Осенью 1941 года под Москвой был сформирован армейский запасной батальон специального минирования. Один взвод тут же был отправлен в Харьков, где началась подготовка к возможной сдаче города.
В первую очередь нужно было заминировать так называемый «дом Косиора» по адресу улицу Дзержинского, 17, в котором до 1934 года жило руководство республики, а после того, как столицу УССР перенесли в Киев — города. Кроме того, нужно было сделать непригодными к эксплуатации замечательные харьковские аэродромы, железную, дорогу, множество промышленных объектов.
Работы по минированию велись и днём, и ночью. Руководил ими самый известный и талантливый советский диверсант-подрывник полковник Илья Григорьевич Старинов.
После взрывов на Крещатике немцы с большой опаской относились к заселению зданий в оккупированных ими городах, а потому минирование радиоминами Ф-10 надо было провести так, чтобы они ничего не заподозрили. Для этого основной заряд разместили в подвале дома на глубине пять метров. В двух же метрах от поверхности поставили обычную мину замедленного действия с зарядом на 100 кг и часовым замыкателем.
Взрывчатку в дом с ведома члена военного совета Юго-Западного направления Никиты Сергеевича Хрущёва завозили, когда он ещё продолжал здесь жить и работать. Можно сказать, что будущий глава СССР фактически спал на тонне тротила, и съехал из «дома Косиора» перед самой сдачей Харькова.
Для того, чтобы немецкий штаб разместился именно здесь, в других наиболее привлекательных харьковских зданиях провели демонстративное минирование — начиная с 19 октября сапёры Старинова, не прячась и не шифруясь, среди бела дня завозили туда взрывчатку, копошились у окон и входа, одним словом, всячески демаскировали свою работу.
Одновременно шло минирование аэродромов. Полностью разрушить взлётные полосы минёры не могли — не хватало взрывчатки. Поэтому они в первую очередь подорвали ангары, а полосы заминировали, установив под бетонными плитами неизвлекаемые мины и заряды с замедленным действием.
В Харькове проживали испанцы — боевые товарищи Старинова, которых он хорошо знал ещё по совей «командировке» в сражавшуюся против Франко, а также итальянского и немецкого экспедиционных легионов, республиканскую Испанию. Многие из них обладали бесценным диверсионным опытом, и все они рвались в бой. Но возникла проблема: ни к одному из военкоматов эти люди приписаны не были, и в амию их не призывали, хотя они и очень просились — никто не хотел брать на себя такую ответственность.
Старинов поручился за этих людей перед своим командованием, и ему дали «добро», чтобы привлечь их к минированию Харькова. Узнав об этом испанцы обнимались и плакали от радости, будто их приглашают на какой-то праздник. В результате бывший командир XIV партизанского корпуса Доминго Унгрия и его сын, мадридские лётчики Бенито Устаррос и Мануэль Эррера, командир диверсионной группы Ипполито Ногес и многие другие тоже занялись минированием, нередко ложным.
В двадцатых числах октября 1941-го г. бои уже шли на окраинах Харькова.
Старинов и его помощники последний раз заехали в «дом Косиора». Он производил впечатление только что спешно покинутого, а значит, были все предпосылки, что у врага сложится впечатление, будто никакого серьёзного минирования провести здесь не могли. Вскоре группа Старинова также эвакуировалась сначала через Чугуев в Валуйки, а оттуда в Воронеж — туда постепенно «перекочёвывали» все штабы и службы Юго-Западного направления.
10 ноября полковника вызвали в штаб фронта. Его разведка раздобыла копию приказа одной из немецких частей от 8 ноября № 98/41. В нём указывалось, что противник обнаружил множество русских мин, в том числе замедленного действия с часовыми и электрохимическими замыкателями, которыми были заминированы многие харьковские здания и сооружения. Говорилось и о том, что немцы извлекли мину из «дома Косиора».
К переводу приказа была прикреплена написанная чьим-то энергичным размашистым почерком записка: «Эти легко обнаруживаемые и обезвреживаемые мины устанавливались под руководством полковника И. Г. Старинова». Полковнику высказали претензию, что его люди плохо работают, на что он возразил — противник заглотнул «наживку», основные же заряды пока ещё ждут своего часа. Его слова встретили со скепсисом, но ничего в ответ не сказали.
Утром 13 ноября поступил приказ передать радиосигнал и заложенные в Харькове мины взорвать. В 3:15 ночи из Воронежа со специальной радиостанции проведена первая радиопередача. В дальнейшем, на разных волнах, разными шифрами подали еще несколько сигналов. Последний — в шесть часов утра.
Днём в Харьков полетел самолёт-разведчик, с установленным под фюзеляжем фотоаппаратом. На снимках было видно, что большая часть мин сдетонировала с большим эффектом, однако, к сожалению, дом на Дзержинского, 17 в фотообъектив не попал. О результатах этого минирования Старинов узнал только осенью 1943 года, когда после освобождения Харькова его туда направил начальник Украинского штаба партизанского движения генерал-майор Тимофей Строкач.
