Комментирует востоковед Икрам Сабиров:
— Поездка Николая Патрушева продлится несколько дней, и должна завершиться подписанием протоколов о сотрудничестве в сфере безопасности.
В наших средствах массовой информации принято говорить, что сотрудничество России и Ирана находится «на пике», и до стратегического партнерства — рукой подать. Однако говорить об этом несколько преждевременно. Причиной тому — в немалой степени — ожесточенные дискуссии внутри иранского руководства о том, является ли сегодня «московский вектор» основным приоритетом во внешней политике Тегерана.
Как сказал мне один иранский дипломат, «политические отношения Москвы и Тегерана сегодня тесны, как никогда, но в конкретных шагах достижения партнерских отношений у нас существуют технические проблемы».
Парадоксально, но наибольших успехов в развитии партнерства с Ираном достигли оголтело критикуемые либеральной прессой российские «силовики». Они начали практическую реализацию идей сотрудничества гораздо раньше «экономического блока» нашего правительства, еще продолжающего «раскачиваться».
Итогом прошлогоднего визита в Тегеран главы российского МВД Владимира Колокольцева стало подписанное между министерствами внутренних дел двух стран соглашение. У нас его охарактеризовали как «правовой союз» правоохранительных органов двух стран. А уже в рамках этого документа стороны приступили к разработке конкретных форм сотрудничества в области охраны границ, создания единой информационной базы данных, к выработке механизма повседневного взаимодействия и обмена практическим опытом между полицейскими наших стран. Вплоть до организации и проведения выставок технических средств и стажировки сотрудников.
Не менее значимым стал и визит в Иран главкома российских ВВС генерал-лейтенанта Виктора Бондарева в 2013 году. Именно тогда, передавая ему запущенную в производство и принятую на вооружение иранской армией копию американского беспилотника «Скан игл», командующий базой Корпуса стражей исламской революции Хатам аль-Анбия бригадный генерал Фарзад Эсмаили сказал, что это «символ технических возможностей исламского Ирана, и передаваемый сегодня нашему гостю образец — дружеский подарок российским ВВС и русскому народу».
Кроме подарка, были сделано несколько вполне конкретных предложений.
Прежде всего, иранская сторона выразила готовность организовать проведение стажировок российских военных летчиков в Иране. Это, по ее мнению, позволит отработать пилотам навыки действий в условиях Ближнего Востока, насыщенного техническими системами ПВО американского и израильского производства.
Во-вторых, России было предложено участвовать в модернизации целого ряда иранских видов авиационной и ракетной техники, а также сотрудничать с Ираном в совместных проектах в вертолетостроении, ракетостроении и разработке систем технической разведки. Ну и в завершение иранские военные продемонстрировали главкому ВВС действующую систему мониторинга оперативной обстановки в Персидском заливе: сложный комплекс из средств технической разведки и тех самых иранских копий американского беспилотника.
Сейчас же среди документов, которые запланированы к подписанию Н. Патрушевым — дополненное соглашение об обмене разведывательной информацией, касающейся деятельности террористических организаций, действующих как на Ближнем Востоке, так и на Кавказе, и в Средней Азии. Особое внимание в этом документе, по сведениям из достоверных источников, будет уделено воюющим в бандформированиях на территории Сирии и Ирака выходцам из бывших республик СССР. Тем самым, которые, набравшись «боевого опыта», затем могут быть использованы для подрывных и террористических операций в государствах, гражданами которых они являются.
Что же касается экономической составляющей отношений Москвы и Тегерана, то здесь ситуацию можно охарактеризовать коротким словом — провал. Все громкие заявления о «большом нефтяном контракте», «энергомосте» и участии России в реконструкции железных дорог в Иране представляют собою сегодня набор «протоколов о намерениях», которые неспешно кочуют по кабинетам российских и иранских чиновников в ожидании очередной визы того или иного очередного Очень Важного Лица.
И вот парадокс. Когда о стратегическом партнерстве между нашими странами разговоров особо не было, товарооборот с 2005 по 2008 годы вырос с 1 до 3,8 миллиарда долларов США. А вот когда о необходимости партнерства заговорили всерьез и буквально на всех углах, товарооборот стал падать: 2012 год — 2,33 миллиарда долларов, 2013 — 1,59 миллиарда. Разумеется, в таком обвале свою роль сыграли антииранские санкции, к которым Москва — официально их осуждая — по сути, присоединилась. Но сейчас-то, когда Россия сама оказалась под санкциями, что мешает ей наращивать объемы экономического сотрудничества?
