Евгений Коновалец больше известен как ликвидированный советской разведкой создатель фашистской Организации украинских националистов (ОУН*), всячески боровшейся со свободомыслием. Однако у Коновальца был богатый опыт подобной деятельности, приобретённый во время бурных событий на Украине в 1918-1919 годах. Собственно, именно тогда он и стал полковником, получив это звание от властей Украинской Народной Республики. А до того Евгений Коновалец был всего лишь прапорщиком австро-венгерской армии.
Более того, и чин прапорщика он получил после ускоренной программы подготовки в 19-м полку краевой обороны (ландвера) Львова (k.k. Landwehr Infanterie Regiment «Lemberg» Nr. 19). Именно туда уже 2 августа 1914 года призвали недоучившегося студента юридического факультета Евгения Коновальца.
Поскольку Евгений уже несколько лет был активистом различных украинских организаций, то есть политический неблагонадёжным, то призвали его не в регулярную армию, а в ландвер — это были части территориальной обороны. Однако после успехов российской армии в начале Первой мировой войны Вене пришлось задействовать и эти подразделения, в частности, для обороны в Карпатах. Во время боёв за гору Маковка в июне 1915 года 24-летний прапорщик Коновалец попал в русский плен, и вскоре оказался в лагере военнопленных в Царицыне.
Именно там он познакомился с пленными офицерами из легиона Украинских Сечевых Стрельцов (УСС): Андреем Мельником, Василием Кучабским, Иваном Чмолой, Романом Сушко, Фёдором Черником и другими.
Название «сечевые стрельцы» явно понравилось Евгению Конвальцу, хоть он и не имел отношения к УСС. Потому неудивительно, что, освободившись после Февральской революции и оказавшись летом 1917 года в Киев, он начал формировать там из бывших пленных Галицко-Буковинский подразделение получившее имя «курень сечевых стрельцов». Это название было привычным для его потенциальных бойцов, ведь большинство из них перед попаданием в плен служили именно в австрийском легионе УСС.
А с «базой данных» у Коновальца проблем не было, ведь с конца лета 1917-го он работал в Галицко-Буковинском комитете помощи жертвам войны, который был создан в Киеве с целью содействия возврату бывших пленных на родину.
20 ноября 1917 года Третьим универсалом Украинской Центральной Рады было провозглашено создание Украинской Народной Республики (УНР) как части новой федеративной России.
А уже 25 ноября в здании Центральной Рады (ныне Дом учителя) состоялся многолюдный митинг галичан и буковинцев, на котором звучали протесты против политики монархии Габсбургов. Как свидетельствовал очевидец, Евгений Коновалец в своей речи «говорил о необходимости создания западноукраинских военных частей для борьбы против Австрии, потому что она добровольно не отдаст тех наших земель, которые ей достались даром и занимают важное место в составе Австро-Венгерской монархии».
Собрание единогласно поддержали предложение о создании военного подразделения из уроженцев западноукраинских земель.
К середине декабря 1917-го в ряды Галицкого-Буковинского куреня сечевых стрельцов записались первые 22 добровольца. Подразделение расположилось сначала в помещении Коммерческого института (ныне это педагогический университет имени Драгоманова), а вскоре переехало в дом Киевской духовной семинарии на Вознесенском спуске (сегодня здесь располагается Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры).
В конце декабря 1917 Евгений Коновалец фактически сам назначил себя командиром Галицко-Буковинского куреня.
Следует сказать, что среди рядовых бойцов в это время шли ожесточенные споры о целесообразности введения в армии выборного начала, которое многим казалось признаком демократичности и революционности.
Потому Коновалец организовал подобие «выборов», опираясь на Андрея Мельника и ещё на одного бывшего пленного офицера УСС — Романа Дашкевича. Эта тройка отодвинула от руководства куренем сотника УСС Василия Дидушка, который начал заниматься созданием подразделения ещё до появления Коновальца в Киеве. Мельник стал начальником штаба куреня, а Дашкевич вошёл в «Стрелецкую Раду» — консультативный орган при командовании.
