За что мы, дончане, так любим наш город, так это за то, что в нём возможно абсолютно всё. И в каждом будничном дне есть место чуду. Можно идти по главной улице города и неожиданно встретить одетого в пестрейшую рубашку родного отца самого Антона Городецкого.
Сергей Лукьяненко в «край рукотворных гор и глубоких нор» приехал впервые, конечно, воюющий город изумил писателя-фантаста. Донецк не может не изумлять, уж он-то, как и его жители, умеет производить первое впечатление.
Пророчество
— Да уж, многажды я сталкивалась в сети с этими «пророчествами», нигде не было Вашего авторства, кстати.
— Понимаю, сам сталкивался. Это шутка такая была. В ту пору ещё более или менее легко шутилось, не было такой крови, боли, разрушений…
Антон
Родной отец Антона Городецкого, главного героя серии книг «Дозоры» в заключительной шестой книге «Шестой дозор» к моему невероятному возмущению лишил моего любимого персонажа всех его сверхспособностей, а они у него были весьма выдающимися, сделав самым обычным человеком. И всё это на фоне того, что любимые женщины Антона, жена и дочь, остались могущественными волшебницами. «Лучше б убил!» — подумала я, дочитав «Шестой дозор», и крепко обиделась на Лукьяненко.
— Из-за того, что романы про Городецкого экранизированы, многие люди ассоциируют Вас исключительно с «Дозорами». Сюда же ещё можно отнести «Черновик», но это уже немного другая история. Между знаковыми «Ночным дозором», «Дневным дозором» и «Черновиком» прошло 12 лет. Нет ли у Вас ощущения, что Вы являетесь заложником одной книги, пусть и из шести частей. Или его нет?
— Для большей части людей — да. Но это неизбежно! Грубо говоря, через это прошли многие писатели, например, Артур Конан Дойл очень не любил Холмса, но всё равно для всех был именно автором Шерлока Холмса. С этим надо просто смириться.
— Почему Вы так жестоко расправились с Городецким в «Шестом дозоре», лишив его способностей? Тоже от ненависти? Кажется, даже смерть была бы гуманней.
— Как она будет называться?
— Я сам пока этого не знаю, название ещё находится в процессе. Но она точно будет — седьмая и последняя книга о «Дозорах».
Самая любимая книга и про букву «ч»
А самой своей лучшей книгой Сергей Лукьяненко считает «Холодные берега». «Искатели неба» — это дилогия на стыке альтернативной истории и фэнтези, она состоит из романов «Холодные берега» и «Близится утро». Начало романа-эпопеи впервые было издано «АСТ» в 1998 году, а продолжение — в 2000 году. Полностью дилогия впервые вышла в 2003 году. Впоследствии дилогия и романы отдельно неоднократно переиздавались и переводились на другие языки.
Многие читатели Лукьяненко (особенно подростки, мой сын в их числе) сходятся во мнении, что всё же лучшей книгой Сергея является «Рыцари сорока островов», хотя в ней и отсутствует какая-то особенная изощрённость сюжета. Лукьяненко написал её юным, двадцатилетним. Книгу он окончил в 1990 году, издали её через два года, именно этот роман стал для будущего фантаста номер один пропуском в литературу. «…дети могут воевать со взрослыми. Взрослые тоже воюют с детьми, они одичали. Но дети не воюют с детьми ни на одной планете — они ещё не посходили с ума!» Эпиграфом к роману послужила фраза писателя Владислава Крапивина. Невероятная по своей жуткой простоте фраза. Взрослым и надо-то всего-то по жизни быть детьми, не воевать друг с другом! Не сходить с ума.
— Я люблю эту книгу тоже. Эта книга была мною написана почти в детстве, можно и так сказать! — отозвался на похвалу, адресованную своему первому роману, Сергей Лукьяненко.