Один из американских экспертов очень точно охарактеризовал интерес западных компаний к Тегерану, принявший характер настоящего ажиотажа в начале нынешнего года, когда появились слухи о возможной отмене санкций: «Иран является одним из последних «золотых рудников» на планете, и каждый хочет оказаться первым в разработке его богатств».
Действительно, емкость иранского рынка для той же российской экономики, по самым сдержанным оценкам, составляет от 20 до 30 миллиардов долларов, но потенциал это совершенно не используется. Впрочем, о недальновидности российских «рыночников» и стратегическом саботаже российско-иранского сотрудничества в московских кабинетах — разговор отдельный.
Исключительно на саботаж российского прозападного лобби, всегда — начиная с отдельных пунктов «сделки Гор-Черномырдин» при Б. Ельцине и заканчивая историей с контрактом по продаже Ирану С-300 при Д. Медведеве — с готовностью и энтузиазмом шедшего навстречу пожеланиям США и Израиля в «иранском вопросе», все проблемы диалога Москвы и Тегерана сегодня не спишешь. Ведь в диалоге есть две стороны, и с иранской все тоже не безоблачно.
Избрание Хасана Рухани президентом было осознанным выбором народа и политических элит. Они считали, что «шейху дипломатии» удастся найти своеобразную золотую середину между антиимпериалистическим курсом, который последовательно проводил Тегеран после революции 1979 года, и насущными потребностями реформирования общественных отношений и экономики страны. Реформирования, которое невозможно было осуществить в условиях развязанной Западом санкционной войны против республики.
Сам же новый иранский президент в начале своего срока постоянно подчеркивал, что решение насущных социально-экономических задач гораздо важнее разногласий между различными политическими элитами Ирана. «Правительство — это не фондовая биржа, где все решает котировка акций тех или иных групп, — говорил он спустя месяц после избрания. — И в основе моего выбора тех или иных кандидатур лежала их компетентность и профессионализм, а не принадлежность к той или иной фракции».
Звучало весьма убедительно и обнадеживающе, но, как это зачастую бывает, долго оставаться «беспристрастным» и исходящим только из прагматических соображений Хасану Рухани не удалось.
Верховный лидер Исламской республики, аятолла Али Хаменеи, всегда максимально сдержан в оценках и суждениях. Но именно он как-то назвал тегеранских политиков «скорпионами в банке» за их склонность к виртуозным интригам и непрекращающееся соперничество. Не прошло и полугода, как на иранского президента и назначенных им министров обрушился шквал критики, требования отставки и депутатских расследований. Но в этом случае списывать все на интриги и политиканство не получится, поскольку Х. Рухани действительно сделал ряд шагов, которые частью политических элит были расценены как ревизия антизападного курса исламской республики, остававшегося неизменным с революции 1979 года.
Больше всего от санкций в Иране пострадал крупный капитал, который всегда был тесно связан с западными деловыми кругами. Именно он не видит в России потенциального партнера, поскольку иранским бизнесменам и технократам Запад понятен больше, чем российский бизнес. До начала санкционной войны они прибыльно с ним работали, многие из них получили образование в Европе, хорошо разбираются в плюсах и минусах как западного стиля ведения дел, так и в особенностях практических подходов к решению того или иного проекта. Вот эта часть иранских элит убеждена, что приоритетной задачей для республики является «западное направление», снятие санкций. Если необходимо — то ценою самых серьезных уступок по той же ядерной программе. Естественно, они считают, что партнерство Москвы и Тегерана, откровенно раздражающее Вашингтон, может отдалить «нормализацию отношений с Западом».
Помимо этих опасений присутствует и скептическое отношение к возможностям России дать то, в чем реально нуждается сегодня иранская промышленность — передовую продукцию станкостроения и автопрома, электронику. Большим заблуждением было бы считать, что в период санкционного режима Иран был отрезан от передовых технологий. Ведь именно в этот период республике удалось совершить прорыв в космос, добиться серьезных успехов в тех же нанотехнологиях, создать одну из самых эффективных в мире служб кибербезопасности, которая более чем серьезно воспринимается Западом.
