Шоколад для западноукраинского национализма — вещь роковая. Как минимум дважды он оказал огромное влияние на его деятельность и определил судьбу. Но если с шоколадной историей современности мы более-менее знакомы, и она еще не закончилась, то о роли конфет в расколе ОУН* и выходе на лидерские позиции Степана Бандеры известно меньше и только в общих чертах.
До появления того, что потом назовут «постанческой армией», были еще годы и годы, а ОУН* уже плотно сотрудничала с пробудившейся нацистской Германией, строившей вполне определенные планы. Во главе организации стоял харизматичный и опытный в военных делах Евген Коновалец, практически свой человек для немцев.
Во время Первой мировой войны он состоял сначала во львовском ландвере, а потом и в австрийской армии, где дослужился до фенриха, что в Русской императорской армии соответствовало чину прапорщика. Это что касается, выразимся образно, степени родства, впоследствии подтвержденной созданием Дистрикта «Галиция» отделившей галичан от украинцев как «своих».
Что же касается идейной близости, то она имела подтверждение в виде периода бурной деятельности Коновальца в 1917-1919 годах на Украине, а затем в Польше — против советской Украины.
Его задачей была организация терактов в рамках идеи бежавшего Петлюры поднять «всенародное восстание против большевиков». Наиболее крупным провалом на этом поприще стало уничтожение конного отряда украинских националистов численностью в 2000 сабель, после чего советское правительство заявило Польше ноту протеста, и лихие парни вынуждены были перебираться в Берлин.
Церковный и политический украинский деятель Евгений Бачинский вспоминал об этом периоде жизни полковника: «Вечером пришел к нам Коновалец. Посеревший и нервный. Жаловался, что живет как «бездомный бурлака», как неизвестно, за какое криминальное преступление гонимый беженец».
Но страдал он не только за свои дела, но и за чужие, поскольку молодые члены организации, возглавляемые Степаном Бандерой, хотели все делать быстро и с огоньком, не оглядываясь на политические моменты. Поэтому провели ликвидацию нескольких польских государственных деятелей, а в 1934 году во Львове был убит советский дипломат Андрей Майлов.
Простите, что перескакиваем сразу на 10 лет, но с этого момента начинается участие органов ОГПУ, поскольку скорую войну в СССР все же предвидели и к ней по мере сил готовились, учитывая и угрозы разведдиверсионного характера.
С 1933 года офицером, отвечавшим на Лубянке за оперативное наблюдение и борьбу с украинской эмиграцией, был молодой чекист Павел Судоплатов. Он сам был родом из Мелитополя, воевал в Гражданскую войну с петлюровцами, Махно, националистическими бандами и диверсантами. Одним словом, опыта ему было не занимать. Имелся и личный счет: в том бою 1923 года, когда был окружен и сдался двухтысячный отряд, погиб старший брат Судоплатова — Николай, служивший в погранвойсках на польской границе. Поэтому его и решили внедрить в ОУН в качестве агента-нелегала.
После восьми месяцев подготовки, весной 1936 года молодой чекист отправился в Германию.
По легенде он был племянником «главного представителя» ОУН на Украине, а в действительности — многолетнего тайного агента чекистов Василия Лебедя. Его вербовка — один из главных успехов ОГПУ в борьбе с ОУН.
Лебедь служил вместе с Коновальцем еще в австро-венгерской армии. Затем они вместе сидели в лагере военнопленных под Царицыным. Под началом Коновальца Лебедь командовал в войсках УНР дивизией. По его же приказу в начале 20-х годов был заброшен на территорию УССР — вести подготовительную работу для захвата власти ОУН в Киеве в случае войны. Здесь его арестовали и перевербовали.
Именно Лебедь сообщил, что у Коновальца в Германии было две личных встречи с Гитлером, который предложил, чтобы несколько сторонников Коновальца прошли курс обучения в нацистской партийной школе в Лейпциге.
От него же исходила информация о работе украинских националистов на абвер, тем более что в 20-30-х годах Лебедю разрешали выезжать на Запад по нелегальным каналам, и он сам встречался в Берлине с полковником Александером, предшественником адмирала Вильгельма Канариса на посту руководителя германской разведки.
В первый раз Судоплатов, путешествовавший с «дядей» для более успешного внедрения, увиделся с полковником в июне 1936 года в Берлине, на конспиративной квартире в здании музея этнографии, которую по данным НКВД националистам предоставил абвер.
Парень понравился, и его тоже направили в Лейпциг, на трехмесячные курсы обучения. Здесь же «прощупали прошлое» Судоплатова, которое оказалось безукоризненным. Лебедь, как старый товарищ и доверенный агент пользовался среди всех поколений националистов непререкаемым авторитетом. В дрязги Павел не встревал. Если слишком наседали, отбривал фразой «Вуйко не велел».
