличностным признанием гения художника его «собратом по цеху».И тут примечательно то, что переписка того же Жуковского свидетельствует: несмотря на социальную пропасть, разделявшую первых людей империи и малороссийского крепостного, к судьбе Шевченко отнеслись со всем возможным участием.В апреле 1838 года Жуковский написал письмо графине Юлии Барановой — статс-даме, гофмейстерине и воспитательнице дочерей Николая I и близкому другу императорской семьи. Её брат — граф Владимир Адлерберг — был особо приближен к императору. Именно Адлерберг во время восстания декабристов привёз привёз из Аничковского дворцав Зимний цесаревича Александра, а после был послан успокоить императриц и находился с ним до прибытия Николая I.Своё шутливое письмо Жуковский озаглавил «Историческое обозрение благодетельных поступков Юлии Фёдоровны и разных других обстоятельств, курьезных происшествий и особенных всяких штучек» и сопроводил набросками, карикатурами, на которых был изображен не кто иной, как Шевченко.На втором рисунке изображён уже и Брюллов.«Это Брюлов, пишет портрет с Жуковского. На обоих лавровые венцы. Вдали Шевченко метет горницу. В облаках Юлия Фёдоровна. Она думает про себя: "Какой этот Матвей красавец". А Василий Андреич, слыша это, благодарит внутренно Юлию Федоровну и говорит про себя: "Я, пожалуй, готов быть и Максимом, и Демьяном, и Трифоном, только бы нам выкупить Шевченко". — "Не беспокойся, Матюша, — говорит из облаков Юлия Фёдоровна, — мы выкупим Шевченко". А Шевченко знай себе метет горницу. Но это в последний раз», — писал Жуковский.Ну а на третьей карикатуре был изображён ликующий автор письма с вольной Шевченко и пляшущий «от радости, потому что достался государыне императрице» портрет, которому на скрипке играл сам Шевченко. Юлия Фёдоровна же благословляла всех с облака.Завершалось письмо ещё одной карикатурой.Вообще, если обратить внимание на то, кто был задействован в выкупе Шевченко, а это — воспитатели детей императора, в том числе и цесаревича, Жуковский и Баранова, устроитель лотереи крёстный сын Екатерины II, гофмейстер граф Михаил Виельгорский, и, конечно, сама императорская семья, становится понятна ярость Николая I, ознакомившегося с содержанием поэмы «Сон», где Шевченко крайне нелестно отозвался о супруге императора.Конечно, на все эти письма Жуковского современный борец с «российским империализмом» может заявить, что выкуп крепостного из Малороссии был «игрой для господ», некой разновидностью развлечения. Да и об отношении Брюллова к Шевченко у Жуковского ничего нет.Но вот что писал художник Сошенко (который первым начал хлопотать за талантливого крепостного) о том, как уже благодаря Брюллову Шевченко попал в высший свет. В письме первому биографу и другу украинского классика Михаилу Чалому Сошенко жаловался:Сошенко призывал собрата покончить с таким образом жизни.Но и это вряд ли убедит «деколонизатора». Он, во-первых, наверняка упрекнёт Сошенко в зависти. В том же, впрочем, упрекнёт и Брюллова, добавив, что тот сознательно сбил с пути праведного молодого и талантливого Шевченко (хотя именно на этих вечерах Шевченко и сделал выбор в пользу поэзии).А въедливый искусствовед спросит: «Ну и где здесь доказательства того, что Брюллов был учителем Шевченко?».И тут время обратиться к самым важным источникам.Что бы сказал ШевченкоВ комментарии к первой записи профессора Баумейстера одна из выпускниц КНУ, ныне живущая в Канаде, написала: «Не нам об этом судить, кто кому обязан... А Шевченко и Брюллову!».Что ж, слово Шевченко, а точнее, его дневнику.Повесть «Художник», на которую опирается искусствовед Клочко, во внимание брать не стоит: в ней детали биографии главного героя взяты из жизни не только Шевченко, но и, к примеру, Василия Штернберга (та же хрестоматийная сцена знакомства Штернберга с художником Михаилом Лебедевым в Летнем саду, которую в школах часто преподносят знакомство Шевченко и Сошенко). Впрочем, и в повести Шевченко называет Брюллова «Карлом Великим» и указывает на его огромную роль как учителя.Дневник — другое дело.