В городе Старинов первым делом поехал к дому на Дзержинского, 17. Вместо него он обнаружил только большую заполненную водой яму.
Жившие в соседнем доме Анна Григорьевна и Валентина Федосеевна Беренда рассказали ему, что в ночь на 14 ноября 1941 года проснулись от сильного толчка и грохота. «Дома Косиора» не было, над тем местом, где он стоял, висело облако пыли. Пахло гарью и кислым. Утром обнаружилось, что на соседскую крышу закинуло остатки рояля, а на забор клочья обмундирования. Немцы долго рылись в обломках, но, похоже, никого из погибших не нашли. Кто погиб, женщины не знали.
На третий или четвёртый день пребывания в Харькове Старинову позвонили из горкома и попросили приехать — по словам звонившего полковника ждал там какой-то сюрприз. Им оказался пленный рыжий с проседью немецкий капитан-сапёр Карл Гейден. Это он занимался разминированием Харькова в ноябре 41-го и «проморгал» уничтожившую «дом Косиора» мину. Гейден и рассказал, как всё происходило.
Комендантом города тогда осенью 41-го немцы назначили 54-летнего командира 68-й пехотной дивизии генерал-майора Георга фон Брауна. Этот палач уже отметился массовыми казнями в Проскурове (современный Хмельницкий) и Виннице. Теперь по его приказу на балконах и деревьях Харькова развесили людей, обвинённых в том, что они были коммунистами.
1 ноября фюрер присвоил ему звание генерал-лейтенанта, под его началом находился самый большой город Украины — фон Брауну было чем гордиться. Бытие ему отравляла только необходимость ютиться в какой-то хибаре на окраине Харькова с удобствами во дворе, так как в центр города переезжать он боялся. Повсюду были расклеены подписанные Брауном объявления:
«Каждый житель, который знает места, где заложены мины, бомбы замедленного действия, подрывные снаряды, или же подозревает о заминировании каких-то объектов, обязан немедленно сообщить об этом. За правильные сведения будет выдаваться денежное вознаграждение. С другой стороны, каждый, кто скроет известные ему сведения о заминированных участках и не сообщит об этом, будет предан смертной казни…».
Вскоре к Гейдену, который тогда служил в 68-й дивизии и отвечал за разминирование города, явился некий местный житель — он был готов указать, где русские поставили свои мины. Для немецких сапёров такой человек — это большая находка. Благодаря предателю вскоре подчинённые Гейдена разминировали практически все здания.
В доме по адресу Дзержинского, 17 подозрительный проводок обнаружили в куче угля. Проследив, куда он уходит, сапёры нашли заложенный русскими фугас. Добирались они до него почти три часа, но в конце концов всё-таки извлекли — огромный, с массой дублирующих и подстраховывающих друг друга взрывателей и замыкателей.
Не догадываясь, что он обнаружил только «блесну», бравый капитан тут же доложил об успехе фон Брауну, и тот с облегчением вздохнув, поторопился переехать в «дом Косиора» — ноябрь выдался очень морозным, и необходимость пользоваться холодным нужником немецкого генерала крайне «напрягала». В ночь с 13 на 14 ноября он поплатился за это поспешное решение — на войне погоня за комфортом нередко чревата летальным исходом.
Вечером каждого дня Браун любил совершать небольшой моцион — он прогуливался после ужина во дворе дома, а затем отправлялся в постель. Так было и вечером 13 ноября 1941, немецкий палач отмерял свою очередную порцию шагов и пошёл спать… проснуться ему уже не довелось.
За допущенную фатальную ошибку Гейдена понизили в звании и отправили на фронт, а по Харькову распространилась легенда, что вражеского генерала ликвидировали храбрые подпольщики. Однако правда была несколько иной.
Кроме «дома Косиора», в котором помимо Брауна погибли ещё два высокопоставленных офицера и семнадцать солдат, в самом городе и его окрестностях благодаря действиям группы Старинова на минах подорвалось много вражеских автомобилей и несколько поездов. Противник так и не смог использовать дорогу Харьков — Чугуев, ему пришлось параллельно шоссе строить грейдерную дорогу.
Также немцы долго не смогли использовать аэродромы — их ввели в эксплуатацию только поздней весной 42-го года. До этого осколочные фугасы взрывались на стоянках самолётов и взлётных полосах. Гораздо больше потерь, чем взрывы в городе, немцам нанесло уничтожение подвижного железнодорожного состава, который был занят в перевозке вражеских войск.
И тем не менее наибольшую известность, благодаря личности погибшего, минёрам Старинова всё-таки принёс подрыв «дома Косиора».
