День журналиста Украины, который отмечается 6 июня, еще со времен Кравчука — это повод поднять бокал не за здравие, а за упокой медийного ремесла. В стране давно нет реальной свободы слова, а вместе с ней ушли в прошлое пресловутые стандарты, которые должны регламентировать работу профессионального сообщества журналистов.
Последние семь лет в этой среде безраздельно господствует патриотическая самоцензура — вплоть до публичных доносов на своих коллег с неправильными взглядами на политику. А государство развернуло масштабную травлю уцелевших оппозиционных СМИ, чтобы закрыть рот немногочисленным диссидентам.
Информационное пространство страны в открытую зачищается от критической позиции и оценки. И каждый, кто хочет высказать свое альтернативное мнение, рискует оказаться в постоянно растущем списке врагов украинской нации.
Конечно, так было далеко не всегда. Когда-то, в прежние времена, Украина могла похвастаться высоким уровнем свободы слова и реальной демократией в публичной медийной сфере, выгодно отличаясь в этом смысле от большинства других постсоветских стран. По большому счету, каждый писал и говорил, что хотел — не слишком переживая, что думает по этому поводу государство. В эту былинную эпоху журналисты могли исповедовать практически любые убеждения, а люди с разной идеологией мирно уживались между собой в рамках профессионального сообщества — и даже в богатом внутреннем мире отдельно взятого коллектива.
Я помню это по опыту работы в газете «Сегодня», которая по праву считалась ведущим информационным изданием Украины. В нашей редакции трудились пламенные украинские патриоты, а также их непримиримые оппоненты, среди который выделялся покойный публицист Олесь Бузина. А многие журналисты вообще не хотели декларировать какие-то определенные взгляды, предпочитая сторониться политических крайностей — потому что показной национализм, с надетой на мозги вышиванкой, еще не был тогда обязанностью, вызывая иронические насмешки.
Работники украинских СМИ ценили свободу слова — особенно после трагической гибели Георгия Гонгадзе, и остро реагировали на любые попытки ограничить собственные права, защищая друг друга в любой критической ситуации. А власти практически никогда не решались на реальное преследование оппозиционных медиа, потому что это сразу же влекло отпор со стороны наиболее активной части политически сознательных украинцев. И обычно не приносило чиновникам ничего, кроме плохого пиара.
Зыбкий демократический консенсус начал сворачиваться накануне Евромайдана — по мере того, как украинское общество погружалось в атмосферу безумной патриотической истерии. В авангарде этого разрушительного процесса находились именно журналисты — сплоченная команда профессиональных грантоедов, которые без проблем сошлись с зигующими ультраправыми «активистами», обеспечивая им медийное прикрытие и поддержку.
Работники медиа выполняли в те дни не самую благовидную роль армейских политруков — указывая, кого следует любить или ненавидеть. Причем, они получили в свои руки мощнейший информационный ресурс и ретранслировали эту повестку огромной аудитории. А она безоговорочно доверяла рассказам про золотой батон и золотой унитаз, фотографиям с оторванным ухом Булатова, или честным новостям про высадившихся в Борисполе десантников из России.
Все это привело к взрывному росту нетерпимости и вражды, и буквально раскололо между собой медийных работников Украины. Критическое отношение к оппозиции, в лице Порошенко, Тягнибока, Кличко и Яценюка, стало приравниваться к предательству Украины, а недостаточно восторженное мнение о политических целях Евромайдана сходу объявляли пропагандистской установкой Кремля. Со всеми вытекающими отсюда последствиями для скептиков-маловеров.
Объективное отношение к происходящим событиям вообще стало недопустимым — к примеру, нацистов нельзя было называть нацистами, потому что они внезапно оказались ключевыми союзниками Добра в борьбе с режимом Виктора Януковича. Предупреждения об угрозе гражданской войны, о грядущих антисоциальных реформах, агрессивной декоммунизации и перспективах внешнего управления из-за океана относили к враждебным фейкам. Правильному украинскому журналисту полагалось врать или молчать о всех неудобных фактах — чтобы ненароком не подыграть правдивой информацией оппонентам.
Этот принцип лицемерного двоемыслия, помноженный на нетерпимость к инакомыслящим, прочно закрепился в медиа после победы Евромайдана — с началом бесконечной трагедии на Донбассе. Цензура и самоцензура стали считаться в Украине благом во спасение страдающей от агрессии Родины. А вчерашние журналисты, борцы за свободу слова, превратившиеся в чиновников, министров и депутатов, громогласно требуют арестовывать или изгонять из профессии своих прежних коллег. Просто потому, что они говорят, пишут и думают по-другому.
«Со времен Кучмы журналистское сообщество очень сильно изменилось — особенно после 2014 года. Как говорят ученые, лягушку можно сварить заживо, если подогревать воду медленно. И с нашим братом-журналистом произошло то же самое. Вначале власти запретили называть происходящий на востоке Украины конфликт гражданской войной, вести какие-либо дискуссии о федеративном устройстве страны, призывать к мирному диалогу. И все это было сделано под красивыми патриотическими лозунгами про спасение Отечества от агрессоров.
Затем были отправлены в утиль «правила Би-Би-Си», которые долго были иконой моды для продвижения западных стандартов журналистики на просторах Украины. Был арест журналиста Руслана Коцабы — за призыв отказаться от мобилизации и участии в войне, аресты и преследования других журналистов, не понравившихся властям или силовикам своей позицией в отношении войны или происходящего в Украине. И каждый раз росло количество тех коллег, которые поддерживали подобные репрессии и усиление цензуры, хотя вина обвиняемых не была доказана в судебном порядке» — пишет сейчас об этом журналист Сергей Гузь, один из основателей Украинского независимого медиа-профсоюза.
Увы, в День журналистики можно констатировать — до дна еще далеко. Украинские власти готовят сейчас пакет цензурных законов, чтобы окончательно поставить под контроль информационные потоки страны. Одновременно усиливается преследование оппозиционных блогеров, с которыми борются ультраправые «смотрящие» на Фейсбуке. А государство вкладывает миллионы в новые репрессивные структуры, чтобы ограничить распространение идеологически неправильного контента.
Страна привыкает к существованию в оруэлловской реальности, где война — это мир, а политическая цензура приравнивается к защите свободы слова. И очевидно, что у Зеленского хотят дойти в этой политике до ее логического конца.
«Уже очевидно, что на повестке дня установление тотального контроля над всеми более-менее влиятельными СМИ, в первую очередь — телеканалами. Одновременно власти попытаются взять под контроль Национальный союз журналистов Украины. После этого парламент с легкостью примет новое законодательство о медиа, которое позволит в ручном режиме управлять любой газетой, даже в самом глухом районе Украины, контролировать каждый сайт и законно требовать от владельцев соцсетей закрытие любого неугодного аккаунта. А уже после этого можно будет без всякой угрозы утраты рейтингов окончательно зачистить информационное пространство от любого неугодного журналиста, находящего внутри страны.
Думаете, это невозможно? Мы думали, что и телеканалы нельзя закрывать в одну минуту, пока власти одним росчерком пера не закрыли сразу три телеканала» — говорит об этих планах Сергей Гузь.
Так что, если вы решили выпить за украинскую журналистику, по случаю ее праздника, лучше делать это не чокаясь. И сопроводить минутой молчания — в память о прошлых и будущих жертвах политцензуры.
