Согласно ему Западная Белоруссия и Западная Украина оставались за поляками, а Варшава признавала границы советской Украины. Это хороший повод вспомнить о том, как поляки пытались обустроить Волынь в 1930-х гг., создавая там то, что виделось им как бастион Запада, который тормозил бы экспансию России.
Ковбои и индейцы
В первое время после присоединения поляки давили украинские национальные институты, цензурируя местные СМИ, закрывая украинские общественные организации и полонизируя школы (вводя повсеместное обучение на польском языке и заменяя украинских учителей поляками — так, в 1926-м из 1473 начальных школ Волыни более 820 были чисто польскими, двуязычными были ещё 400+, а украинских школ, несмотря на численное превосходство самих украинцев, было всего 7), закрывая православные храмы и пр.
Надо сказать, к тому имелись реальные исторические предпосылки: почти все поляки были потомками шляхты, которая в украинских кресах Речи Посполитой была «расой господ», в то время как украинские автохтоны были кем-то вроде негров в американских южных штатах того же времени.
С приходом русских ситуация не сильно изменилась. Доминирующей культурой в городах оставалась польская, которая постепенно уступала русской, но и до неё украинским крестьянам, несмотря на ряд общих деталей (кириллица, православие) тоже было очень далеко. Кстати, схожая ситуация была и в австрийской Галиции, где меры Габсбургов по сокращению шляхты (аналогичные тем, что предприняли Романовы) не снизили уровня экономического и культурного доминирования поляков над местными украинцами. Оно было даже более заметным, чем в русской Правобережной Украине, потому что русские хотя бы численно сильно превосходили австрийцев и смогли отрядить более значительные ресурсы для русификации своей части бывшей польской Украины.
Поэтому работа по ассимиляции украинцев с целью их дальнейшего превращения в поляков выглядела (по крайней мере, в глазах правительства) вполне реализуемым делом — примерно как немцы и австрияки успешно германизировали некогда обильно проживавших в их родных краях славян.
Правда, в реальности «украинство» искоренить было очень сложно — не в последнюю очередь потому, что масса украинских крестьян была размазана по огромной сельской местности, которую не сильно богатое польское правительство при всём желании не могло покрыть сетью чиновников и полицейских.
Также сказывалась высокая рождаемость среди украинцев: если в 1921 году на Волыни их проживало чуть меньше 1 млн, то через 10 лет — почти 1,5 млн (доля в структуре населения региона выросла с 67,9% до 69,8%). Для сравнения: поляков было 240 тыс., а стало 325 тыс. (в процентном соотношении снижение доли с 16,6% до 15,5%). Причем очень значительную часть прироста дало не рождение поляков в этом регионе, а переселение туда безземельных польских земледельцев и ветеранов войны.
Этими мерами польское правительство хотело задешево полонизировать Волынь, что, однако, привело к противоположному результату: конкуренция за хорошие земли и бытовой национализм привели к столкновениям между колонистами и туземцами, совсем как во Французском Алжире в то же самое время. Местная польская администрация, естественно, сочувствовала полякам и усиливала репрессии в отношении украинцев. Украинцы же в долгу не оставались и активно пакостили поляками, поэтому большую часть 1920-х гг. в Волыни было крайне неспокойно. Собственно, поэтому программа заселения региона поляками забуксовала — желающих переезжать жить на дикий фронтир было очень немного.
Правда, нужно сказать, что сельскохозяйственные реформы в Польше того времени с перераспределением земель (которые в царские кайзерские времена принадлежали в основном крупным помещикам) волынских крестьян не обошли стороной: 50% перераспределенных в первой половине 1920-х гг. земель на востоке Польше получили украинцы. Однако этого оказалось мало: в конце концов, куда менее многочисленные поляки получили земли столько же.
Поэтому большую популярность среди волынских автохтонов получила местная Коммунистическая партия, которая имела в качества образца и ориентира советскую Украину, где решение земельного и национального вопросов было куда более радикальным — большевики отдали украинским националистам практически все посты в администрации, не забыв отобрать землю и имущество у «ляхов» и «москалей».
