Евгения Бильченко — волонтер, помогавшая ВСУ и добровольческим украинским батальонам, поэт, активная участница Майдана. Недавно она опубликовала заметку о разочаровании тем, что произошло в стране после Майдана. После этого поэтессу подвергли травле, она попала на сайт «Миротворец». Ukraina.ru задала ей ряд вопрос о том, что происходит в Украине сегодня и почему все больше участников событий 2014 года негативно оценивают перемены, произошедшие в стране после Майдана.
После вашей недавней записи в Facebook с переосмыслением произошедшего в Украине фактически одновременно появились заметки главного редактора «Нового времени» Виталия Сыча и главного редактора «Зеркала недели» Юлии Мостовой. Кстати, последнюю живо обговаривают в украинских соцсетях. Почему мы видим разочарование в том, что произошло после Майдана? С чем это может быть связано?
— Я думаю, что уже к концу 2017 года станет очевидно, что те цели, которые ставила перед собой Революция Достоинства, не только не осуществились, но мы скатились к тому состоянию, отстающему в разы больше состоянию, предшествовашему Майдану.
Почему вы считаете, что отстающее? Многие в Украине считают наоборот: например, что стало больше свободы, толерантности, меньше коррупции.
— Во-первых коррупция как была, так и осталась, если не увеличилась. А антикоррупционные лозунги это было первым, с чем вышел Майдан: он начинался как социальное, а не национальное движение. Коррупцию не устранили, люстрации не было. Во-вторых, началась война, ее у нас раньше не было. В-третьих, на сегодняшний день в отношении цензуры, духовных прав и свободы Украина — по данным международных организаций, а не только по моим личным наблюдениям и впечатлениям, по данным Amnesty International и других независимых западных экспертов, занимает одно из последних мест стран Европы по независимости СМИ. У нас есть цензура. Там, где она не работает, работает самоцензура: люди себя ограничивают потому, что боятся остракизма, травли, в том числе и виртуальной — она у нас работает через Интернет довольно таки хорошо.
Многие лидеры мнений в украинском сегменте Facebook высказываются в том духе, что, мол, Украина — страна воюющая, чем вполне можно оправдать в том числе ущемления свободы слова. На этом основании некоторые украинские журналисты поддержали преследования того же Василия Муравицкого и другие подобные случаи.
— Это известный аргумент, когда на войну списывается все. Но есть такой популярный прием в современных медиа для манипуляции массовым сознанием: когда в стране все плохо, страна воюет сама с собой — в стране происходит гражданский конфликт на фоне американской поддержки и русской интервенции на Востоке, говорить о каких-то регулярных российских армиях и том, что «Путин хочет добраться до Киева» не приходится, даже украинский замминистра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц это подтвердил — внутри страны происходит развал, лучший способ от него отвлечь — списать все происходящее на временные издержки. Ведь если население очнется от психоза, русофобской истерии, и посмотрит на то, что происходит в стране, оно ужаснется. Поэтому такой вот способ самоутешения.
Теперь о том, что касается тех, кто говорит, что у них есть права и свободы. Например, в России те, кто поддерживает режим, тоже считают эту страну вполне демократической.
Для того, кто разделяет тренд господствующей идеологии, свобода слова существует. А тот, кто его не разделяет, на своей шкуре чувствует, что это такое, быть убитым у парадного, как Бузина, быть посаженным в тюрьму за видеоролик, как Коцаба, ощутить на себе все «прелести» нападения бандитов на редакцию, как это было с Гужвой, или попасть на сайт «Миротворец», как это было мной. Поэтому степень демократии определяется не количеством журналистов, поддерживающих режим в стране — думаю и у вас их много — а количеством журналистов, которые говоря, что они думают, и критикуя власть, не могут быть обвиненными как «враги народа», «агенты Кремля».
Вы сказали «виртуальная травля». Вы ей подвергались?
— Это сложно назвать травлей в классическом смысле слова, но когда идут атаки на страницу, когда за свои высказывания в Facebook человек может угодить в тюрьму, на него может быть написан донос, или он попадает на «Миротворец», вряд ли такую страну можно назвать свободной. На мою работу уже приходил не один донос на меня. Но пока что меня боятся уволить, так как боятся студенческих бунтов.
Студенты, которые участвовали в Майдане, нельзя сказать, чтобы довольны результатами революции. Они скорее лузерами себя чувствуют, любые попытки расправиться с лидерами Майдана вызовут противодействие. Людей, которые менее публичные, просто могут уволить из школы просто за стихотворение о 2 мая — я общалась с одним таким учителем из Одессы: просто увольнение по доносу, вызов в СБУ и т.п.
Виртуальный контроль сейчас очень действенный механизм работы с населением. Что такое тоталитарный режим? Есть чиновничишко, бюрократ, который номенклатурно тебя сверху контролирует. У нас же заведено, что это все происходит горизонтально — люди контролируют друг друга, это истерия, которая появилась при помощи пропаганды — а мы не были такими, это случилось за несколько последних лет.
В своей записи вы сравнивали количество творческих выступлений в России и в Украине. И на государственных телеканалах спокойно выступают эксперты из Украины…
— На государственных каналах у вас я не выступала. Боюсь, что для них я не являюсь желанным гостем, так как я была волонтером и активистом Майдана. Сейчас я разочарована и это используется российской пропагандой. Я не решаюсь пока идти на сотрудничество, если только моя ситуация не будет очень плохой, с официальными российскими каналами. Разве что в качестве поэта, но это естественно. Я выступала не только в России, но и Израиле, везде, где есть русскоязычная публика. В России я выступала на блогерском канале.
