Споры эти абсолютно беспредметны. Во-первых, потому, что обе стороны правы. Во-вторых, потому что правота обеих ни на что не влияет.
Разберёмся подробно и по сути
На референдум действительно пришло около 36% от числа зарегистрированных избирателей и из них свыше 91% на вопрос о членстве в НАТО, ЕС и смене названия страны ответили утвердительно. Я даю условные (минимальные) цифры, поскольку данные различных источников, не различаясь по сути, до сих пор «пляшут» на несколько процентов. Прав представитель оппозиции, председатель Государственной избирательной комиссии Македонии Оливер Деркоски, когда говорит, что референдум не может быть признан состоявшимся, поскольку не проголосовало 50% от зарегистрированного числа избирателей. Однако правы (если не по форме, то по сути) его политические оппоненты из правящей прозападной коалиции, которые утверждают, что это не имеет никакого значения.
Ещё о проведения референдума Собрание Республики Македония (парламент) приняло решение, что референдум будет консультативным и не будет иметь юридических последствий. Решение же должно быть принято 2/3 голосов парламента, а в силу вступит лишь когда соответствующее межгосударственное соглашение будет ратифицировано Грецией.
Теперь сторонники «европейского выбора» говорят, что кто хотел, чтобы с ним проконсультировались, свою позицию на референдуме высказал. Дальше будет продолжаться обычная конституционная процедура.
По форме они правы. Более того, понятно, что решение оппозиции о бойкоте референдума было вынужденным. Опросы общественного мнения показывали, что если референдум состоится, то «евроинтеграторы» его выиграют. Однако, в условиях, когда решение референдума не носило обязательного характера, спекулятивная попытка заработать политические очки на том, что он не состоялся, как мне представляется, была не самым разумным решением оппозиции.
Как уже было сказано, провал референдума не останавливает конституционный процесс по принятию соответствующих поправок. Власти Македонии (правящая коалиция) знают, что у них есть поддержка пусть и не подавляющего, но большинства. Теперь для убеждения парламента они могут указывать на то, что демократическая процедура не обязательно предусматривает квалифицированное большинство. В некоторых системах решения принимаются любым большинством граждан, пришедших на выборы (референдум), хоть бы это был один процент от общей численности населения. И это, в какой-то мере справедливо, поскольку любой гражданин имеет право воздерживаться от участия в политической деятельности. Но это не должно отражаться на работоспособности государственных институтов. Македонские «евроатлантисты» будут указывать на то, что свыше 90% от числа активных граждан поддержали их позицию, а позиция тех, кто на референдум не явился не известна. Может им вообще всё равно, а может быть они тоже «за».
То есть, при отсутствии у оппозиции возможностей заблокировать конституционный процесс принятия решения, «евроатлантическая» власть Македонии получает дополнительные аргументы для сбора квалифицированного большинства в парламенте (которое только и имеет значение для решения вопроса).
Это техническая сторона вопроса. Но есть ещё и сторона политическая, а также меркантильная. Мало иметь техническую возможность принять какое-либо решение. Оно ещё должно быть политически целесообразным и/или приносить материальную выгоду.
С точки зрения политической целесообразности и материальной выгоды, продавливание решения об изменении названия страны и вступлении в НАТО и ЕС выгодно только Греции. Афины изначально не желали, чтобы помимо одноимённой греческой провинции на карте мира появлялась ещё одна Македония. Греция приложила максимум усилий, в том числе пойдя на блокирование сотрудничества Скопье с ЕС и НАТО для того, чтобы добиться своего и сейчас находится в одном шаге от цели. Не будем выяснять насколько обоснованы были греческие опасения, в политике оценивают не намерения, а возможности, в том числе эвентуальные. Просто констатируем, что греки своего добились и Македония готова сменить название, в обмен на разблокирование своих евроатлантических перспектив.
Выгодно ли это Македонии? Большой вопрос. Эпоха, когда вступающие в ЕС страны получали большую финансовую поддержку давно прошла. Последние партии вступающих были сами ободраны, как липка. С Македонии, конечно, мало что можно взять, но ЕС своего не упустит. Даже свободное передвижение македонцев по ЕС в поисках работы далеко не решённый вопрос. Во всяком случае, когда-то ЕС вводил ограничения для болгар и румын, а сейчас то одна страна, то другая пытаются закрывать свои границы от потока мигрантов.
