Можно было бы, конечно, начать с того, что в Харькове физику преподавали, по меньшей мере, с 1726 года, когда для воспитания местных недорослей князь Михаил Голицын открыл коллегиум. Или с 1805 и 1885 годов, с основания университета и технологического института, но к данной истории ни эти годы, ни эти учебные заведения не имеют никакого отношения.
К 1928 году они формально не существовали и были разделены на несколько институтов. Революция, эмиграция и украинизация нанесли харьковским научным школам непоправимый урон.
Конечно, еще оставались в тогдашней столице УССР неуехавшие и недорепрессированные остатки старой школы, а также их многочисленные ученики, пришедшие после рабфаков и советских единых трудовых школ, но они также имеют к этому крайне опосредованное отношение. Не будь этого уникального потенциала, события эти произошли бы где-нибудь в другом месте. Например, в Баку, где «органы» не так свирепствовали и нашли приют многие профессора с севера. Но всё же выбрали Харьков.
В 1928 году советское руководство пришло к выводу, что концентрация научных учреждений в Москве и Ленинграде уже не удовлетворяла промышленные окраины. Возник вопрос о «децентрализации физики».
То, что подобные процессы имели место в Германии, США и других странах, хорошо знал академик Абрам Иоффе, и он выступил с инициативой создания в стране ряда новых научно-исследовательских центров, в частности в Харькове и предложил «…развить Харьковский физико-технический центр до размеров, которые отвечали бы промышленному и культурному значению этого города».
Решение о создании Украинского физико-технического института (УФТИ) было принято Президиумом коллегии ВСНХ СССР 18 июня 1928 г. Отправляясь создавать УФТИ, 34-летний новоназначенный директор института Иван Обреимов взял с собой большую группу ещё более молодых ученых из Ленинградского физико-технического института, в которой были А. И. Лейпунский, Л. В. Шубников, К. Д. Синельников, А. К. Вальтер, В. С. Горский, Г. Д. Латышев, Л. В. Розенкевич и др., а из местных кадров он привлёк А. А. Слуцкина.
Здания для этого уникального коллектива в стиле конструктивизма строятся между корпусами бывшего технологического института, занятыми разными техническими вузами (позднее они вновь объединятся в политехнический институт), и зловещим зданием на улице Чайковского, где совсем недавно чекист-садист Саенко (а в те годы уже директор расположенной неподалёку фабрики «Красная нить») издевался над заключёнными вверенного ему концлагеря. Обреимов говорил, что «УФТИ стоит на костях императрицы Марии». Как раз в 1928 году, когда начали строить это здание, в Севастополе разобрали линкор «Императрица Мария» и использовали его части как осевые для этого здания. Эти балки пронзают весь корпус от подвала до крыши.
Лев Шубников возглавлял первую лабораторию низких температур, Bадим Горский-рентгеновский отдел, а Александр Лейпунский-лабораторию расщепления ядер. А в 1932 году туда прибыл и будущий нобелевский лауреат Лев Ландау. Каждому из них ещё не было и тридцати лет. Буквально сразу харьковский институт оказался в эпицентре мировой физической науки.
В те времена еще не было тотального засекречивания, и советские учёные свободно передвигались по миру и принимали у себя зарубежных коллег. В Харькове на территории института гуляли мамы с детьми и собачники из прилегающих домов, но прежде всего физики с мировыми именами. Там можно было запросто поздороваться за руку с Нильсом Бором, Полем Дираком и другими корифеями ядерных исследователей. В УФТИ специально трудоустроились немецкие, австрийские и американские учёные. Это позднее 4.5 гектара институтской территории было обнесено высоким забором с колючей проволокой, а основные лаборатории УФТИ переехали в отделённые лесопарком от города Пятихатки.
Лабораторию Александра Лейпунского в институте называли «высоковольтной бригадой» за то, что в её распоряжении находился высоковольтный генератор ван де Граафа. Это устройство мощностью в один мегавольт и диаметром камеры в десять метров было собрано из деталей как местного производства, так и присланных из-за границы.
