Особый интерес в этом контексте представляет докладная записка «О положении православной церкви и деятельности духовенства в Ровенской области» от 1944 года, написанная начальником 2-го управления НКГБ Украинской ССР Павлом Медведевым.
На тринадцати страницах документа коротко, но очень емко рассказывается о том, как появилась и развивалась на территории Ровенской области так называемая Украинская автокефальная православная церковь. Как функционеры этой организации сотрудничали с немецкими оккупантами и различными фракциями украинских националистов, враждебными друг другу и находившимися в неоднозначных отношениях с немцами.
Главным же врагом УАПЦ были «автономисты», или представителей Автономной Украинской Церкви, которые несмотря на войну не разорвали своей канонической связи с Московским Патриархатом, признавая его верховенство, а Украинскую Церковь считали хоть и автономной, но неотъемлемой частью всей Русской Православной Церкви.
«Опять власть меняется!» Ровенская епархия при поляках, Советах и немцах
Как следует из обнародованного документа, тенденции к расколу обнаружились в Ровенской епархии еще до немецкой оккупации, а именно, в 1939 году, когда приходы этого диоцеза отошли в юрисдикцию Польской автокефальной православной Церкви под руководством митрополита Дионисия (Валединского). Который уже в сороковые стал учредителем УАПЦ.
Про Валединского можно рассказать очень много интересных историй, настолько это была колоритная личность. Биография этого исторического деятеля, несомненно, заслуживает отдельного рассмотрения, пока же стоит сказать, что начинал он как священнослужитель Русской Церкви, но уже в 1923 году, вопреки воле Москвы, и при непосредственном участии Константинопольского Патриарха Мелетия IV стал первоиерархом Польской православной Церкви. Следующий константинопольский первоиерарх Григорий VII снова вопреки воле Москвы объявил Польскую церковь автокефальной.
Таким образом, уже с начала 20-х каноничность епископства Дионисия (Валединского) была, мягко говоря, спорной. К тому же, не подчинялся он, как и другие польские епископы воле Московской патриархии и ранее, и уже по политическим вопросам.
Дело в том, что в 1922 году состоялся Собор православных епископов Польши, на котором Дионисий был возведён в сан архиепископа, но, помимо этого, вопреки воле Патриарха Московского Тихона, этот собор заключил конкордат, то есть политическое соглашение, с правительством Польши.
Есть мнение, что этот конкордат привел к тому, о чем позже в своей докладной записке напишет Павел Медведев, характеризуя положение православных в Польше вообще, и тех верующих, которых духовно окормлял Валединский, в частности: «часть православного духовенства, находившаяся под гнетом польских властей, проводивших политику привлечения в католичество православного населения и насаждения униатства, установление Советской власти и объявление законоположения о свободе религии, отделении церкви от государства и школы — встретила положительно».
То есть, православные после польской церковной политики встретили Советскую власть, как глоток свободы от постоянного внешнего давления.
Однако, советская политика в отношении Церкви также была репрессивной, потому ко времени прихода немцев уже появилось некоторое число священников и епископов, которые встретили оккупантов с радостью. В отчете об этом говорится так:
«с оккупацией Ровенской области, враждебно настроенная часть духовенства организовала в церквях торжественные молебны и шествия, с профашистскими проповедями, на которых выносила благодарность немцам за освобождение». Благодарностью дело не ограничилось, некоторые священники прямо призывали «верующих оказывать помощь немецкой армии в борьбе с Советским Союзом».
Однако, как подчеркивает Павел Медведев, «основная часть духовенства, в связи с отрицательным реагированием верующих на антисоветские выступления в церкви, оставалась на нейтральных позициях».
Естественно, что оккупационным властям, «нейтральные позиции» были не особенно интересны, равно, как и украинским националистам. Как отмечает в записке Медведев, «немецкие оккупационные власти, ожидавшие всеобщей благодарности… вынуждены были насильно заставлять служить им благодарственные молебны».
Что характерно, это требование было передано духовенству не немцами непосредственно, а «областным головой Карнауховым и головой городской управы Поликарпом Бульбой (как выяснится ниже, это тоже были представители украинских националистов)», которые пояснили, что если молебны в благодарность «немецким освободителями» не будут служиться, то священников ждет «большая неприятность».