С НАТО тоже проблема. Раньше США безропотно платили а безопасность своих европейских союзников. Но теперь миру предъявлена «доктрина Трампа», согласно которой союзникам США вообще не надо иметь армий. Они должны оплачивать армию США, которая их охраняет. Если «доктрину Брежнева» называли «доктриной ограниченного суверенитета соцстран», то «доктрину Трампа» можно назвать «доктриной ликвидации суверенитета союзников США». То есть, при вступлении в НАТО теперь не становится больше безопасности. Наоборот её становится меньше, поскольку контроль над военной защитой страны оказывается в чужих руках. И за это ещё надо заплатить 4-6% ВВП ежегодно, а в перспективе Трамп (или его преемник) может потребовать и больше (и обязательно потребует).
Но может быть присоединение Македонии выгодно НАТО или ЕС? Нет не выгодно.
Ещё до первой волны расширения НАТО приняло решение, что принятие каждой следующей страны должно укреплять общую безопасность блока. Затем это решение не выполнялось, поскольку принятие Восточной Европы общую безопасность блока на повысило. Наоборот, в НАТО вступили страны, перманентно провоцирующие конфликт с Россией, в надежде в случае чего отсидеться за спинами «старших товарищей» (англичан, французов, немцев и, конечно же, американцев). Вступление Восточной Европы было выгодно: США (поскольку вступающие были их клиентами и поддерживали позицию США в НАТО), Германии (поскольку её восточная граница прекращала быть границей НАТО. У Германии появлялся буфер (предполье) на Востоке и НАТОвской бюрократии (которая получала новые возможности по освоению средств, выделяемых на адаптацию и интеграцию новых членов, а также повышала свою значимость, за счёт увеличения числа подведомственных единиц).
В случае с Македонией требование укрепления безопасности блока действует, а вот выгоды (даже условной) для ведущих членов и для НАТОвской бюрократии никакой. Слишком маленький «приз» и находится на отшибе — никого ни от кого не прикрывает.
Что касается ЕС, то там ситуация ещё хуже. В Брюсселе постепенно начали признавать то, что с начала 2000-х говорили эксперты и то, что уже лет пять, как поняли даже в Берлине и Париже. Расширение ЕС за счёт стран Восточной Европы ослабило Евросоюз. Он, конечно, получил некоторое расширение рынков, смог убить конкурирующие отрасли промышленности, но принятые государства будучи экономически несостоятельными оказались для ЕС таким же обременением, как были для СССР.
ЕС не мог обрушить их, как обрушил Украину, сразу на африканский уровень. Всё-таки надо было сохранять лицо и поддерживать легенду о том, что любая, присоединившаяся к Евросоюзу страна сразу становится богатой и счастливой. Надо только выполнять рекомендации «старших товарищей». На этой легенде во многом держалось господства Запада на планете, установленное после распада СССР.
Следовательно надо было либо дотировать поддержание определённого уровня жизни на месте, либо соглашаться с засильем «польского сантехника», который на деле мог быть чешским, словацким, венгерским и т.д.
Кроме того, несоизмеримая разница экономических потенциалов, существенные отличия в общественном развитии, зачастую диаметрально противоположные политические интересы, привели к резкому снижению гомогенности ЕС, обвальному падению его политической устойчивости и управляемости. Сейчас только ленивый не говорит об опасности распада Евросоюза. В качестве реакции правительства «старой Европы» ищут возможности под благовидным предлогом избавиться от «новой Европы». Предлагали и создание «Европы двух скоростей», и обособление западноевропейских государств (Франции, Германии, Бенилюкса и, возможно, Италии, а также Скандинавии) в некое надевропейское объединение, более тесно интегрированное, чем остальной ЕС и закрытое от него, как в смысле свободы передвижения, так и возможности влиять на принимаемые решения. Наконец был предложен и проект превращения Европы во франко-германскую империю, где Париж и Берлин думаю, что в перспективе Германия и сама бы справилась) без всяких консультаций, авторитарно управляли бы остальной Европой.
Как видим в случае ЕС речь идёт о разных вариантах сбрасывания балласта с сохранением политического контроля над ним, но никак не о новом моном расширении. Принятие новых членов, если кому и выгодно, то только теряющей в последнее время позиции евробюрокартии, которая таким образом подчёркивает свою нужность.
Таким образом, если македонские «евроатлантисты» продавят решение вынесенных на референдум вопросов, лучше никому, кроме Греции не станет, а проблемы возникнут у всех. Для Македонии это будет означать ещё и рост противостояния в обществе, чем могут воспользоваться албанцы, уже пытавшиеся в 2001 году устроить в Македонии второе Косово.
Но решение этой проблемы лежит за пределами «правильности» или «неправильности» македонского референдума. Речь идёт исключительно о политической воле и трезвой оценке положения вещей и динамики развития процессов в Европе и мире.
