За последние годы, с развитием интереса к процессам советской украинизации, фигуре Скрипника стали уделять больше внимания. Его биография, от рождения в Екатеринославской губернии в семье железнодорожника, через революционную, а затем и бурную украинизаторскую деятельность до самоубийства в Харькове, достаточно хорошо известна.
Гораздо хуже известен Скрипник как государственный деятель. А сквозь эту призму можно лучше понять, как произошло смешение крайне левых идей с украинским национализмом и к каким результатом привело. И, главное, мы увидим, почему наследниками товарища Скрипника де-факто являются не украинские коммунисты следующих поколений, а персонажи вроде Юрия Луценко, Тараса Креминя или Романа Безсмертного.
Расправа выше законности
После 1917 г. Николай Скрипник (правильнее было бы писать «Скрыпник», но раз в Википедии через «И», то спорить с ней не будем) занимал разные посты. Он был первым наркомом юстиции у Ленина, затем работал в ВЧК, а также попеременно занимал посты главы НКВД и генпрокурора УССР.
При этом никакого юридического образования он не имел — позади изюмское и курское реальные училища и очень недолгое пребывание в питерском технологическом институте. Зато у него было иное качество — жестокая непримиримость к противникам той власти, к которой он принадлежал. И он сокрушался, что поначалу ему не всегда давали расстреливать врагов В 1925 г. он писал:
«Я должен покаяться теперь, что у меня именно в ноябре и в декабре 1917 года был кое в чем определенный ультралевый уклон, а именно: я считал нужным, чтобы наша линия в отношении наших врагов была острее и непримиримее.
Я, например, считал тогда, что членов комитета охраны революции — Гоца и других, организовавших в ноябре восстание в Питере, Военный Революционный Комитет должен не отпустить под слово чести, а расстрелять… Так же после нашей победы над Пармским и Красновым. Когда генерал Краснов, отпущенный под честное слово, бродил по длинным коридорам Смольного, я тоже говорил, что лучше было бы его расстрелять…».
Чрезвычайные меры — дело для товарища Скрипника правильное и нужное.
«Вся ненависть злобного буржуа, вся ярость озабоченного мещанина, весь яд клеветы буржуазной прессы — все это концентрировалось на этом имени — ЧЕКА. Нет таких ложных мудрствований, нет таких легенд, вымыслов, ужасов, кошмаров, которыми буржуазия всего мира не окутала бы деятельность ЧЕКА.
И что же! Чрезвычайные комиссии и их работники могут с гордостью встретить этот черный паводок клеветы и злобы. Он означает лишь то, что буржуазия правильно поняла вес Чрезвычайных Комиссий как самого нужного органа пролетарской диктатуры. Да оно так и есть».
Расправа для Скрипника — дело оправданное, хотя было бы неплохо, чтобы она проходила по закону. Разумеется, только тому, что придумали сами, а не достался в наследство от предшественников. Так, в 1923 г. он в качестве наркома юстиции УССР размышлял по случаю пятилетия образования ЧК в Украине:
«Вместо ЧК стало ГПУ, аппарат политического сыска и дознания, с его новыми уточненными и улучшенными методами. Была административная расправа ЧК, и происходила она без соблюдения формальности — теперь мы рассматриваем дела через суд, придерживаясь правил и формальностей процессуальных кодексов, которые издал Центральный Исполнительный Комитет.
Формы нашей борьбы в защиту рабоче-крестьянской власти теперь не те, что были. Но те самые задачи остаются нам, тот самый враг стоит перед нами, те самые чувства к нему заполняют наши души — те самые методы борьбы имеем перед собой. Задачи борьбы против всех врагов рабоче-крестьянской диктатуры, немилосердная судебная расправа со всеми, кто восстает против власти пролетариата, это мы должны осуществлять еще и дальше».
Кто потом занимал эти посты и был инициатором расправ и беззаконий? Кто стал первым за многие годы главой МВД Украины без милицейских погонов? Для кого специально вносили изменения в закон, чтобы неюрист мог стать генпрокурором? Правильно! Зовут его Юрий Витальевич Луценко. Только вот они вместе с таким же неюристом Арсеном Аваковым, немало пожившим в Италии, добавили к наработкам Скрипника опыт его современника Бенито Муссолини по созданию неприкосновенных отрядов активистов, а практику фабрикации вещдоков взяли у своих недобросовестных подчинённых.
Равнять город по селу
Казалось бы, большевики — партия пролетарская, Скрипник в РСДРП чуть ли не с самого первого съезда, того самого, который прошел в Минске, чтобы его делегаты лишний раз не светились в столицах как нарушители Черты оседлости. Впрочем, Николай Алексеевич не по этой части и к проклятому вопросу стал иметь отношение только благодаря второму браку с гражданкой Хавиной Р. Л., 1904 года рождения, дочерью промышленника.