Такой дурной пример очень беспокоил польское правительство, которое, однако, не знало, что можно ему противопоставить, кроме самого очевидного выхода: усиления репрессий и продолжения милитаризации края, в котором на тот момент усилили военные и полицейские части и строили новые военные базы.
Волынь была самым заметным, но не единственным очагом межнациональных проблем в Польше межвоенного времени. Поляков в стране было 70%, а вот с остальными 30% (украинцами, белорусами и евреями) отношения были в целом довольно напряжёнными. Соседи Польши с интересом поглядывали на эти регионы, надеясь начать очередной раздел Польши, используя национальные столкновения в этих регионах как повод для вмешательства. Поляки всё это понимали, но до определённого момента не знали, что делать.
Санация
В 1926 году после переворота к власти в Польше пришел Юзеф Пилсудский, провозгласивший лозунг «моральной санации», т.е. оздоровления общественной жизни в Польше.
От избытка гуманизма он не страдал, но видел, что прежний силовой подход к решению украинской проблемы не только не работает, но и усугубляет её. Поэтому он принял решение сделать нечто прямо противоположное — пойти на контролируемую «коренизацию» Волыни, чтобы создать там базу антибольшевистского украинского национализма, который можно было использовать для развала России/СССР. Более того, Волынь должна была послужить в качестве тестового полигона для обкатки мер по замирению национальных меньшинств в других районах Польши.
В 1928 году губернатором был назначен польский художник и шпион Генрик Юзевский, обладавший серьёзными связями среди украинских националистов.
Юзевский развернул польскую политику на 180 градусов, разрешив украинцам открывать свои школы и создавать собственные политические организации (но только если они не были враждебно настроены по отношению к полякам). Он даже поддерживал украинизацию кадров местной Польской православной церкви (до него, напротив, всё украинское оттуда поляки активно вычищали, превращая её в местный филиал польской католической церкви).
Сам Юзевский, знавший украинский, отвечал на письма просителей-украинцев на их языке и даже повесил в своём кабинете портреты Пилсудского и Петлюры (да, вместе) и публично пел украинские национальные песни. Также он спонсировал создание организаций и публичных читальных залов с литературой на украинском языке. Ещё он начал набирать в административный аппарат украинцев, но при всём желании не мог его полностью украинизировать — кадров там отчаянно не хватало ввиду низкого уровня образованности туземного населения (самыми образованными в Волыни были поляки и евреи), поэтому приходилось набирать поляков и учить их украинскому (отношение к этому поляков можно себе только представить, учитывая широкое хождение презрительного прозвища «рагуль» т.е. деревенщина).
Звучит как какой-то образец толерантности и мультикультурализма, не правда ли? Как бы не так: параллельно Юзевский массово закрывал украинские читальные залы и организации, в которых, по его мнению, засели коммунисты. В каком-то смысле административный нажим даже усилился — только если раньше он распространялся на всех украинцев, то при Юзевском сконцентрировался эксклюзивно на коммунистах и аффилированных с ними лицах. Со временем он, правда, стал действовать более тонко: убирая коммунистов с руководящих постов в попавших под раздачу украинских кооперативах, он перестал закрывать сами организации, а просто ставил на освободившиеся места доказавших свою лояльность украинцев.
Более сложным был вопрос земельного передела. Юзевский не обладал абсолютной властью, а новая раздача земель украинцам затрагивала польских колонистов напрямую, поскольку отбирать земли можно было только у них (крупные русские помещики закончились) — чего губернатору никогда не позволили бы сделать польские руководящие круги. Вообще в среде польских правящих кругов идеи Юзевского поддерживал только Пилсудский, бывший его личным другом.
Диктатор или нет, но против консенсуса элит и силовиков даже глава Польши пойти не мог, поэтому в том, что касалось жизненных интересов абсолютного большинства населения Волыни, то есть земледельцев (а это 90%), у губернатора были связаны руки. Рождаемость у украинцев не иссякала, а вот количество пригодных для ведения сельского хозяйства земель совсем не увеличивалось. В принципе восстание украинцев и так было вопросом времени, а потом подоспел экономический кризис.