Немцы, при этом, заставляли церковь призывать население к выполнению вполне утилитарных задач: «проведение мероприятий по мобилизации рабочей силы в Германию, изъятью продовольствия, сбору теплой одежды для немецкой армии».
А вот политические идеи через церковь старались продвигать украинские националисты. Так, в докладной записке отмечается: «проведенный в Ровенском соборе по заданию головы облуправы Карнаухова благодарственный молебен был использован националистами в своих целях.
После молебна выступил националист, некий Работницкий, который, указав, что настало время создания самостийной Украины, сообщил о создании во Львове украинского правительства. После него оуновец Волошин огласил декларацию о провозглашении «независимой Украины»».
Автокефалия против Автономии
В 1941 году в Ровно прибыла целая делегация влиятельных националистов, среди которых был и Мстислав (Скрыпник), в будущем, глава УАПЦ в Европе, племянник Симона Петлюры. Эти деятели стали давить на епископа Алексия (Громадского), «с требованием немедленного введения украинского языка в церковном богослужении и провозглашения Украинской Автокефальной Православной Церкви».
Что из этого получилось известно хорошо и без новых архивных документов: Громадский провозгласил церковную автономию в составе Русской Церкви.
Тогда националисты «добившись через митрополита Варшавского Дионисия учреждения на территории оккупированной Украины автокефальной церкви, во главе которой в качестве администратора немцами был поставлен епископ Луцкий Поликарп Сикорский, развернули среди верующих и духовенства агитацию за переход церквей в автокефальную ориентацию».
С агитацией, правда, сразу как-то не задалось, поскольку «верующие и духовенство…встретили автокефалию резко отрицательно».
Не помогла даже организованная в январе 1942 года торжественная встреча Поликарпа с представителями Рейхскомиссариата, а также активное распространение антисоветских, а, по сути, «антиавтономных» воззваний Поликарпа и иных автокефалистов через оккупационную прессу.
В итоге, в конце 1942 года, новосозданной ровенской «Церковной радой» УАПЦ, большинство в которой были мирянами-националистами и гебскомиссариатом Ровно был созван съезд духовенства Ровенской области. Всего православного духовенства, в том числе и остающихся верными Московскому патриархату «автономистов».
Гебскомиссар открывал это «церковное» мероприятие вступительной речью, в которой озвучил священникам уже стандартные немецкие требования: вести агитацию в пользу оккупантов, поставок для них еды и одежды, а также мобилизации прихожан на работы в Германию. Завершив свой спич, немецкий начальник удалился.
А вот дальше взяли слово националисты, которые заявили, что те, «кто не подпишется за епископа Поликарпа, тот против немецкой власти и будет репрессирован немецкими карательными органами. Дискуссия по этому вопросу совершенно недопустима…». Несмотря на этот ультиматум и прямые угрозы, «духовенство категорически отказалось подписать декларацию и покинуло зал».
Это было фиаско националистов. При том, максимально публичное. Поскольку, вопреки собственным заверениям они не имели серьезного влияния на население, они были для немцев бесполезны, а так как при этом претендовали на существование неких собственных политических организаций — еще и вредны.
Впрочем, пока немецкие власти были еще относительно лояльно настроены к УАПЦ, и на жалобу группы духовенства в Рейсхомиссариат по поводу засилья на съезде националистов не отреагировали никак.
Сами же националисты перешли к тактике индивидуальных угроз. В том числе и посредством украинского отдела гебскомиссариата.
Священникам писали анонимные записки с угрозами и требованиями покинуть приход, вызывали на «беседы» с представителями гебскоммиссариата и требовали перейти в автокефальную юрисдикцию.
Однако, автономисты тоже не желали так просто сдавать позиции, и в Ровно архиепископом Алексием Громадским был направлен епископ Федор Рафальский. Параллельно и УАПЦ направило в Ровно своего «епископа», Платона Артемчука. Это привело к беспрецедентной ситуации: «по указанию гебскомиссариата собор автономной ориентации был разделён, одну неделю служил епископ Федор, другую Платон». То есть, раскольники и каноническая церковь по очереди служили в одном и том же храме.
При этом, Платон грозил всем священникам, не перешедшим в автокефалию анафемой, а через сеть городских управ была передана директива «не признавать автономистов», что выливалось в административное отстранение их от богослужебной деятельности с передачей церквей автокефалистам.
