Я даже представить не мог, что моя любимая Белая Гвардия будет настолько близко ко мне в те дни, когда на Украине началась настоящая гражданская война. Это был сюрприз, потому что я и в страшном сне не мог себе представить, что власть может проиграть. Не просто проиграть, а все бросить и отдать Киев мятежникам. Поэтому, утром, 18 февраля, я приехал работать по журналистской части, в центр Киева, в прекрасном настроении. Выдавал в фейсбук бодрые, боевые посты о том, что сегодня евромайдан сделает попытку штурмовать правительственный квартал и деблокировать Верховную Раду, позиции вокруг которого контролировали гвардейцы лагеря Антимайдана в парке имени Российской Императрицы, Марии Александровны. В Мариинке.
Но я увидел, что мои посты не так уж далеки от истины. Утреннее заседание украинского парламента открывается в 10:00. В это время лагерь Антимайдана был окружен вооруженными силами евромайдана — самообороной.
Это самый главный тезис. 18 февраля в центре Киева, с милицией столкнулись не «мирные протестующие», а вооруженные силы мятежников — самооборона. Самооборона — это были вооруженные силы. Она была военизированной, подразделялась на чоты, рои и сотни (как в УПА), подчинялась командирам. Ну и, естественно, майдауны были вооружены до зубов. Каждый. Напомню, что во время «противостояния», три предыдущих месяца, мятежники, позируя на Крещатике перед прессой, постепенно становились все эпичнее, обрастая оружием и амуницией.
Первые выстрелы прозвучали именно с их стороны, поскольку многочисленная медиа-поддержка евромайдана призывала к этому. «Добро должно быть с кулаками» (читай: майдан должен быть вооружен) — лозунг тех дней.
Для того, чтобы показать, МИРНЫЙ характер атаки на правительственный квартал, вооруженные силы майдана были разбавлены гражданскими участниками, среди которых были старики, дети, молодежь. Все по Шарпу. Не хватало лишь снайперов. Они и появились потом.
18 февраля «майдауны» предпринимали две попытки штурма Антимайдана. Это был настоящий бой, и я находился в самом центре событий. И еще: во главе вооруженных сил мятежников были депутаты будущих карателей. Приказ штурмовать Мариинку отдал лично Арсений Яценюбк. А колонну на Институтской улице возглавлял вице-спикер Кошулинский (фракция Свобода). Он подтвердил это, мне, на камеру. Но на вопрос: почему твои «мирные протестутки» стреляют, почему идет бой, он ответил, что о бое ему ничего не известно. Хотя с улицы гремело так, что в зале заседаний парламента было отлично слышно.
Я понял, что это война, это вооруженный мятеж, и нет смысла больше проявлять терпение и не трогать это кодло в самом центре столицы. Но власть решила иначе.
Мятежники были разбиты 18 числа. Причем никаких особых умений милиция не показала. Они шли в контратаки медленно, лениво, хаотично, постреливая из пневматики «резинкой». Молча стояли, прикрываясь щитами или чем придется, под градом пуль, камней и бутылок с бензином. Милиция понесла самые большие потери в тот день. И я видел, как пал в бою знакомый офицер Беркута. Еще один знакомый «беркут» был убит вечером на майдане. Так мне рассказали. Вечером Беркут, ВВ и милиция, зашли на Майдан. Я не сомневался в том, что гнезду мятежников пришел конец.
Вечером было очень сложно добираться домой. Водители объезжали центр, и даже на окружных дорогах царил хаос. Но я был в приподнятом настроении, понимая, что сегодня этот кошмар и страшная угроза гражданской войны, минует. Каково же было мое разочарование, когда прибыв домой глубокой ночью, я услышал в эфире знакомые, ненавистные голоса лидеров оппозиции, каркавших со сцены и требовавших крови.
На следующий день все было, как накануне утром, только бардака в центре прибавилось. В ходе сражения была сожжена дотла улица Институтская. Все, что было улицей, превратилось в подобие сирийских или сомалийских городов. Пол-майдана был занят милицией. Но то, что осталось от лагеря мятежников жило, пульсировало, призывало к войне и ненавидело. На следующий день я ехал снова в Мариинку, когда, с набережной Подола увидел дым, внезапно поднявшийся к серому небу.
Мгновенно образовалась гигантская пробка. Я предложил водителю такси привезти меня на Европейскую площадь, предложив хорошие деньги. Но он сказал, что сам готов заплатить мне, если я выйду из машины. И он не шутил.
Студия-продакшн, у которой я арендовал камеру и оператора, покинула Мариинку, сказав, что на майдане уже стреляют из автоматов. Из радиоточки такси я слышал самые невероятные слухи, которые распространяли СМИ. О том, что трейдеры перестали продавать топливо, что мосты через Днепр перекрыты, что на левом берегу стоят танки. Вс е эти слухи усиливали панику, заставляли людей покинуть центральные улицы. У заправок образовались невиданные с 90-х очереди. Но я все же добрался до лагеря Антимайдана. То, что я увидел, обескуражило меня. Я понял, что власть не собирается обороняться (о том, что на майдане снайперы уже положили сто человек, я тогда еще не знал). И я стал предлагать отрядам милиции мобилизовать меня, принять в свою часть. Ребята горько смеялись. Они сказали, что им приказано покинуть свои позиции и отбыть к местам постоянной дислокации. Сказали, что подписано какое-то мировое соглашение. Наконец, нашелся один офицер, который посоветовал ехать в Крым. «Мы вернемся», — сказал он мне на прощание.
И я поехал домой. И с тех пор не покидал Киев.
Я верю. Мы вернемся.