После окончательного формирования подразделения в середине января 1918 года оно получило название 1-го куреня сечевых стрельцов и насчитывало почти 700 солдат и офицеров.
Фактически на момент провозглашения Центральной радой независимости УНР курень под командованием Коновальца был одним из немногих боеспособных подразделений этой республики. Правда, боевое крещение оно прошло в войне с киевскими рабочими.
В конце января — начале февраля 1918 года сечевики совместно с Гайдамацким кошем Слободской Украины под командованием Симона Петлюры жестоко подавили восстание рабочих завода «Арсенал» в Киеве.
Курень активно действовал в уличных столкновениях на стороне Центральной рады против красногвардейцев и рабочих дружин, а позднее участвовали в боях против большевистских войск на подступах к Киеву и прикрывали отход Центральной рады в Житомир. Именно за проявленную в тех боях доблесть Коновалец и был произведён в полковники.
После того, как в марте 1918 года на Украину были введены немецкие австрийские оккупационные войска, сечевым стрельцам Коновальца была поручена охрана правительственных зданий и поддержание порядка в столице. 10 марта курень был развёрнут в 1-й полк сечевых стрельцов, считавшийся одной из наиболее боеспособных частей армии УНР. После мобилизации к концу апреля 1918 года насчитывал более 3 тысяч солдат и офицеров, причём более трёх четвертей из них составляли бывшие подданные Австро-Венгрии.
29 апреля 1918 года на Украине произошёл переворот, в результате которого при поддержке оккупационных войск к власти пришёл гетман Павел Скоропадский, провозгласивший создание Украинской державы взамен УНР. Центральная рада была разогнана, а сечевые стрельцы — разоружены и расформированы по требованию германского командования в начале мая 1918-го.
Но уже 23 августа Коновалец получил от гетмана Скоропадского разрешение на формирование в Белой Церкви под Киевом Отдельного отряда сечевых стрельцов численностью до 900 человек — как составной части Вооружённых сил Украинской державы. Командование части было настроено оппозиционно по отношению к гетману, но до поры до времени сохраняло верность данной ему присяге.
Однако 30 октября 1918 года Евгений Коновалец оказался в первых рядах заговорщиков, готовящих восстановление УНР и вооружённое восстание против Скоропадского.
Примечательно, что именно Стрелецкая рада отряда Коновальца 7 ноября 1918-го отвергла просьбы делегации Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР) во главе с Осипом Назаруком о присоединении к войскам этой республики в борьбе против поляков — мечты о «Великой Украине» оказались сильнее зова родной земли. Кстати, именно 7 ноября Владимир Винниченко заявил, что всё готово для антигетманского восстания.
На руку украинским заговорщикам сыграла революция в Германии, которая 9 ноября 1918 года была провозглашена республикой. На следующий день Павел Скоропадский в «Грамоте Гетмана всей Украине ко всем гражданам Украины» призвал нацию к объединению во имя Родины и спокойствия, поскольку «нарушать в эти дни привычный ход государственной жизни даже с лучшими намерениями было бы то же, что подвергать нашу страну на большую опасность, а может быть, не дай Бог, и на гибель».
12 ноября под давлением немецкого командования Скоропадский отдаёт команду выпустить из Лукьяновской тюрьмы Симона Петлюру, где тот находился с конца июля 1918-го — ведь освобождения политика требовали его друзья-эсдеки из Рейхстага. Хотя Петлюру отпустили под честное слово, что он не будет принимать участие в восстании, вечером того же дня он проводит совещание с Винниченко и другими заговорщиками.
А 13 ноября 1918 года созданный находящимися в Киеве немецкими военными Большой солдатский совет принял решение о невмешательстве во внутриукраинские дела. Гетман фактически оказался без войск, на которые он мог бы опереться — большинство Вооружённых сил Украинской державы контролировалось заговорщиками.