Великая депрессия среди прочих последствий уронила цены на продовольствие. В такой ситуации сообщества поляков и украинцев Волыни, в лучшие времена находившиеся в состоянии межэтнической холодной войны, начали переходить к горячей фазе с погромами, перестрелками и нападениями на фермы. Поэтому всю первую половину 1930-х гг. польские власти провели в полицейских зачистках и войсковых операциях.
Разгром украинских коммунистов в конце 1920-х гг. не сильно помог полякам: там уже поднимали голову новые украинские силы вроде ОУН*, которые легко находили новых рекрутов в сельской среде, используя практически ту же самую риторику. Украинские националисты оказались способны на очень серьёзные акции за пределами непосредственно украинских земель — так, в 1934 году они убили министра внутренних дел Польши Бронислава Пероцкого. Самого Юзевского ОУНовцы пытались убить в 1934 году.
Впрочем, угроза советских инспираций пошла на убыль в начале 1930-х по причинам, не зависящим от поляков: дестабилизация сельского хозяйства на Украине, вызванная коллективизацией ещё до голода 1932-1933 гг. привела к появлению в Волыни больших масс беженцев, которые своими рассказами о реальности жизни в СССР отбили охоту у местных украинцев к коммунистическим экспериментам. В июле 1930-го украинские боевики из числа политэмигрантов даже предлагали полякам вторгнуться на Украину, но те всё-таки побоялись переходить к прямой конфронтации с Советами.
В принципе украинцы могли пытаться победить на Волыни в легальном политическом поле, участвуя в выборах и дебатах, к чему их всячески толкал Юзевский, но здесь было логическое противоречие: наиболее популярными в народе деятелями были те, кто уже участвовал в вооружённых выступлениях против польских властей и крупных землевладельцев или имел тесные связи с украинскими боевиками, то есть уже сразу попадал в чёрный список. Так что в 1932 году единственной легальной политической партией осталась только созданная Юзевским партия «Волынский украинский альянс», которая при всём желании властей не могла пользоваться широкой популярностью, поскольку в ней не хватало популярных политиков (последние бегали по лесам с оружием в руках).
Собственно, субсидирование украинских культурных учреждений было основным достижением того десятилетия — в материальном плане для украинцев практически никаких улучшений не случилось: значительных инвестиций в волынскую экономику поляки не осуществляли. Злого умысла со стороны поляков тут не было, просто в самой Польше переизбытка денег не наблюдалось — если крупные суммы и шли на Украину, то всё уходило на содержание военных и полицейских частей, надобность в которых никогда не уменьшалась благодаря активности украинских повстанцев.
Коллапс
В 1935-м Пилсудский умер, его преемники сочли волынский эксперимент провальным и свернули всё финансирование программы украинизации Волыни и возобновили практику полонизации.
Их, конечно, можно понять: убедительных промежуточных результатов деятельность Юзевского не принесла, зато проблемы (содержание больших военных и полицейских сил, порча инфраструктуры и административных зданий украинскими боевиками) отражались в ежедневных сводках и требовали огромных расходов. Поэтому новые польские власти стали снова заселять Волынь колонистами, начали заново полонизировать украинскую церковь и общественные организации. Если Юзевский и успел вырастить генерацию лояльных Польше украинцев, то они очень хорошо спрятались, потому что когда пришло время великих потрясений Второй мировой, украинские националисты основательно зачистили Волынь от поляков.
Из всей этой ситуации следует вынести определенные выводы.
С самого начала своего независимого существования Украина пытается апеллировать к зарубежным силам, которые придут и спасут её и помогут навести там порядок. Меж тем, Польша не смогла сделать это в одном ограниченном украинском районе в пределах своей же страны, хотя и прилагала для этого значительные усилия.
Надеяться на то, что сегодня МВФ (ЕС, США, вставьте нужное) будут делать из Украины улучшенную версию России, чтобы не дать ей собственно воссоединиться с самой Россией, было бы наивно: как показывает история, спасать и обустраивать Украину, кроме русских, никто не хочет (а у самих украинцев это получается не так хорошо, как им самим бы хотелось). Вот поляки попытались, и ничего у них не вышло, хотя они очень старались.
* — организация, запрещенная в Российской Федерации