Ежегодно на образование выделяется 5 процентов ВВП, и 92 университета, 56 технологических институтов плюс 512 филиалов заочного «открытого университета» — достаточно убедительные свидетельства высокого технологического уровня и квалификации инженерных и рабочих кадров страны. Словом, свое настойчивое стремление «притормозить» сотрудничество с Россией часть иранских политических элит аргументирует солидными «экономическими» и «идейными» соображениями.
Не имея существенного влияния в Иране в целом, этой части политических элит удалось добиться серьезного влияния в администрации Х. Рухани. Сделано это было через клан «политического тяжеловеса», одного из «отцов-основателей» Исламской республики и экс-президента Али Хашеми Рафсанджани, по совместительству — одного из богатейших людей страны.
Баланс сил, к которому в Тегеране относятся крайне чувствительно, оказался нарушен. Ответная реакция «консервативного крыла» была предельно жесткой, вплоть до недавнего импичмента одного из министров и попыток отставки еще как минимум трех ключевых фигур кабинета Х. Рухани, включая министра нефти и министра иностранных дел.
И здесь необходимо заметить: попытка представить это консервативное крыло как махровых антизападников, три раза в день поющих «Смерть Америке!», имеет к реальным взглядам консервативных кругов на ирано-американский диалог весьма отдаленное отношение. Необходимость диалога между Тегераном и Вашингтоном сегодня понимают все.
Иранские консерваторы — люди крайне прагматичные. Поэтому главной причиной их настороженности в отношении диалога с США является не сам диалог, а его границы, допустимый уровень уступок. Нормализация ради нормализации в стиле «а-ля Горбачев» для них совершенно неприемлема. При всей тяжести режима «калечащих санкций», к коллапсу экономики они не привели, стабильности общества не разрушили.
В сложнейших условиях внешнего давления практически была ликвидирована угроза массового терроризма. По факту, республика в необъявленной войне, развязанной против нее международной антииранской коалицией, выстояла. Поэтому консерваторы вполне логично считают, что речь должна идти не об односторонних уступках, в чем, собственно, и подозревается команда Х. Рухани, а о взаимных договоренностях и гарантиях.
Их позиции усиливает и то обстоятельство, что реальных успехов на международной арене администрация президента предъявить не может. Слухи о некоем «сближении с Западом» так слухами и остались, а все, периодически появляющиеся «достоверные сообщения» о неких проамериканских и антироссийских «сигналах», которые подают анонимные «источники в Тегеране» — из разряда дезинформации, психологической войны, которая не затихает вокруг республики все 35 лет ее существования.
Более того, помимо нескольких откровенно декоративных «шагов доброй воли» в отношении Тегерана ни Вашингтон, ни Брюссель, ни Лондон, ни Париж не только ничего больше не сделали, но и несколько раз откровенно «подставили» Х. Рухани, как это было, например, в недавней истории с британским премьером. В ходе часовой беседы с иранским президентом Дэвид Кэмерон много и хорошо говорил о необходимости сотрудничества. В своем «Твиттере» Х. Рухани назвал встречу «исторической».
Но не прошло и суток, как с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН Д. Кэмерон обвинил Иран в поддержке международного терроризма, нежелании договариваться по поводу ядерной программы, нарушении прав человека в собственной стране… Словом, камня на камне не оставил от надежд на возобновление диалога, заодно и вызвав волну возмущения в Иране «неразборчивостью президента в контактах».
Но все же, вопреки интригам и ожесточенной подковерной борьбе, идущей между политиками в Тегеране, курс на стратегическое партнерство с Москвой и Пекином остается приоритетным внешнеполитическим направлением иранского руководства. В нем — по причине специфического устройства власти в республике — президент Х. Рухани и его администрация не самые главные фигуры.
Вопрос в том, что эти интриги серьезно замедляют партнерские проекты. Остается лишь надеяться, что вслед за успешным сотрудничеством российских и иранских «силовиков» все-таки наступит время эффективного и взаимовыгодного сотрудничества экономического.
«Персидские узоры» иранской политики действительно сложны.