Но бабушки и дедушки товарища наркома были самыми настоящими хлебопашцами, а родители, хоть и стали работать на железной дороге, из «подлого сословия» так и не выписались. Так что пусть и не от сохи напрямую, а во всех дореволюционных анкетах Скрипник Николай Алексеевич был записан крестьянином. И сколько бы не пытался он изображать из себя борца за дело пролетариев всех стран, происхождение давало о себе знать.
Еще в 1921 году вышла статья Н. Скрипника «Донбасс и Украина (Из истории революционной борьбы на Украине 1917-1918 гг.)». В ней он считает, что не село должно подтягиваться к городу, а город — приспосабливаться к селу и прогнуться перед ним.
«Вместе с тем обычные в капиталистическом обществе противоречия между городом и деревней окрашивались на Украине национальными цветами. Село на Украине по своему национальному составу почти исключительно украинское. Город состоит из элементов, по национальному составу русских и полурусифицированных — еврейских и частично, на Правобережье, польских. Индустрия мало централизованная, предприятия — преимущественно мелкие или средние. Городской пролетариат сравнительно мало отошел от мелкобуржуазного окружения и живет еще многими и многими мелкобуржуазными предрассудками». Ой-ёй-ёй! Пролетариат заразился от буржуазии предрассудками! Интересно, каким путём?
Один из таких вирусов, по мнению Скрипника, «это предрассудок национальный, то есть взгляд на украинский язык и украинскую культуру как на язык и культуру третьестепенную, которую можно допустить лишь для "простого" домашнего обихода. Дело в том, что в городах Украины разговорным языком является частично русский, а частично, на западе — польский язык. Крестьяне свои культурные потребности удовлетворяют кое-как, употребляя украинский язык. Естественно, что мало организованный и не освобожденный окончательно из-под влияния буржуазии рабочий класс должен был усвоить себе от буржуазии и помещичьего класса высокомерное, пренебрежительное в крайнем случае отношение к украинскому языку и к украинской культуре».
А дальше вывод, которого постеснялись все остальные коммунистические вожди, кроме товарищей Мао и Пол Пота. Даже настоящие украинские националисты не позволяли говорить это так открыто:
«Посему первейшей задачей каждого сознательного рабочего является хорошее осознание, что для того, чтобы осуществлять свои классовые, пролетарские, коммунистические задачи, рабочему классу на Украине нужно, обязательно нужно, не отождествлять себя с русским языком и с русской культурой, не противопоставлять свою русскую культуру украинской культуре крестьянства, наоборот, надо всемерно пойти в этом деле навстречу крестьянству. Не как русский и украинец, не как носитель одной языковой культуры к представителю другой, "низшей", языковой культуры, а как пролетарий к малоимущему крестьянину, как передовой борец коммунистической революции к труженикам, которые еще не осознали своих классовых интересов…
Украинского крестьянина мы сможем завоевать только подходя к нему с понятным ему языком, а если надо, то и изучая даже этот самый язык… Равнять город относительно языка по украинскому селу, чтобы привести украинского крестьянина к равнению на пролетарский город. К этому теперь мы пришли, но только после долгой борьбы с мещанскими предрассудками, заражавшими основную нашу силу, городских рабочих»
Так кто же в этом отношении преемник Скрипника? Пол Пота с его выселением горожан в сельскую местность.
«Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы… Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность, во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль, и инициатива окажется в наших руках», — писал вождь Кампучии.
В 2005 году вице-премьер Украины Роман Безсмертный презентовал проект административной реформы. Если сельская община там прописана подробно, то внутреннее строение города этого разработчика не интересует и полностью отдается на откуп горсоветам. И это неудивительно, ведь украинский национализм, захвативший тогда под вывеской «демократии» власть в стране, как и любой центральноевропейский, базируется на ущербной идее противопоставления «расово-полноценной и национально сознательной» деревни городу, населенному «оккупантами и безродными космополитами» (до войны говорили прямее — чужаками и жидами). И не было никакого дела Безсмертному и его соратникам, что горожан в Украине втрое больше, чем сельчан.
Вам это ничего не напоминает? Мне — слова Ющенко о том, что «село — колыбель нации». Порошенко же говорил не столь прямолинейно: «Я считаю, что галичане являются основой государственности Украины». Если перевести с политического жаргона на общедоступный, то это звучит так: «живущие в домах убитых евреев и высланных поляков выходцы из окрестных сел, а не горожане во многих поколениях из Донбасса и Харькова — основа государства».
Нынешняя, так сказать, децентрализация, которую запустил в работу Владимир Гройсман, конечно, тоже действует в ущерб городу. Просто к городским поселениям прирезаются куски сельской местности, старые уездные города, а затем райцентры теряют административный статус и тоже растворяются в своих пригородах. А любая политика такого рода требует ответа на вопрос: куда девать мешающее «идее нации» население мегаполисов.
«Доведение украинизации до 100 %»
Воплощение этой его идеи — безжалостная политика украинизации. Причем начал Скрипник еще до официальной отмашки из Кремля.