Характерно, что всё это практически не давало сторонникам УАПЦ ощутимых результатов. Население в Ровно отрицательно относилось и к немцам, и к националистам, и украинскому языку на богослужениях.
Раскол ОУН и Ровенская епархия
Здесь нужно сказать о том, что и сама националистическая среда на Украине была неоднородна. Были оуновцы-мельниковцы, и были бандеровцы. Мельниковцы составляли, если так можно выразиться, более консервативное крыло ОУН, ориентированное при этом в большей мене на немецких оккупантов. И именно они первыми «взяли в оборот» возникшую в условиях оккупации УАПЦ.
Мельниковцы для украинизации церкви использовали прежде всего психологическое давление и административные меры, а террор применяли скорее точечно. Когда оказалось, что ни запугать главу автономной церкви митрополита Алексея (Громадского), ни натравить на него в общем индифферентных к украинским внутрицерковным конфликтами немцев не удалось, мельниковские боевики расправились с непокорном иерархом. 7 мая 1943 г. автомобиль митрополита попал в засаду, и Алексей Громадский был убит.
Бандеровцы не только в теории, но и на практике были радикальны настолько, что это напрягало даже немцев. «Визитной карточкой» движения стало массовое насилие на низовом уровне. Применяли они его и в церковном вопросе.
Начинали, конечно, с угроз. Согласно записке Медведева: «в июле 1943 года в с. Черницы Корецкого района, Отспчуку Алексею (священнику), ночью зашла в квартиру группа вооруженных националистов, и угрожая расстрелом, предложила служить в церкви на украинском языке».
Страшная цена отказа от такого «предложения» уже была хорошо известна. Еще «в начале 1943 года отказавшиеся в церковной службе перейти на украинский язык священники <…> (в количестве пяти человек) были вывезены националистами в лес и расстреляны».
Безусловно в реальности, на низовом уровне грань между ОУН(м) и ОУН(б) была весьма условной, а раскол движения был мотивирован личными амбициями вождей-«проводников» не меньше, чем какими-то объективными идейными, тактическими или поколенческими различиями.
И иерархи УАПЦ прекрасно это понимали. В националистическом активе они видели костяк своей паствы, способный силой и угрозами привести в автокефальную церковь новых прихожан. Клирики УАПЦ как умели пытались «уврачевать раскол» украинского движения и агитировали за объединение всех его фракций, групп и течений (которые не исчерпывались наличием ОУНб и ОУНм). В текущей раздробленности этих групп обвиняли ни много, ни мало, а евреев!
Показательна в этом отношении проповедь председателя управления православной миссии УАПЦ, протоиерея Федора Гайденко, который умудрился очень прозрачно намекнуть на то, что Симон Петлюра — это то ли жертва, а то ли вообще ставленник «еврейского заговора». Впрочем, предоставим слово самому «протоиерею», благо в докладной записке его речь с амвона процитирована дословно:
«Не будем далеко рассматривать прошлое, вспомним лишь гетмана Скоропадского. Украина в то время имела все данные для самостоятельности… Но это не понравилось мировому жидовству. Вместо Скорпадского поставлен атаман Петлюра, а затем устранен и сам Петлюра, а Украина разделена между Польшей и Советами.
Когда атаман начал работать для обретения самостоятельности, то его выгнали из Польши, а затем убили в Париже рукой жида Шварцварда. После атамана Петлюры убит Коновалец. Этой дорогой, которую указывает жидовство, живем и сегодня. И когда все эти группировки будут использованы жидовством в необходимой им мере, то дорогой атамана Петлюры пойдут «вожди» Бандера, Мельник с целой своей элитой и вообще все «лесные дети»».
В конце проведи содержался призыв к этим самым «лесным детям» выходить «из своих лесных логовищ» и «регистрироваться в любом учреждении немецком». То есть, идти на самое тесное сотрудничество с нацистами.
Они же дети. Лесные дети…
В итоге, «используя все средства воздействия на верующих и духовенство, епископу Платону при поддержке немецких властей, к середине 1943 года удалось подчинить себе большую половину существовавших в Ровенской области православных приходов».
Фактором, который серьезно повлиял как на эскалацию насилия, так и на изменение общей расстановки сил на оккупированной Ровенщине стало появление в 1943 г. УПА, как организованной вооруженной силы бандеровской версии ОУН.