Такая позиция импонировала Коновальцу и с каждой встречей он становился все более откровенным и разговорчивым. Вскоре Судоплатов знал, что у оуновцев есть около двух тысяч хорошо подготовленных бойцов, которые при нападении Германии на СССР будут заниматься проведением в тылу Красной Армии диверсий, а затем — полицейскими акциями.
Вместе с шефом он инспектировал организации во Франции и Австрии. А в самое сердце он поразил старого вояку на могиле Симона Петлюры в Париже.
«Мы прошли через все кладбище и остановились перед скромным надгробием на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился — я последовал его примеру. Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и завернул в него горсть земли с могилы.
- Что ты делаешь?! — воскликнул Коновалец.
- Эту землю с могилы Петлюры отвезу на Украину, — ответил я, — мы в его память посадим дерево и будем за ним ухаживать.
Коновалец был в восторге. Он обнял меня, поцеловал и горячо похвалил за прекрасную идею. В результате наша дружба и его доверие ко мне еще более укрепились», — вспоминал Судоплатов в своих мемуарах.
Однажды, когда он прогуливался с Коновальцем, их сфотографировал какой-то уличный фотограф и тут же за две марки продал пленку полковнику. Павел попытался возмущаться, но вождь был непреклонен, и пришлось ему уступить.
Тем более, что началась практическая работа агента. Судоплатов должен был вернуться в СССР, используя связи Лебедя наняться моряком на советское торговое судно и стать связным между зарубежными оуновскими организациями.
В Москве Павел попал сразу в Кремль к Сталину. Во все вникавшего секретаря ЦК ВКП (б) особенно заинтересовали неприкрытая вражда между двумя «крыльями» националистов. Узнав, насколько плотно ОУН интегрировалась в абвер, Сталин задал вопрос чекистам об их мнении, какие мероприятия им необходимо провести. Подразумевался план ликвидации Коновальца. Народный комиссар Ежов к такому повороту не готовился, и попросил неделю на «подумать».
Вскоре на даче у вождя был изложен план предстоящей операции.
Коновалец очень любил шоколадные конфеты, и специально для такого случая была разработана мина с часовым механизмом, который запускался в момент, когда коробку переводили в горизонтальное положение. На прощание Сталин сказал:
«Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель — обезглавить движение украинского фашизма накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть».
Весной 1938 года из Мурманска в очередной торговый рейс отправилось советское судно «Шилка», в личных вещах радиста которого была и коробка отличных шоколадных конфет. В Роттердаме, где Коновалец ждал Судоплатова, за пять минут до схода на берег мину поставили в боевое положение.
Утром 23 мая 1938 года погода была теплой и солнечной. На улице после недавнего дождя было свежо. Часы показывали 11:50, когда Судоплатов и полковник сели за столик в ресторане гостиницы «Атланта». После короткой беседы они договорились о новой встрече через пять часов, и Павел вручил ему подарок, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.
В ближайшем магазине верхней одежды купил себе шляпу и светлый плащ, которые тут же надел. Когда Павел выходил наружу, раздался громкий хлопок, но он, делая вид, что его это ничуть не интересует, отправился дальше и уже через два дня был в Испании.
Коновалец имел при себе поддельные документы, поэтому голландским властям потребовалось несколько дней, чтобы выяснить, кто погиб от взрыва. Личность убийцы оставалась неизвестной, поэтому в произошедшем в первую очередь подозревались польские спецслужбы.
Однако уже находясь в Барселоне Судоплатов узнал, что на следующий день после ликвидации голландская полиция вместе с украинскими националистами проводила досмотр советских судов, стоявших в Роттердамском порту. Личности советских моряков сверяли… с той самой фотографией, сделанной в Берлине уличным фотографом.
Для советского агента все прошло успешно. А вот конфеты сыграли не так, как хотелось начальству в Кремле.
В среде ОУН действительно случился раскол, она распалась на два крыла: «бандеровцев» и «мельниковцев». Их конфликт стоил жизни некоторым ближайшим соратникам полковника, но в целом немецкие спецслужбы, контролировавшие «борцов за независимость», смогли справиться ситуацией.
В июне 1941 года одними из первых, кто пересек советскую границу, были подготовленные абвером диверсанты, набранные среди украинских националистов. А Бандера в своей среде вырос настолько, что через сто лет стал жупелом для продолжателей дела Коновальца — таких же агрессивно-бескомпромиссных и таких же ведомых иностранными спецслужбами, как их «дедушки».
* — организация запрещенная в Российской Федерации