Если в личной переписке или в своих публикациях любой человек может лгать или недоговаривать, то наедине со своим дневником он, как правило, откровенен.Вот что Шевченко писал 26 июня 1857 года о планах на будущее:В то время он находился в Новопетровском укреплении. До его увольнения со службы — а значит, до окончания ссылки — оставалось меньше месяца.Через несколько дней — 1 июля — Шевченко снова вспомнил в своём дневнике о Брюллове:Но дальше Шевченко уже сокрушался:А затем Шевченко стал рассуждать о призвании.Итак Шевченко называет Брюлова своим великим учителем и наставником, предоставлявшем Тарасу Григорьевичу кров.И далее на страницах дневника Брюллов вспоминается не раз. Так, Шевченко писал, что ему снился его учитель, а также вспоминал о случае, когда вынужден был заступаться за Брюллова перед Жуковским, доказывая его превосходство над немецкими художниками.В общем, и для других, и, что главное, для себя самого Шевченко был учеником Брюллова.С момента этой записи в дневнике Шевченко прошло 165 лет. И сегодня остаётся лишь догадываться, что сказало бы «солнце украинской поэзии», узнав, что его потомки будут с рвением, достойным лучшего применения, переименовывать улицы, названные в честь его «великого и незабвенного» учителя — Карла Брюллова.
https://ukraina.ru/20200309/1026956881.html
https://ukraina.ru/20240602/1031527918.html
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2022
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
история_старая, история, тарас шевченко, живопись, xix век, скандал
На Украине продолжается борьба с русской культурой и в процессе этой борьбы пересмотру подвергается даже биография Тараса Шевченко.
Минувшие выходные отметились скандалом в украинской университетской среде. За историей со снятием мемориальной доски Михаилу Булгакову эту историю СМИ проглядели, а между тем она весьма занятна.
Всё началось 5 августа, когда профессор Киевского национального университета имени Тараса Шевченко Андрей Баумейстер у себя в соцсетях раскритиковал решение украинских властей о переименовании улиц, названных в честь художника Карла Брюллова. Баумейстер подчеркнул, что Брюлов сыграл важную роль в судьбе украинского национального гения Тараса Шевченко:
«Тарас Григорьевич Шевченко — прекрасный и тонкий художник-живописец. Во многом его талант раскрылся благодаря Карлу Брюллову, его учителю в Петербургской академии художеств. К тому же, как хорошо известно, портрет Жуковского, написанный Брюлловым, стал главным материальным ресурсом для выкупа Шевченко из крепостничества».
Он указал, что «Шевченко обязан Брюллову и свободой, и мастерством художника» и так подытожил свою публикацию:
«И поэтому мне грустно читать, с каким восторгом и патетикой описывается журналистами радость по поводу "деколонизации" улиц, носящих имя Брюллова. Один из самых низменных пороков — это отсутствие благодарности. Без добродетели благодарности трудно строить культуру с расчётом на будущее... Да и вообще трудно что-то построить...»
Этого стерпеть было нельзя! 13 августа профессору ответили. Искусствовед из Киево-Могилянской Академии Диана Клочко не сдерживала себя, с ходу заявил:
«У заметке господина Андрея Баумейстера уже первое предложение — ложь. Ведь публичный философ, профессор, преподаватель Киевского национального университета им. Т. Шевченко — неуч, и наследие Шевченко-художника, похоже, ещё не изучал и даже в него не заглядывал».
Далее Клочко пояснила, что Шевченко, оказывается, являлся не живописцем, а графиком.
Возмутили Клочко и слова о роли Брюллова в освобождении и мастерстве Шевченко.
«Шевченко учился в мастерской Брюллова, но не у Брюллова», — сообщила она, обвинив Баумейстера в том, что тот писал свою заметку «не разобравшись, как тогда проводилось обучение в академических мастерских».
Правда сразу же после этого Клочко заявила, что для получения звания академика Шевченко выбрал брюлловскую «Вирсавию» «в знак состязания, ведь ученик превзошёл учителя».
Завершила свою запись Клочко прямым обвинением Баумейстера в ненависти к Украине.