— Знаете ли Вы, что для любого дончанина до войны фамилия Лукьяненко не просто очень много значила, но ещё и была отличным поводом немного запутаться. Дело в том, что до войны донецким городским головой был Александр Лукьянченко. И очень часто дончане в разговоре о Лукьянченко называли городского голову Лукьяненко, путая с Вашей фамилией, а когда разговор заходил о фантастике, могли Вас, в свою очередь, назвать Лукьянченко.
— Нет, конечно, я этого не знал. Я вообще первый раз в Донецке…
Про путь
— Сергей, могла ли Ваша жизнь сложиться иначе? Если бы Вы не стали писателем, то какой путь избрали бы?
— Как Вам Донецк? Один из ваших коллег нежно сравнил Донецк с щенком шарпея. Кожи много, а тела мало, слишком широкие улицы для того скудного потока машин, что сегодня имеется в городе миллиона роз. Да и людей тоже поменьше.
— Донецк… Он красивый, живой, усталый, наверное. Да, чувствуется, что сегодня в городе меньше людей, чем должно быть, но радует уже то, что город действительно жив. Он очень настоящий, и всё в нём, несмотря ни на что и вопреки всему. Я очень рад, что приехал. Это очень правильно. Всё же люди здесь лишены огромной части культурной жизни. И если есть возможность дарить людям встречу с писателями, то это совершенно правильно. Это вообще наш гуманитарный долг, вот мы его немного и отдали благодаря фестивалю «Звёзды над Донбассом». Я считаю, что было бы отлично, если бы то же самое делали и наши музыканты, и наши артисты, и другие писатели, совсем необязательно фантасты. Какая бы ситуация ни была, а простые люди не должны страдать и испытывать тяготы нынешней ситуации.
— Как Вы считаете, должна ли Россия максимально помочь Донбассу, помочь с решением наших многочисленных проблем? Чувствуете ли Вы лично такую ответственность?
— Россия и так делает в этом направлении достаточно много. Может ли сделать больше? Я не знаю. Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо быть политиком. Политика — это всегда искусство компромиссов, искусство достижения целей странными хитрыми путями. Я надеюсь, что Россия сможет помочь Донбассу, что ситуация здесь выправится, а обстановка станет более пригодной для нормальной мирной жизни. Какими путями это будет решено? Тут вопрос не ко мне.
— Мы с Вами пару дней назад говорили о метафизических особенностях Донецка. И Вы обещали мне подумать над вопросом, может ли в Донецке произойти история, подобная московской, развернувшейся в «Дозорах». Вы подумали? Насколько донецкое пространство с точки зрения геопрозы, если можно так выразиться, подходит для разворачивания подобного мира? Мы об это часто говорим с писателем Владиславом Русановым. Я его одно время довольно активно уговаривала писать фантастический роман о Донецке на основании наших уже имеющихся сюжетов: Шубин и т.д.
Рубашка
— Сергей, Вы второй день появляетесь в очень яркой пёстрой рубашке…
— Заметьте, в разных рубашках, — перебивает меня Сергей.
— Да, конечно, в разных. Вчера Ваша рубашка была совсем вырвиоко, сегодня немного спокойней. Что для Вас эти рубашки, к которым Вы, похоже, тяготеете? Прямое лирическое высказывание, как у Евтушенко? Протест против серости буден или просто это дело Вашего вкуса и нечего мне лезть не в свой гардероб своим длинным носом?
— Да, для меня рубашка — это тоже про высказывание. Страна-то у нас не слишком яркая, Москва — город тоже не слишком яркий, в ней нет какой-то южной пёстрости и красок. Всегда хочется этих красок добавить. Я, кстати, однажды столкнулся с Евтушенко в лифте на Кубе, он посмотрел на меня и сказал: «Хорошо, что меня предупредили, что здесь есть человек, который похож на моего друга Юлиана Семёнова. А то бы я сейчас инфаркт тут получил.
Лукьяненко в ту лифтовую встречу выразил восхищение ярким галстуком Евтушенко, на что великий поэт ответил, что готов поделиться контактами своего портного. «Потом как-то не сложилось, но в целом мне его стиль понравился», — вспоминает Сергей.