Лейпунский вместе со своими коллегами начали эксперименты по расщеплению атомного ядра практически одновременно с британской Кавендишской лабораторией. Именно ее сотрудники Кокрофт и Уолтон в мае 1932 году смогли разбить атом лития на изотопы водорода и гелия. Харьковские учёные смогли это же сделать в октябре и стали вторыми.
Их успешный эксперимент состоялся 10 октября 1932 года.
В этот день совершенно случайно в институте оказался будущий лауреат Нобелевской премии академик Петр Капица. Вместе с «высоковольтной бригадой» он своими глазами увидел, как по мере увеличения ускоряющего протоны напряжения в поле зрения микроскопа появляются искры, свидетельствующие о развале ядер лития. На следующий день «Правда» опубликовала рапорт Обреимова руководителям партии и правительства на первой полосе.
После этих опытов ядерная физика из сугубо теоретического знания начала свой путь к прикладной дисциплине. Без них были бы невозможны ни ядерное оружие, ни атомная энергетика.
Кем же были члены этой «высоковольтной бригады? Все четверо впоследствии стали академиками. Лейпунский и Синельников в разные годы были директорами УФТИ, но их судьбы сложились совсем по-разному.
Уроженец местечка Драгили Гродненской губернии академик Александр Ильич Лейпунский стал директором института в 1933 году. Как вспоминали его коллеги, когда Лейпунский находился на этом посту, то не имел даже новой пары ботинок, чтобы идти на приём к наркому. Единственные рабочие башмаки, не стесняясь, «просили каши». И директор УФТИ объяснял эту ситуацию так: «Ничего страшного — на Украине-то тепло».
В 1937 году он был исключен из ВКП (б), а в 1938 году арестован. Но в тюрьму все же не попал: в связи с истечением срока следствия и отсутствием достаточных данных для предания по постановлению начальника 1-го отделения 3-го отдела УГБ НКВД УССР Ровинского от 8 августа 1938 года дело в отношении А.И. Лейпунского было прекращено, и он был освобожден.
Ему очень повезло: коллеги Лейпунского Шубников и Лев Горский были расстреляны, Лев Ландау попал в лагерь и был освобождён оттуда только благодаря настойчивым обращениям Нильса Бора и Петра Капицы к Сталину и Берии, немало сотрудников УФТИ прошли лагеря. Фридрих Хоутерманс вообще был выдан Гестапо как обладатель германского паспорта. Но его вскоре выпустили, а во время войны привезли в оккупированный Харьков, где он пытался наладить работу УФТИ.
Позднее Лейпунский работал деканом МИФИ и научным руководителем программы создания ядерных реакторов на быстрых нейтронах в Обнинске.
Академик Кирилл Синельников, дворянин Екатеринославской губернии и потомок одного из основателей Екатеринослава, возглавлял УФТИ с 1944 года до своей кончины в 1965 году. Ученый скромно говорил о себе: «Двадцатый век создал новую профессию для ученого-физика — профессию организатора науки. Это моя профессия».
До последних дней работал в УФТИ и академик Антон Вальтер, родившийся в Петербурге в остзейской дворянской семье. Благодаря ему была создана учебная база харьковской ядерной физики — ядерное отделение, а затем — физико-технический факультет университета.
Член-корреспондент АН УССР и академик АН КазССР Георгий Дмитриевич Латышев, работая в УФТИ, одновременно заведовал кафедрой физики Харьковского химико-технологического института в 1930-1941 годах. Затем он был заведующим отделом Института физики АН УССР и одновременно заведующим лабораторией Ленинградского физико-технического. В 1958 году он организовал Институт ядерной физики АН Казахской ССР и был его директором до 1965 года. Затем он переехал в Киев, где работал в Институте ядерных исследований АН УССР (1970-1973).
УФТИ, а ныне Национальный научный центр «Харьковский физико-технический институт» (ННЦ ХФТИ) существует и по сей день, рядом с ним проходит улица Академика Вальтера. Старые корпуса, кроме типографии, полузаброшены и, возможно, пойдут под снос.
С 2006 года в Харькове стоит памятный знак в честь успешного опыта по расщеплению атомного ядра. Оно же было отражено на советском гербе города, а ныне — на гербе области.