Ну а дальше ОУН развернулось во всю ширь, все больше подчиняя УАПЦ в Ровенской области именно своим нуждам, как они это понимали. Например, «летом 1943 года в церквях Домбровского района с помощью духовенства были организованы специальные богослужения, на которых освящались ножи для уничтожения ими польского, еврейского населения и советских партизан».
Обряд «освящения ножей», был воспет в стихах Тараса Шевченко об украинских повстанцах XVIII века гайдамаках, славившихся особой жестокостью по отношению к полякам и евреям. Поскольку к 1943 г. «еврейский вопрос» на Волыни был уже «решен» совместными усилиями оккупантов и актива обоих фракций ОУН, настал черед поляков. События, вошедшие в историю как Волынская резня, начавшись в марте 1943 г. достигли апогея как раз в июле этого года.
Параллельно в 1943 году совершались парады УПА, с активной агитацией вступать в ряды этой «повстанческой армии». По завершении парадов служились молебны «на верность самостийной Украины».
Националисты взяли под контроль УАПЦ в Ровенской области на системной основе, поскольку в УПА был целый специализированный орган, так называемая «администрация украинской церкви». Это был орган параллельный и далеко не всегда подконтрольный немецким оккупационным властям.
В рамках работы этой структуры, при непосредственном участии духовенства УАПЦ «на окраине почти всех населенных пунктов Ровенской области… были построены так называемые памятники «Борцам за волю Украины»». Они представляли из себя курганы с крестами, на которых «были прибиты, выгравированы или выложены у подножья камнями петлюровские тризубы». Естественно, что все эти курганы освящались клириками УАПЦ. И, как сказано в докладной записке, по прямой директиве ровенского епископа Платона.
В общем, если отходить от того исторического периода и обратить внимание на день сегодняшний, то становится понятно откуда в украинских неонацистских кругах так развит «культ мертвых». Даже «памятники» возрождения, самостийности и грядущей «перемоги» у ОУН были пронизаны идеей смерти и могильных курганов.
Попав под контроль бандеровской церковной «администрации», УАПЦ в Ровенской области в какой-то момент окончательно перестала устраивать оккупационные власти. Как отмечает Медведев, «с середины 1943 года…немецкие оккупанты изменили свою тактику, запретив автокефалистам захват новых церквей».
Когда клирики УАПЦ при поддержке «активистов» по привычке попытались захватить в Ровно последнюю «автономную» церковь уже после официального запрета на подобные действия со стороны немцев «активистов» арестовало гестапо.
Понять логику оккупантов несложно.
От подобных захватов страдали верующие — т.е. группа гражданского населения, наименее ориентированная на советскую власть. Осуществляли их автокефалии, при силовой поддержке светских националистов. И те и другие у населения прочно ассоциировались с оккупантами, поскольку развернули свою деятельность не просто с приходом немцев, но и в непосредственном сотрудничестве.
Захваты храмов со стороны УАПЦ, уже перешедшей под фактический контроль «лесных детей», подрывали лояльность к немцам местного населения, а значит создавали базу поддержки для активно проникающих в регион красных партизан, которые были для гитлеровцев несравненно большей проблемой чем УПА.
***
Впрочем, несмотря на все эти перипетии, интриги и конфликты итог УАПЦ был предсказуем.
Красная Армия освободила Украину, большинство «иерархов» этой «церкви» бежали с отступающими немецкими частями, а потом стали «видными религиозными деятелями украинской диаспоры за рубежом».
Однако же, рассматриваемый архивный документ очень четко говорит о том, что в УАПЦ на уровне руководства вопрос вероисповедания стоял совсем не на первом месте. Во главу угла была поставлена политика и жгучее желание устранить Русскую Церковь, в том числе и физическим путем, а также вопрос лавирования между немецкими оккупантами и группировками ОУН для обретения еще большей власти.
Эти факты прямо противоречат культивируемому на Украине мифу об УАПЦ, как о светоче национальной борьбы, самостийности и незалежности, а также христианского подвижничества. На деле же, очевидно, что УАПЦ была сборищем карьеристов, предателей, сумасшедших и людей, которые сочетали в себе все три вышеизложенных качества.
