Прошедший в Сочи саммит между президентом России Владимиром Путиным и его белорусским коллегой Александром Лукашенко вдохновил многих российских художников и творческих людей — сеть заполнили фотожабы и шутки различной степени пошлости на тему «возвращения блудного сына». И россиян можно понять.
Во-первых, они таким образом мстят Александру Григорьевичу за то, что он раньше много раз плевал в колодец, из которого сейчас пьет — Лукашенко не забыли ни хамского требования субсидий, ни обвинений Москвы во вмешательстве в выборы, ни взятие в заложники «вагнеровцев» и выставления их на торги между Россией и Украиной.
Во-вторых, а что еще обсуждать по саммиту, который прошел за закрытыми дверями? Не было ни подписанных документов, ни подхода к прессе, ни даже какого-то пресс-релиза по итогам. Были лишь громкие слова Лукашенко о «старшем брате», а также выдержанная реакция Владимира Путина.
Но о чем тогда российский президент беседовал с белорусским почти четыре часа? О чем шли многочасовые предварительные встречи перед саммитом, когда в Минск приезжали премьер Михаил Мишустин, глава МИД Сергей Лавров и другие высокопоставленные члены российского Кабмина?
Такой интенсивный подготовительный процесс обычно предваряет заключение серьезных соглашений — и где же они?
Судя по всему, они были заключены — но не опубликованы. Напомним, что по итогам саммита Россия заявила о намерении выделить Белоруссии кредит в полтора миллиарда долларов — и это помимо тех средств, которые сейчас вкачают в белорусскую экономику через еще не отжатые Лукашенко местные «дочки» российских банков.
Понятно, что эти деньги даются под какие-то обязательства — и, абсолютно не доверяя словам Александра Григорьевича, от него должны были попросить эти обязательства зафиксировать письменно. На основании тех условий, что были заранее обсуждены Мишустиным, Лавровым и другими министрами российскими с их белорусскими коллегами. Публикация подписанных документов (вкупе с публичной процедурой проставления автографов под ними) произойдет, вероятно, позднее — после инаугурации Лукашенко, дабы придать дополнительную легитимность этим договоренностям.
Однако даже в случае заключения этих соглашений на саммите Кремлю расслабляться не стоит — его ждет серьезная работа на белорусских полях, которая должна была начаться уже вчера.
Стратегическая задача, конечно, состоит в том, чтобы взрастить в Белоруссии пророссийские политические силы. Воспитать новых лидеров, на которых можно будет опираться и которые придут (органично, а не через переворот) на смену Александру Лукашенко.
Раньше Лукашенко активно мешал взращиванию этих сил — третировал российские СМИ в Белоруссии, мешал работе НКО. Сейчас, когда эти СМИ фактически спасли Лукашенко от полного поражения в информационной сфере, Александр Григорьевич вроде как должен их не трогать — не из благодарности, а потому, что у него больше нет свободы и возможности плевать в российский колодец.
Однако в случае с Лукашенко рациональные доводы не всегда работают. Поэтому для реализации стратегической задачи нужно обеспечить решение тактической: защитить подписанные соглашения от переменчивости и амбиций Лукашенко. Конечно, он не сможет поступить по примеру своих арестованных оппозиционеров и заявить, что Путин его силой вынудил поставить автографы на протоколах допроса… пардон, интеграционных картах.
Однако белорусский президент, безусловно, будет пытаться не выполнять взятые на себя обязательства — и чем крепче будут становиться его позиции, тем более агрессивно он будет заниматься уклонизмом.
Более того, у Лукашенко в этом деле появятся помощники. Те самые, которые сейчас оспаривают легитимность Лукашенко, но принцип «враг моего врага — мой друг» ставят выше каких-то демократических принципов.
Кем бы ни были «Ник и Майк» из опубликованных Минском переговоров — сотрудниками западной разведки или лейтенантами белорусского КГБ — они очень четко подсветили мысль о раздражении Европы и США поведением России в белорусском конфликте.
Готовность Москвы (оставившей в стороне личные обиды к Лукашенко в связи с хамством и предательским поведением со стороны последнего) идти до конца вписаться по полной в белорусский конфликт — в том числе через отправку войск — путает европейцам все карты. Делает белорусскую партию для ЕС (который до конца идти не готов и спасовал) однозначно проигрышной.
По сути, это не просто поражение, а первая сбитая на взлете цветная революция на европейской части постсоветского пространства. А дальше идут уже опасные круги на воде — демонстративная неготовность ЕС по-взрослому поддержать «демократические протесты» в Минске бьет по авторитету Евросоюза в странах победивших цветных революций.
Кому-то из украинских, молдавских или грузинских профессиональных русофобов может показаться, что Европа будет пасовать каждый раз, когда увидит силуэт русского медведя, за последние годы значительно прибавившего в мышечной массе и решимости защищать свою тайгу. И это впечатление может заставить некоторых русофобов задуматься над сменой рода деятельности или даже лояльности.
Поэтому Европа все сделает для того, чтобы ограничить дальнейшее участие Москвы в белорусских делах — и станет в этом деле невольным помощником Лукашенко, защитницей его собственнических чувств по отношению к «батькиной вотчине».
В принципе, неадекватная активность ЕС в деле Навального (угроза зарубить важнейший инфраструктурный проект даже не из-за вины России в отравлении «берлинского пациента», а из-за того, что Кремль отказывается возбуждать дело о применении химического оружия без предоставления доказательств того, что у Алексея Анатольевича нашли «Новичок») может объясняться как раз стремлением осадить Россию.
Можно, конечно, развить теорию заговора и сказать, что предоставленная Александром Лукашенко сомнительная аудиозапись «Ника и Майка», от которой российская власть не могла откреститься и которую вынуждена была интегрировать в свою доказательную позицию (тем самым её дискредитировав), была подарком от минского стола брюссельскому — однако судить об этом все-таки рано.
Геворг Мирзаян — доцент Финансового университета при Правительстве РФ
