Украинским гражданам частенько вменяют в вину (что интересно — и другие украинские граждане тоже), что у них мышление испорчено Майданом и они не верят в действенность Социального Протеста. Так и пишут — это не Майдан, это социальный протест.
Майдан или протест?
Не отрицая самого факта испорченности, отмечу, что нельзя сравнивать солёное и зелёное.
Социальный протест — это социальный протест. В любом обществе всегда есть недовольные, а среди недовольных всегда есть достаточно активные, чтобы выступить с публичным протестом против не нравящихся им обстоятельств. Именно социальный протест, как правило, приводит к изменению политики правящих кругов (проходимость каналов коммуникации между обществом и властью всегда недостаточна).
Майдан же — это технология подогрева наличного социального протеста и использования его потенциала в интересах внешних (или внутренних — если мозгов совсем нет) игроков. Майдан всегда паразитирует на реальном социальном протесте, поэтому противопоставлять их можно только в том смысле, что у них цели и задачи немного разные (но отчасти они всегда совпадают — иначе Майдан теряет эффективность).
Отмечу, кстати, что существует категория людей, которым социальный протест в принципе не нравится — как явление. В особенности — в радикальных формах. Даже если сугубо теоретически они признают его благотворность для общества. Не все способны научиться отличать патриотов и активистов от бандитов и погромщиков.
Большую роль при определении элементов Майдана играет привязка к каким-то темам, которые интересны внешним игрокам. Во Франции, если не ошибаюсь, волна протестов началась ещё весной, но пика достигла после того, как Макрон заявил о создании европейской армии. А что такое европейская армия? Угроза оборонной монополии НАТО и деньгам, которые Трамп хотел выручить с европейцев за использование этой монополии. И, совершенно неожиданно, Трамп поддерживает протестующих. Случайность? Возможно…
О самоорганизации
«Посмотрите, какой высокий уровень самоорганизации!» — прочитал я недавно у уважаемого автора и сильно удивился.
Вообще-то говоря, самоорганизация общества — миф.
Люди могут, конечно, собраться попротестовать. Но даже для этого им нужен организующий импульс — информация. Они должны узнать, что побили «онижедетей», и потом уже сбегаться с целью протеста. И их может собраться довольно много, если источник информации (что там Ленин писал про партийную организацию и партийную литературу?) достаточно массовый и пользуется минимальным доверием.
Но без наличия организованного протестного ядра эти люди походят-походят да и разойдутся. А при наличии такого ядра, которое заставит людей стоять на своем, их все равно надо как-то организовывать — развлекать, зазывать, направлять…
Даже просто для того, чтобы надеть оранжевые детали одежды или имеющиеся у всех водителей жилеты, нужен какой-то организующий импульс. Кстати, в 2004 году оранжевый цвет запускался сразу несколькими НГО, а официальный штаб Ющенко счёл эту инициативу провокацией…
Вывод: любой сколько-нибудь массовый протест нуждается в стороннем организационном импульсе.
Если говорить о парижских событиях, то важно обратить внимание на тактику — группы погромщиков появляются в разных районах города, жгут машины, бьют витрины, сталкиваются с полицией… Потом быстро рассасываются и возникают в другом месте. Самоорганизация? Серьёзно?
Абсолютно уверен, что в результате самоорганизации у «жёлтых жилетов» завелся штаб, состоящий из квалифицированных офицеров (может, и из опытных погромщиков, но это менее вероятно), который и организует «спонтанные акции протеста».
О европейской политической культуре
Так сложилось, что мы воспитаны на совершенно мифологическом представлении о европейской политической культуре.
Помню ужас, который охватил страну 30 ноября — 1 декабря 2013 года. Люди понять не могли, как полиция (милиция тогда) может так жестоко обходиться с протестующими и как протестующие могут так жестко действовать против полиции.
Только через некоторое время начало включаться сознание (у кого было) и начались воспоминания о том, что акции протеста в Европе систематически сопровождаются горящими автомобилями, бьющимися витринами, «коктейлями Молотова», брандспойтами и слезогонкой в ассортименте. Особо продвинутые пользователи могут вспомнить, что только в 1970-е годы полиция перешла со свинцовых на резиновые и пластиковые пули при разгоне акций протеста. И то не всегда.
Опять же, интересное наблюдение — в книге немецкого социолога Элизабет Ноэль-Нойман приводятся фрагменты социологических анкет. Вот, например, стоит машина со спущенными шинами и с партийным значком в заднем окне. Социолог спрашивает — как вы думаете, значок какой партии в машине? Вот и представьте себе европейский уровень политической терпимости…
Другое дело, что Украина проскочила уровень толерантности, характерный для ЕС, и опустилась значительно глубже.
Программа
Многие украинцы видят доказательство серьезности социального протеста во Франции в том, что он выдвинул программу аж из 25 пунктов, в то время как отечественный Майдан ограничился двумя — подписанием Соглашения об ассоциации с ЕС и сменой власти.
На самом деле это не совсем так — лозунгов и требований у протестующих на Майдане было много. Среди них даже такие экзотические, как снижение коммунальных тарифов, пропорционально снижению цены газа по московским соглашениям Януковича. А, кроме того, — борьба с коррупцией, безвиз, национализация «золотого унитаза» и многое другое. Просто на Майдане пошли путём агрегирования и совместили все эти пункты в два. Никакого злого умысла — просто слабоумие. Вот и справка есть.
А у французов не нашлось повода для агрегирования. Они бы и сами с радостью потребовали бы подписания соглашения об ассоциации и отставки Януковича. Но им европейской ассоциации никто не предлагает, а Янукович — в Ростове.
