Советское руководство негативно отнеслось к «Десяти пунктам объединения Германии», с которыми Гельмут Коль выступил 28 ноября 1989 года в бундестаге (собственно, в самой ФРГ отношение к плану Коля тоже было неоднозначным — в нем усматривали элемент избирательной кампании ХДС/ХСС). Свой план, предполагающий длительный процесс объединения, был и у лидера ГДР Ханса Модрова (не было, правда, возможности его реализовать).
Только у Горбачёва своего плана не было. На прямой вопрос Франсуа Миттерана он ответил «уклончиво»: «Пусть каждая страна сама определяет их направленность». Между тем, Миттерану нужен был определённый ответ — Франция была обеспокоена перспективой усиления ФРГ. В конечном итоге ей, как и другим европейским странам, пришлось поддержать линию США на как можно более быстрое объединение Германии.
9 февраля 1990 года состоялась встреча Горбачёва и Эдуарда Шеварднадзе с госсекретарём США Джеймсом Бейкером. Бейкер прямо диктовал условия объединения: все вопросы решаются между ФРГ и ГДР (повторим, вторая была на грани распада), объединённая Германия будет членом НАТО, на территории Германии останутся американские войска (чтобы держать Германию под контролем). По записи Горбачёва, Бейкер пообещал, что «не произойдет распространения юрисдикции или присутствия НАТО ни на один дюйм в восточном направлении». Последнее было самоочевидной ложью, но кто был лжецом — Бейкер или сам Горбачёв, которому принадлежала идея озвучить это обещание, мы узнаем не скоро.
Таким образом, вопрос был уже решён. 10 февраля в Москву прибыли Гельмут Коль и глава МИД ФРГ Ганс-Дитрих Геншер. Характерно, что, хотя Горбачёв и говорил о выборе немецкого народа, представителей второго германского государства не было… Горбачёв всё ещё пытался делать вид, что что-то решает — доказывал, что необходимо обеспечить внеблоковый статус Германии и нерушимость послевоенных границ.
Тут надо отметить, что внутригерманские линии разграничения к числу «послевоенных границ» в общем-то не относились — решения Ялтинской конференции предполагали существование единого немецкого государства. Судя по всему, Коль имел в виду какие-то другие границы (с Польшей?), но ни в воспоминаниях Горбачёва, ни в других источниках ссылок на такие предложения нет. Впрочем, есть основания опасаться, что если бы Коль затребовал Силезию, то он бы её получил.
А вот что касается статуса Германии, то тут ссылки на Ялту были лишены смысла — там было принято решение о полном разоружении Германии, в то время как обе её части позже создали свои вооружённые силы и вошли в противостоящие военные блоки — ОВД и НАТО.
Предварительная позиция СССР состояла в том, чтобы создать новую общеевропейскую систему безопасности, в которую вошла бы Германия, но не вошли США. Геншеру удалось уговорить Шеварднадзе на другую формулировку: речь шла уже о «трансформации ОВД [Организации Варшавского договора] и НАТО с тем, чтобы они стали гарантами стабильности с учетом перемен, которые произошли в Европе». Однако оба варианта были пустой формальностью, поскольку принципиальное решение о выводе Группы советских войск из Германии было принято Горбачёвым ещё в январе 1990 года.
Итак, какими же были итоги этих переговоров? Во-первых, было решено, что конечный выбор будут делать немцы. Стороны переговоров понимали этот пункт по-разному. Власти ФРГ исходили из того, что решать должны даже не власти ФРГ и ГДР, а немцы как нация. Потому визит Модрова в Бонн в феврале 1990 года был безрезультатным. 18 марта состоялись выборы в ГДР на которых победил «Альянс за Германию». Соответственно, и процесс пошёл ускоренно.
СССР, даже подарив немцам это право, настаивал, что дальнейшие переговоры будут вестись по схеме «4+2», т.е. в решении вопроса будут участвовать также Франция, Великобритания и США. Фактически, однако, эта схема была лишена смысла и даже предлагавшаяся ФРГ и США схема «2+4» никак не могла быть реализована именно потому, что в реальности единственным субъектом объединительного процесса была ФРГ и сам же Горбачёв де-факто это установил. В результате в процессе объединения не были учтены интересы не только СССР, но и европейских партнёров. На этом этапе США переиграли не только СССР, но и Европу.
Во-вторых, было решено, что оборонный статус Германии будет определяться НАТО и ОВД, притом, что опять-таки: а) ОВД находилась на грани распада (правда, тогда считалось, что в ситуации отсутствия «советской военной угрозы» дни НАТО тоже сочтены); б) решать вопрос должны были немцы, т.е. — ФРГ при поддержке США.
В общем, переговоры свелись к капитуляции советской стороны. Причина этого была очевидной — отсутствие чёткого представления о выгодных для СССР параметрах решения германского вопроса и неспособность Горбачёва отделить свои прекраснодушные фантазии («сами немцы должны сделать свой выбор») от реального процесса принятия решений.
Многие наблюдатели полагают, что не обошлось здесь и без прямого предательства. Например, в мае 1990 года Шеварднадзе опять внёс в документы формат «2+4» вместо декларированных «4+2», объясняя это уговорами Геншера. Тут за главой советского МИД есть грех, но смысла этот поступок не имел в силу уже упомянутых причин.
***
В качестве антитезы Московским переговорам 1990 года можно привести Минские переговоры 2015 года. На этих переговорах Владимир Путин поставил Украину и европейских гарантов перед необходимостью подписания соглашения, единственной действующей стороной которого являлась сама Украина. По схеме: сами с собой воюем, сами с собой мириться будем.
В результате украинская сторона сама была вынуждена требовать фактического признания ЛДНР, которые не были в соглашениях даже упомянуты, чтобы хоть как-то разложить ответственность. И лидеры республик действительно эти соглашения подписали, хотя и без упоминания должностей.
Другое дело, что на дальнейшем ходе мирного процесса это практически не отразилось — от выполнения Минских соглашений во всех значимых пунктах Украина отказалась.