«Что касается "низменных пороков", о которых пишет господин АБ, то публичное введение в заблуждение... — один из самых мерзких [пороков]. Это же нужно так ненавидеть современную Украину, чтобы такими вот насквозь гнилыми заметками разводить хейт. Вот фу и тьфу...», — подытожила Клочко.
Уже после того, как её запись набрала популярность, Клочко в постскриптуме дописала, что и деньги за портрет кисти Карла Брюллова внесла не только российская императорская семья.
В комментариях к записи поддержавшая искусствоведа публика задавалась вопросом, отчего Баумейстер ещё на свободе, почему им не занимается СБУ и почему у него не выбиты зубы. Эти мнения своих почитателей Клочко одобрила.
А вот те, кто наблюдал за конфликтом со стороны, были весьма удивлены. Ведь заявления Клочко противоречат в том числе и тому, что учат в украинских школах.
Комикс о том, как Шевченко получил свободу
Сколь-нибудь грамотный украинский школьник схематично опишет молодость Шевченко так: талантливый слуга помещика Павла Энгельгардта был отдан последним в артель художника Василия Ширяева в Санкт-Петербурге. В этом городе он познакомился со своими земляком — художником Иваном Сошенко, а через него и с другими художниками, которые в свою очередь познакомили его с поэтом Василием Жуковским и художником Карлом Брюлловым. Последние и решили выкупить талантливого молодого человека из крепостничества.
Брюллов написал портрет Жуковского. Картину разыграли в лотерее, среди участников которой была и императорская семья — Жуковский был учителем русского языка великой княгини, а затем императрицы Александры Фёдоровны и наставником её сына — цесаревича Александра Николаевича. На вырученные от лотереи деньги Шевченко и выкупили.
Конечно, у украинского патриота возникнет соблазн обвинить составителей учебников в «совковости». Однако вот как описывает эти же события сам Тарас Шевченко. В 1860 году в письме редактору журнала «Народное чтение» Кобзарь вспоминал:
«В 1837 году Сошенко представил меня конференц-секретарю Академии художеств В. И. Григоровичу с просьбой: освободить меня от моей жалкой участи. Григорович передал его просьбу В. А. Жуковскому. Тот сторговался предварительно с моим помещиком и просил К. П. Брюллова написать с него, Жуковского, портрет, с целью разыграть его в частной лотерее. Великий Брюллов тотчас согласился, и вскоре портрет Жуковского был у него готов. Жуковский с помощью графа М. Ю. Виельгорского устроил в 2500 рублей ассигнациями, и этой ценою куплена была моя свобода в 1838 году, апреля 22».
В этом письме Шевченко довольно отстранённо отзывается практически о всех. Но не о Брюллове, которого он называет великим. Конечно, это можно посчитать безличностным признанием гения художника его «собратом по цеху».
И тут примечательно то, что переписка того же Жуковского свидетельствует: несмотря на социальную пропасть, разделявшую первых людей империи и малороссийского крепостного, к судьбе Шевченко отнеслись со всем возможным участием.
В апреле 1838 года Жуковский написал письмо графине Юлии Барановой — статс-даме, гофмейстерине и воспитательнице дочерей Николая I и близкому другу императорской семьи. Её брат — граф Владимир Адлерберг — был особо приближен к императору. Именно Адлерберг во время восстания декабристов привёз привёз из Аничковского дворцав Зимний цесаревича Александра, а после был послан успокоить императриц и находился с ним до прибытия Николая I.
Своё шутливое письмо Жуковский озаглавил «Историческое обозрение благодетельных поступков Юлии Фёдоровны и разных других обстоятельств, курьезных происшествий и особенных всяких штучек» и сопроводил набросками, карикатурами, на которых был изображен не кто иной, как Шевченко.
«Это г. Шевченко. Он говорит про себя: "Хотелось бы мне написать картину, а господин велит мести горницу". У него в одной руке кисть, а в другой помело, и он в большом затруднении. Над ним, в облаках, Юлия Федоровна», — гласила подпись под одним рисунком.
На втором рисунке изображён уже и Брюллов.