28 сентября 1920 г. он издал приказ по Наркомату рабоче-крестьянской инспекции, который тогда возглавлял. В нем говорилось о мерах по реализации постановления Совнаркома УССР от 21 сентября. Культурно-просветительской инспекции предписывалось обратить внимание и следить:
«1) за выполнением порученной Наркомпросом задачи — разработке плана широкого развития воспитательных и образовательных учреждений всех степеней и разрядов с украинским языком преподавания; 2) за немедленным введением обязательного изучения украинского языка во всех заведениях с неукраинским языком преподавания»
А на заседании узкого состава коллегии НКЮ от 14 мая 1924 г. под председательством Николая Алексеевича было принято решение «признать необходимым издать приказ, которым установить срок для перевода делопроизводства на украинский язык с 1 июня, а делопроизводства более сложного — с 15 июля». Тогда же было решено обратиться в комиссию содействия галицким эмигрантам, чтобы взять на учет всех галичан-юристов и в случае необходимости заменить ими тех работников НКЮ, которые не смогут или не захотят овладеть украинским языком.
Нарком лично следил за тем, как реализовывалось это решение. Однако результат не давался так быстро, как представлялось. В частности, еще весь июнь протоколы заседаний (соответственно и сами заседания) велись на русском языке. Однако уже с 1 июля 1924 года в наркомате начали появляться документы на украинском языке, и дальше эта тенденция неуклонно усиливалась.
На заседании комиссии по рассмотрению плана деятельности Народного комиссариата юстиции и его местных органов на 1924 — 1925 гг. (докладчиком был М. И. Яворский) среди других положений содержалось и такое: «доведение украинизации до 100 %».
В наркомате юстиции была создана специальная комиссия по украинизации НКЮ. 9 августа 1924 г. заслушивался ее специальный доклад. Подтверждалась необходимость активизации работы в избранном направлении и намечались конкретные мероприятия. В принятом постановлении говорилось: «Предложить сотрудникам НКЮ, знающим украинский язык, разговаривать в комиссариате на украинском языке в официальных общениях». Здесь же речь шла о том, чтобы в дальнейшем не принимать на работу лиц, которые не знают языка, а заведующим отделами перевести делопроизводство на украинский язык.
А уж когда Скрипник возглавил наркомпрос, то не поздоровилось ни профессорам в вузах, ни учителям в школах, ни инженерам на заводах. За употребление русского языка могли и с работы уволить. Это Скрипнику принадлежат слова: «…Когда речь идет о путях развития языка и когда говорят, в частности теперь, на нынешнем отрезке времени, о противопоставлении украинского языка русскому, то мы на это отвечаем — старые воспоминания о «малороссийском наречие русского языка» на советскую почву тянуть ничего. У нас нет сомнений в самостоятельности украинского языка».
Чрезвычайную активность проявил Скрипник в ходе подготовки и утверждения нового украинского правописания, утвержденного постановлением Совнаркома УССР от 4 сентября 1928 года и получившего название «скрипниковского». Он также осмелился ставить вопрос о присоединении к Украине российских административных территорий, населенных украинцами. Называл этот вопрос «наболевшим, который нужно решить».
Кто же здесь является верным продолжателем дела Скрипника. Языковой омбудсмен Тарас Кремень и разработчики таких законов о языке и образовании, которые просто продолжают процесс, замедлившийся было после самоубийства Скрипника.
Вместо постскриптума. Памятник на месте
Могила Скрипника в Харькове была стёрта с лица земли ещё до того, как пришло время ставить надгробие. На её месте проходят трамвайные рельсы. Все труды Скрипника всё последующее советское время находились в спецхране. И его подробная биография, и сборник трудов с удовольствием были изданы эмигрантским мюнхенским издательством «Сучасність».
Когда первым секретарём ЦК КПУ был Пётр Шелест, память о Николае Алексеевиче решили увековечить — дважды издавали его биографии, разумеется со множеством лакун. В Харькове сначала хотели поставить надгробие, но, как рассказывал тогдашний председатель горисполкома Юрий Гуровой, точного места захоронения не нашли, хотя очень старались.
И в 1968 г. открыли памятник на улице Пушкинской, как раз напротив дома, где раньше жили издатель газеты «Утро» Анатолий Жмудский, его сестра, будущая обладательница «Оскара» Варвара Каринская, а в 1919 году обитал генерал Май-Маевский.
Когда сбрасывали памятники видным коммунистам в 2014-2015 годах, памятник Скрипнику в Харькове не тронули. И улицу Скрипника никто не стал переименовывать. Видимо, понимали «активисты», и поддержавшие их областные власти, что он — свой.
Замечу, что в постсоветское время биография Скрипника в виде книги вышла сначала в Киеве, а потом в Москве лишь раз. Её автором был коммунист, профессор Валерий Солдатенко. Да-да, тот самый, что перед Вятровичем возглавлял институт нацпамяти.
В этом году юбилей Скрипника проходит тихо. Возможно, что-то в прессе появится, но нарком-большевик — не Бандера и не Стецько, чтобы его чествовать на государственном уровне и выпускать памятную монету. Можно просто подворовывать его идеи и наработки и тихо делать то, что когда-то запустил в оборот товарищ Скрипник.