И тогда Павел Скоропадский наконец решился на апелляцию к идеям России, рассчитывая на вооружённую поддержку тысяч находящихся в Киеве бывших офицеров императорской армии (их было до 15 000). 14 ноября гетман издал грамоту, которую принято называть «федеративной». В ней было сказано, что нужно «на принципах федеративных восстановить древнюю мощь и величие Всероссийской Державы».
«На этих началах, которые, я верю, разделяют все сообщники России — Государства согласия (Антанты — прим. автора), а также которым не могут не сочувствовать все без исключения другие народы не только Европы, но и всего мира, должна быть построена будущая политика нашей Украины. Ей первой предстоит выступить в деле образования Всероссийской Федерации, которой конечной целью будет восстановление Великой России» — вызвал Скоропадский.
Но было уже поздно. В тот же день Владимир Винниченко подписал собственное воззвание к населению Украины от имени Директории УНР, которым объявил о начале всенародного восстания против «антинародного, антиукраинского режима гетмана Скоропадского».
Несмотря на объявление восстания, 15 ноября 1918 года один из его лидеров, Евгений Коновалец, был принят гетманом и предложил тому почётную капитуляцию, главным условием которой была денонсация «федеративной грамоты». Скоропадский отказался, и уже на следующий день отряд сечевых стрельцов взял под контроль Фастов, который стал первым городом, где была восстановлена власть УНР. Туда же переехала и Директория во главе с Симоном Петлюрой.
К концу ноября 1918 года Киев оказался фактически окружён войсками УНР, а 3 декабря для штурма города был создан Осадный корпус под командованием Евгения Коновальца. В его состав, кроме собственно сечевиков, входили Отдельный черноморский отряд и Днепровская бригада, развёрнутые в дивизии. По состоянию на 8 декабря корпус насчитывал 50 тысяч солдат и офицеров и 48 пушек.
12 декабря между представителями немецкого командования и Директорией УНР было достигнуто соглашение о том, что немецкие войска взамен за нейтралитет смогут беспрепятственно уехать домой, получив для этого минимум 10 эшелонов в сутки. Примечательно, что немцы согласились на пароль для своих солдат и офицеров — слова Es lebe Petlura! (Да здравствует Петлюра!)
13 декабря четыре дивизии Осадного корпуса Коновальца числом около 20 тысяч бойцов вышли на окраины Киева, где в это время большевики захватили казармы с личной гвардией Скоропадского. А в ночь на 14 декабря 1918 года в городе началось восстание против гетманцев, инспирированное петлюровцами.
В тот же день ещё засветло Киев был взят войсками под командованием Коновальца, которые сразу же ввели в городе режим террора.
Гетман отрёкся от власти и уехал в обозе немецких войск, комендантом Киева стал Евгений Коновалец. После переезда в город Директории (19 декабря), Коновалец и Мельник получили звания атаманов, что соответствовало рангу генерала.
1 января командование армии УНР передало под начало Коновальца все воинские части, дислоцированные на Киевщине. В тот же день его корпус пополнился гуцульским полком, а всего до середины января 1919-го в Киев прибыли около 2 тысяч военных с Галичины.
В самом же Киеве, как пишут украинские пропагандисты, «на плечи Евгения Коновальца и сечевиков легла работа по установлению административного порядка». В переводе — массовые и систематические репрессии против населения города, которое в большинстве своём оставалось русским.
С часу ночи 16 декабря в Киеве было объявлено осадное положение. В городе запрещались митинги и собрания без разрешения командования Осадного корпуса, продажа алкоголя, работа театров, кино и ресторанов после 21.30, а нахождение жителей на улицах — после 22.00. До 20 декабря все гражданские должны были сдать оружие, а 17 декабря в городе были введены военно-полевые суды.