«Это Брюлов, пишет портрет с Жуковского. На обоих лавровые венцы. Вдали Шевченко метет горницу. В облаках Юлия Фёдоровна. Она думает про себя: "Какой этот Матвей красавец". А Василий Андреич, слыша это, благодарит внутренно Юлию Федоровну и говорит про себя: "Я, пожалуй, готов быть и Максимом, и Демьяном, и Трифоном, только бы нам выкупить Шевченко". — "Не беспокойся, Матюша, — говорит из облаков Юлия Фёдоровна, — мы выкупим Шевченко". А Шевченко знай себе метет горницу. Но это в последний раз», — писал Жуковский.
Ну а на третьей карикатуре был изображён ликующий автор письма с вольной Шевченко и пляшущий «от радости, потому что достался государыне императрице» портрет, которому на скрипке играл сам Шевченко. Юлия Фёдоровна же благословляла всех с облака.
Завершалось письмо ещё одной карикатурой.
«Это Шевченко и Жуковский; оба кувыркаются от радости. А Юлия Фёдоровна благословляет их из облаков», — подписал её Жуковский.
Вообще, если обратить внимание на то, кто был задействован в выкупе Шевченко, а это — воспитатели детей императора, в том числе и цесаревича, Жуковский и Баранова, устроитель лотереи крёстный сын Екатерины II, гофмейстер граф Михаил Виельгорский, и, конечно, сама императорская семья, становится понятна ярость Николая I, ознакомившегося с содержанием поэмы «Сон», где Шевченко крайне нелестно отозвался о супруге императора.
Конечно, на все эти письма Жуковского современный борец с «российским империализмом» может заявить, что выкуп крепостного из Малороссии был «игрой для господ», некой разновидностью развлечения. Да и об отношении Брюллова к Шевченко у Жуковского ничего нет.
Но вот что писал художник Сошенко (который первым начал хлопотать за талантливого крепостного) о том, как уже благодаря Брюллову Шевченко попал в высший свет. В письме первому биографу и другу украинского классика Михаилу Чалому Сошенко жаловался:
«В то время он совершенно изменился. Познакомившись с лучшими петербургскими домами посредством Брюллова, он часто разъезжал по вечерам, хорошо одевался и даже с претензией на comme il faut'-ность. Словом, в него на некоторое время вселился светский бес. Досадно мне было и больно смотреть на его безалаберную жизнь, не свойственную нашему брату-художнику, живущему лишь для одного искусства. Так-то, думал я себе, понял он свободу, стоившую ему такой борьбы, таких страшных усилий!».
Сошенко призывал собрата покончить с таким образом жизни.
«Не раз я принимался уговаривать его, чтобы он бросил рассеянную жизнь пустых людей и серьезно принялся бы за живопись. "Ей, Тарас, схаменись! Чом ти діла не робиш? Чого тебе нечистая носить по тим гостям? Маєш таку протекцію, такого учителя!" Куда тобі! Шуба єнотова, ципочки не ципочки, шалі да часи, да извощики-лихачи... Закурив же мій Тарас, не буде з його нічого доброго!"» — сокрушался он.
Но и это вряд ли убедит «деколонизатора». Он, во-первых, наверняка упрекнёт Сошенко в зависти. В том же, впрочем, упрекнёт и Брюллова, добавив, что тот сознательно сбил с пути праведного молодого и талантливого Шевченко (хотя именно на этих вечерах Шевченко и сделал выбор в пользу поэзии).
А въедливый искусствовед спросит: «Ну и где здесь доказательства того, что Брюллов был учителем Шевченко?».
И тут время обратиться к самым важным источникам.
В комментарии к первой записи профессора Баумейстера одна из выпускниц КНУ, ныне живущая в Канаде, написала: «Не нам об этом судить, кто кому обязан... А Шевченко и Брюллову!».
Что ж, слово Шевченко, а точнее, его дневнику.
Повесть «Художник», на которую опирается искусствовед Клочко, во внимание брать не стоит: в ней детали биографии главного героя взяты из жизни не только Шевченко, но и, к примеру, Василия Штернберга (та же хрестоматийная сцена знакомства Штернберга с художником Михаилом Лебедевым в Летнем саду, которую в школах часто преподносят знакомство Шевченко и Сошенко). Впрочем, и в повести Шевченко называет Брюллова «Карлом Великим» и указывает на его огромную роль как учителя.