Номер 1 и о тусовке
Так сложились звёзды и «Звёзды над Донбассом» тоже, что Лукьяненко вот уже много лет считают писателем-фантастом номер один на всём постсоветском пространстве. Это чувствовалось и в Донецке. Сергей был на разрыв, это к нему на автограф-сессии стояла очередь из 250 терпеливых дончан. Это его пытались разорвать на части местные телеканалы, это именно его комментария добивались журналисты всех мастей да модные нынче блогеры.
— Каково это ощущать себя самым крутым и самым известным писателем-фантастом в России?
— Это иногда очень утомительно, — со вздохом отвечает Сергей, и я ему верю, — но я прекрасно понимаю, что если говорить только так, то в этом будет определённое лукавство и позёрство. У нас очень много хороших писателей-фантастов, которые не против были бы занять моё место, но вот так сложилось, что самым известным писателем-фантастом стал я. Это накладывает определённые обязательства. С другой стороны, это заставляет всё время активно шевелиться, а не почивать на лаврах. Это хорошо!
— Тот, кто сидит на вершине, всегда очень одинок. Скажу банальность, но на вершине место есть и правда только для одного. Возможно, Вы ощущаете зависть?
— Да, я уже слышала, что фантастическая тусовка — одна из самых дружелюбных тусовок, чего нельзя сказать о поэтической, существующей по своим собственным, довольно странным, но вполне конкретным законам серпентария. Я вам даже немного завидую…
О чуде, любви и пониженной социальной ответственности
— «Фантасты в чудеса верят ещё меньше, чем проститутки в любовь» — эта фраза вышла из-под Вашего пера. И вот настал час за неё ответить. Вы действительно так считаете?
— Тут надо понимать, что эту фразу сказал очень несчастный и разуверившийся во всём — в добре, зле, жизни, творчестве — писатель Заров. Это не совсем я, точнее, это совсем не я. Это просто персонаж. Это его фраза, это его точка зрения. Он говорит эту фразу в очень тяжёлый момент, говорит довольно злобно. Это не значит, что он прав. Не надо путать автора и его лирического героя.
— О, да, я сама многажды произносила эту фразу про путаницу. А сами-то Вы верите в чудеса?
— Да, я верю в чудеса. Конечно, чудеса бывают.
— Можете рассказать о последнем чуде, с которым Вы столкнулись на своём пути?
Если бы нужен был эпилог, то…
И вот уже поздно ночью, когда я окончила расшифровку интервью и улеглась под одеяло, из темноты откуда ни возьмись мерзкий комариный писк. И это на излёте сентября! «Признак сумрака», — подумала я засыпая. Но не того истинного книжного сумрака по Лукьяненко, а сумрака киношного, в который то и дело под неприятный комариный писк погружался герой Константина Хабенского. И откуда-то ещё одна мысль: «У Лукьяненко рубашка такая пёстрая, чтобы по первым трём слоям сумрака ходить и всё равно быть узнанным…» В сумраке цвета блёкнут, примерно до третьего слоя, там их практически нет, а затем снова набирают силу.
Сергей Лукьяненко вынужден был уехать чуть раньше, чем все остальные писатели-фантасты, и невероятным было то, что по приезде в Москву его накрыло ощущение Донецка, он написал в сети: «Услышал, что сейчас на Сахарова будет очередной митинг. Простите, но если раньше я мог хоть как-то понимать мотивы участников (не разделяя их взглядов в целом), то после посещения Донбасса могу рассматривать это лишь как цирк». Дорогой Сергей, а после Донбасса в последние годы всегда и у всех так, проступает настоящее, а наносное улетучивается, как дым электронных сигарет. Спасибо Вам за всё, «Звёздный десант», и хочется робко, но всё же понадеяться, что фестиваль фантастики на донбасской земле будет отныне проводиться ежегодно.