18 декабря на базе подразделений сечевиков в Киеве была создана «народная милиция», которая сразу же занялась арестами деятелей режима Скоропадского. В первый же день работы милиция задержала большинство министров правительства Украинской державы (Гербеля, Рейнбота, Ржепецкого и др.), а также киевского митрополита Антония — их всех обвинили в государственной измене. Позже был арестован архиепископ Евлогий и ряд киевских православных священников.
Это было крайне негативно воспринято обществом, и информационному бюро Директории пришлось оправдываться: «аресты митрополита Антония и архиепископа Евлогия лишены церковных оснований». Мол, они арестованы за политическую деятельность, они живы — просто «их отвезли в Галичину, где они находятся в монастыре под домашним арестом».
Естественно, ни подобные действия, ни их объяснения не вели к росту авторитета новых властей. Но настроения киевлян решили списать на большевистскую пропаганду.
Как пишет современный львовский историк-пропагандист Иван Хома, «в условиях низкого уровня национального сознания и политической культуры эта пропаганда стала реальной угрозой для УНР». И тогда Коновалец решил бороться с общественным мнением привычным не только для украинских деятелей методами — запретами, ограничениями, цензурой и жестокими карами.
22 декабря он издал приказ, которым была «запрещена любая агитация против существующего государственного строя Украинской народной республики, её самостоятельности, прав Директории, законов и законных распоряжений подчинённых Украинскому правительству властей».
«Кроме того, — говорилось в приказе — оповещаю, что все агитаторы, которые с целью вражеской агитации будут появляться в казармах, лагерях и других местах расположения войск, немедленно будут расстреляны без суда и следствия на месте преступления».
Ограничена была и свобода печати. Публикация и распространение любой печатной продукции была возможна только после предварительного согласования с политотделом штаба Осадного корпуса.
27 декабря 1918 года очередным приказом Евгения Коновацльца редакции всех периодических изданий были обязаны пройти перерегистрацию в управлении по делам печати Министерства внутренних дел УНР, а с 31 декабря без разрешения руководителя Министерства прессы и пропаганды правительства УНР Осипа Назарука был запрещён выход любых СМИ.
Хотя формально это казалось всех изданий, но основной удар был направлен против газет и журналов на русском языке.
Как отмечал сам Назарук, «ещё до моего приезда в Киев команда Сечевых стрельцов закрыла «Киевскую мысль» и некоторые другие русские газеты, которые очень ругали украинское движение». Кстати, бывший руководитель пресс-службы УСС Назарук приехал с Галичины, где в это время его сослуживцы теряли город за городом под ударами польских войск.
На практике же, как отмечает Иван Хома, подобные действия часто вели к полному краху общественно-политической жизни, и, по воспоминаниям Василия Кучабского, «ещё больше будоражили пропаганду переворота». Признавал это и сам Коновалец, который оправдывался: мол, это было делом рук не только политотдела его корпуса, но и Верховной следственной комиссии при Директории, политотдела при МВД и разведывательного отдела киевской полиции.
«Каждый, кто жил и работал в те дни в Киеве и видел, что там творилось, понимает, что было просто физически невозможно проводить тщательный контроль деятельности всех подчинённых учреждений» — оправдывался Коновалец в воспоминаниях.
Он также отрицал обвинения Винниченко в разгроме и закрытии Центрального бюро профессиональных рабочих союзов, в помещении которого «стрельцы нашли во время обыска целую массу большевистской литературы, брошюр и листовок, а потому сожгли всю эту литературу — и, к большому сожалению, вместе с нею делопроизводство Профессиональных союзов».
При этом, по мнению Коновальца, зная, как большевики спекулируют интересами рабочих, его люди ещё «проявили излишнюю мягкость».
Назарук же по поводу подобных ситуаций вспоминал, что он «не мог противостоять различным злоупотреблениям, которые позволяли себе военные по своей воле».
«Увидел какой-то молодой взводный или прапорщик слово «федерация» в какой-то русской газете — и, не спросив никого, идёт с отрядом военных уничтожать газету. Редакторы прибегают ко мне, и, наверное, думают, что это я приказал» — писал тогдашний главный пропагандист УНР.