Если в личной переписке или в своих публикациях любой человек может лгать или недоговаривать, то наедине со своим дневником он, как правило, откровенен.
Вот что Шевченко писал 26 июня 1857 года о планах на будущее:
«Потом уеду на дешёвый хлеб в мою милую Малороссию и примусь за исполнение эстампов. И первым эстампом моим будет казарма, с картины Теньера. С картины, про которую говорил незабвенный учитель мой, великий Карл Брюллов, что можно приехать из Америки, чтобы взглянуть на это дивное произведение. Словам великого Брюллова в этом деле можно верить».
В то время он находился в Новопетровском укреплении. До его увольнения со службы — а значит, до окончания ссылки — оставалось меньше месяца.
Через несколько дней — 1 июля — Шевченко снова вспомнил в своём дневнике о Брюллове:
«Во второй раз, в 1839 году, посетил я петергофский празд[н]ик совершенно при других обстоятельствах. Во второй раз, на Бердовском пароходе, сопровождал я в числе любимых учеников, Петровского и Михайлова, сопровождал я своего великого учителя Карла Павловича Брюллова. Быстрый переход с чердака грубого мужика-маляра в великолепную мастерскую величайшего живописца нашего века. Самому теперь не верится, а действительно так было. Я из грязного чердака, я, ничтожный замарашка, на крыльях перелетел в волшебные залы Академии художеств».
Но дальше Шевченко уже сокрушался:
«Но чем же я хвалюся? Чем я доказал, что я пользовался наставлениями и дружеской доверенностью величайшего художника в мире? Совершенно ничем. До его неуместной женитьбы и после уместного развода я жил у него на квартире, или, лучше сказать, в его мастерской. И что же я делал? Чем занимался я в этом святилище? Странно подумать. Я занимался тогда сочинением малороссийских стихов, которые впоследствии упали такой страшной тяжестью на мою убогую душу. Перед его дивными произведениями я задумывался и лелеял в своем сердце своего слепца Кобзаря и своих кровожадных гайдамаков. В тени его изящно-роскошной мастерской, как в знойной дикой степи на[д]днепровской, передо мною мелькали мученические тени наших бедных гетманов», — вспоминал Шевченко о том, как жил и учился у Брюллова.
А затем Шевченко стал рассуждать о призвании.
«Я хорошо знал, что живопись — моя будущая профессия, мой насущный хлеб. И вместо того чтобы изучить её глубокие таинства, и еще под руководством такого учителя, каков был бессмертный Брюллов, я сочинял стихи, за которые мне никто ни гроша не заплатил и которые, наконец, лишили меня свободы и которые, несмотря на всемогущее бесчеловечное запрещение, я всё-таки втихомолку кропаю», — размышлял он.
Итак Шевченко называет Брюлова своим великим учителем и наставником, предоставлявшем Тарасу Григорьевичу кров.
И далее на страницах дневника Брюллов вспоминается не раз. Так, Шевченко писал, что ему снился его учитель, а также вспоминал о случае, когда вынужден был заступаться за Брюллова перед Жуковским, доказывая его превосходство над немецкими художниками.
«Мы были тогда с Штернбергом едва оперившиеся юноши и, рассматривая эту единственную коллекцию идеального безобразия (произведениями немецких художников. — Ред.), высказывали вслух свое мнение и своим простодушием довели до того кроткого, деликатного Василия Андреевича, что он назвал нас испорченными учениками Карла Павловича и хотел было уже закрыть портфель перед нашими носами, как вошел в кабинет князь Вяземский и помешал благому намерению Василия Андреевича», — вспоминал 10 июля 1857 года о событиях 18-летней давности Шевченко.
В общем, и для других, и, что главное, для себя самого Шевченко был учеником Брюллова.
С момента этой записи в дневнике Шевченко прошло 165 лет. И сегодня остаётся лишь догадываться, что сказало бы «солнце украинской поэзии», узнав, что его потомки будут с рвением, достойным лучшего применения, переименовывать улицы, названные в честь его «великого и незабвенного» учителя — Карла Брюллова.