Вопрос в другом: может ли в каких-то аспектах Россия считаться более свободной страной или не может?
— Это очень интересный вопрос. Я патриот Украины и хотела бы, чтобы в нашей стране все было хорошо. Но то, что я хотела, и что получила, свидетельствует о том, что не все так, как задумывалось. Лично мне сейчас легче в России, хотя это и неприятно признавать. В том числе и потому, что русский язык и русская культура в Украине маргинализируется и всячески вытесняется на периферию официального дискурса и официальной культуры. И это очень неприятно потому, что я всегда считала, что Украина — страна полиязычная, полирегиональная, поликультурная, и в современных европейских условиях создавать монистическое, единообразное, изолированное от других культур пространство, неразумно.
Если же сравнивать наше устройство, степень демократии в каждой стране, то мы имеем дело с очень интересным явлением: в России происходит постепенная инерция империи — многонационального государства с вертикальным контролем, в рамках которого, если не заниматься откровенно подрывной оппозиционной деятельностью, с государством можно сосуществовать. В то время, как Украина как зарождающееся национальное государство использует другие методики: не контроль сверху вниз, а горизонтальный контроль. У нас для того, чтобы решить проблему, не обязательно задействовать спецслужбы. Для этого достаточно новых «гитлерюгендов», «хунвейбинов», «уличных жандармов» — активистов, которых крышуют «спецслужбы». Они путем уличного хулиганства, погромов, избиений или убийств будут решать те же проблемы.
Я не знаю, что лучше: номенклатура или уличная жандармерия. Хотя лучше сосуществовать с системой параллельно.
Вы сказали, что с русской культурой в Украине дела обстоят не очень. Но почему так происходит? Вы были волонтером, вы общались с «Правым сектором» (запрещенная в РФ организация — ред.). Мы знаем, что в этой организации, в подразделениях ВСУ, активно задействованных в конфликте, в добровольческих батальонах, довольно много русскоязычных людей, бойцов из русскоязычных регионов. Более того, в том же «Правом секторе» служил боец из России, бывший сотрудник ФСБ Илья Богданов. Так почему такое отношение к русской культуре?
— Может, вы поможете снять этот дурацкий ярлык, который возник вокруг моего имени, дескать, я была волонтером «Правого сектора». Я была хорошим волонтером и я об этом не жалею: я спасла многие жизни, не покупала оружие, а когда наших пацанов убивали на «нулевке», я помогала своим. Я была волонтером разных батальонов, в том числе и добробатов. Просто в «Правом секторе» служил друг моего детства, знающий Илью Богданова, русскоязычный парень. Я помогала своему другу, при этом не разделяя идей «Правого сектора». Я помогала ВСУ, госпиталям, и, частично, той стороне, которая была под ополчением, через священника православной церкви, возящего туда еду. Довелось увидеть и то, и то.
Что касается русофобии и русофилии: есть большая разница, между ребятами, воюющими на «нулевке» и «диванными патриотами», воюющими по тылам, такими, как С14 и другими радикальными группировками. Во-первых, чем ближе к «нулю», к передовой, тем меньше национализма. Они более спокойны, они уважительнее относятся к противнику — не всегда, но это имеет место быть. Когда я была в Питере я встречалась со своим читателем со стороны ополчения. И солдат из батальона «Торнадо», которому я помогала, передавал ему смс с простым солдатским разговором, что ненависти нет. Я очерчиваю психологию людей на фронте: чем ближе к тылу, тем больше желающих наводить порядок и растет степень русофобии. Люди не различают политику и культуру: свою неприязнь к политике Кремля они переносят на русскую культуру и, что самое смешное, на русский язык как систему знаков.
Во-вторых, за три года очень много изменилось. Когда я начинала работать с ПС и добробатами, в окружающей меня среде, а я не общалась с руководством, не процветал национализм. В той молодой среде процветал анархизм: это была анархическая традиция вольницы. А потом произошла радикализация, изменился вектор.
Почему?
— Говорят, что из-за войны, но я в это не верю. Власти выгодна русофобия для того, чтобы отвлекать население от полной дискредитации Майдана. Ни одна из целей революции не достигнута, произошла радикализация конфликта, происходит ухудшение уровня жизни в стране.
Какой вы видите выход из сложившейся ситуации для Украины и для отношений Украины и России?
— Россия и Украина должны найти выход из сложившейся ситуации с помощью политиков. К сожалению, сделать это могут только они. Нужно выйти на разумный диалог. Я не знаю, минский это будет вариант или какие-то другие варианты, это решать будет не только Украина и Россия, но и США.
В данном случае важно со стороны Украины и России понять ряд вещей. России важно, чтобы ее власть, население научились видеть в нас оттенки, не считать нас всех безумными «кастрюлями», «упоротыми», националистами или «бандеровцами». Украина очень разная и Майдан был очень разным. Они должны понять, что национализм не был единственным, что руководило людьми на Майдане. Но к сожалению, и тут вы будете правы, ваша официальная сторона, Майдан узурпировали националисты и на костях тех либералов, анархистов и гуманистов, которые приходили на площадь, просто захватили власть и сейчас здесь решают свои вопросы. Мне кажется, что в России очень много нетерпимости не только к украинским националистам, хотя будучи в Питере украинофобии в своем окружении я не заметила. У нас, к сожалению, русофобию пытаются загнать под кожу, сделать неотъемлемой частью бытия. И как и российская сторона, которая участвует в этом споре, украинская не хочет видеть многообразия в своем противнике. Нужно как-то отказываться от предрассудков. Но они исходят из СМИ. И стереотипы играют решающую роль в войне. Все остальное решается «на нуле».