Член Стрелецкой рады Назарук не просто возглавлял Министерство прессы и пропаганды, он в ручном режиме управлял входившим в его состав Украинским телеграфным агентством, Бюро прессы («Государственный вестник», отделы внутренней и заграничной прессы), Центральным информационным бюро, Информационным бюро армии, Центральным управлением по делам печати и Государственной типографией.
Описывая ситуацию во вверенном ему ведомстве, призванном «осведомлять широкие народные массы на Украине о самостийницко-государственных интересах УНР, а также защищать эти интересы перед общественным мнением за границей», Назарук характеризовал её как «хаос».
«Способ их мышления был совсем иным, чем мой. Бюджет был очень большим, но пресса, книги, агитационные материалы не доходили ни до крестьянина, ни до солдата. Было ясно, что кто-то либо продавал наши издания на масло, или по партийным причинам одни другим не допускали печатного слова» — писал Назарук, намекая на идеологические разногласия между левыми Петлюрой и Винниченко, и в основном правыми галичанами.
Так, Дмитрий Донцов вспоминал совещание с Михновким и Коновальцем 5 января 1919 года, в ходе которого последний воскликнул: «С социалистами государства не построить!»
Как отмечает украинский историк Ярослав Грицак, командование Осадного корпуса также начало «украинизацию Киева» в характерном для галичан национально-радикальном духе.
Речь о приказе Евгения Коновальца от 31 декабря 1918 года, который обязывал на протяжении трёх дней снять все вывески на русском языке, а до 18 января 1919-го «вместо снятых русских надписей вывесить надписи на украинской мове, сделанные правильно». Позже срок выполнения приказа был продолжен до 26 января.
Украинский литературный критик и деятель национального движения Сергей Ефремов, который до того много лет боролся против русификации, так отреагировал на это в своей статье «Одна мелочь и один трюизм», опубликованной 5 января 1919-го в газете «Новая рада»:
«Враг, наверное, торжествует, пока что по углам. А мне — мне гнетуще и больно на душе, красная краска лицо заливает, стыд глаза выжигает, что приходится в такое время говорить про вывески».
В свою очередь, Назарук считал приказ Коновальца «верным и нужным» — потому не исключено, что именно министр прессы и пропаганды был его инициатором.
21 января 1919 года командование Осадного корпуса издало приказ о том, что вся переписка в армии должна вестись только на украинском языке. На следующий день подразделение было переименовано в Корпус Сечевых Стрельцов — возможно, это было сделано, чтобы польстить делегации ЗУНР, прибывшей в Киев на подписание «Акта Злуки», ведь не только охраной, но и обеспечением которой занимались подчинённые Коновальца.
К тому времени фронт УНР уже трещал под ударами большевистских войск, потому завершить украинизацию вывесок в Киеве Евгению Коновальцу не удалось.
23 января он был назначен командующим Восточного фронта армии УНР, но фактически командовал только обороной Киева. 1-2 февраля 1919 года руководство Директории и правительственные структуры УНР переехали из Киева в Винницу. Коновалец принял решение оставить Киев 3 февраля, на следующий день штаб его корпуса уже был в Фастове, а 5 февраля Киев был взят войсками Украинского фронта под командованием Антонова-Овсеенко.
Киевляне восприняли приход красных как освобождение.
Сам же Евгений Коновалец ещё несколько месяцев продолжил командование корпусом, позже Дивизией Сечевых Стрельцов, в боях против советских и деникинских войск. Но в декабре 1919 года, в связи с принятием правительством УНР решения о расформировании регулярной армии, он отдал приказ о роспуске вверенных ему частей.
Евгений Коновалец так и не понял связи между крахом УНР и «украинизаторскими» усилиями, в том числе его личными. Более того, до конца жизни он был уверен, что только с помощью вооружённого насилия можно добиться создания «Соборной Украины».
Насколько «соборной» является Украина, построенная по заветам Коновальца, — вопрос риторический.
