Вот так и не смог предотвратить. Потому что, с одной стороны, мы стояли на позиции закона. Все эти организаторы переворота были депутатами, они пользовались депутатской неприкосновенностью. Чтобы их арестовать, нужно было получить согласие Верховной Рады, а это было исключено. Просто исключено!
На Западе подняли бы вой. Как только мы бы это сделали, мы бы сразу стали для всех самыми настоящими «узурпаторами».
Мы старались действовать в рамках закона. А вот те, кто работал против нас, для них никакой закон не являлся ни сдерживающим, ни ограничивающим фактором.
Я был сторонником жесткой линии, я считал, что нужно принимать меры, если на лицо попытка госпереворота, да и «мирные манифестанты» были далеки от таковых. Напомню, более 1000 сотрудников правоохранительных органов получили телесные повреждения различной степени тяжести, более 20 — были убиты.
И об этом откровенно заявил на заседании правительства 22 января. После этого мне сказал президент, что я срываю мирные переговоры. И я ушел в отставку. То есть мою должность обменяли на якобы мирное урегулирование. Я принял такое решение, потому что искренне считал, что если это поможет избежать кровопролития, госпереворота, то я должен уйти. Я не держался за должность.
Чем? Да ничем!
Выводится толпа, разогревается. В этой толпе есть подготовленные боевики, которые захватывают правительственные здания, создается атмосфера всеобщего неподчинения власти. И власть стоит перед выбором — либо танки, а что другое? Танки, пулеметы и т.д., либо уходить. Никакого другого на этот момент решения быть не может.
Плюс провокации. Одно дело — демонстрация 100 человек, а когда имеешь дело с 30-40 тыс. человек, причем хорошо знаешь, что из всех этих людей максимум 500 человек — отъявленных мерзавцев, а все остальные — обычные люди. Поэтому рука не поднимется против них совершить какое-то насилие.
