https://ukraina.ru/20240713/1056211337.html
Начмед "Валькирия": Вокруг ПТСР не нужно создавать панику
Начмед "Валькирия": Вокруг ПТСР не нужно создавать панику - 13.07.2024 Украина.ру
Начмед "Валькирия": Вокруг ПТСР не нужно создавать панику
О своем боевом пути и наработанном опыте, а также о психологических нагрузках бойцов штурмовых подразделений, способах разгрузки, правде и мифах о ПТСР и многом другом журналисту издания "Украина.ру" рассказала начмед казачьей разведывательно-штурмовой бригады "Сибирь" с позывным "Валькирия".
2024-07-13T05:40
2024-07-13T05:40
2024-07-13T05:40
интервью
психология
казаки
медицина
медики
сво
украина.ру
европа
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e8/07/0c/1056210053_80:29:809:439_1920x0_80_0_0_138884826d99ee2328d6d8be4333161e.jpg
- Давно воюете?- Это мой третий контракт, но в должности начмеда – первый. До того была санинструктором. Первый контракт – штурмовой батальон, второй – инженерно-саперный.- То есть медицинский опыт у вас уже был?- Опыт мой - практический. В таких объемах, как сейчас, он раньше не применялся. А так по первому образованию я юрист, по второму – специалист по информационной безопасности. Плюс – практика работы с медучреждениями и терапевтическая практика.- Как-то мы жили все эти годы, а сейчас вдруг все заговорили о ПТСР у военнослужащих, с которым, как выяснилось, нужно работать. Действительно нужно?"Как-то жили" — это правильная формулировка. А жить надо не "как-то". Жить нужно с пониманием того, что посттравматические расстройства и сопутствующие расстройства психики у военнослужащих, которые воюют или возвращаются в подразделения, излечившись после ранений, — это реальность. Надо понимать, что человек, принимавший участие в военном конфликте, на выходе прежним не будет.Имеет место колоссальная психологическая нагрузка. Те, кто проходит через штурмы, видит смерти друзей, переживают серьезный стресс. А без этого никак не обойтись, поскольку в окопах люди сходятся быстро. Это определенное родство. У человека есть близкий круг, который достался ему при рождении и постепенно наполняется все новыми людьми, а на войне связи устанавливаются мгновенно.Люди живут вместе, питаются вместе, вместе решают проблемы и вместе воюют. И когда человек теряет не одного, и даже не двух близких, это не может не отпечататься.Человек возвращается. Ему нужно собраться с мыслями, чтобы снова идти и переживать этот стресс. И не нужно быть великим специалистом, чтобы понимать, что ресурс человеческой психики ограниченный. Пережив серьезный стресс, человек не хочет повторения. Его психика старается этого стресса избежать, но есть задачи, которые нужно выполнять. То есть боевой дух падает и задачи выполнять сложнее. Это ведь накапливается.У многих, кстати, реакция обратная. Сказывается то количество адреналина, который люди получают во время штурмов. Или те же саперы, когда выходят на разминирование дорог. Все профессионалы и трезво оценивают риски, но вот это ощущение, когда в любой момент что-то может прилететь… очень густо все по эмоциям.- То есть людей нужно выводить из этого состояния, чтобы им проще было адаптироваться в мирной жизни?- Да. У кого-то заканчивается контракт, кого-то списывают по ранению. И даже сам переход из одного состояния в другое требует определенного времени. Это во-первых, а во-вторых, с человеком нужно работать, помочь ему адаптироваться и нормально встроиться в гражданскую жизнь.Это уже само по себе трудно, а для ребят, которые перенесли тяжелые ранения, ампутации, все еще труднее, поскольку жизнь их сильно меняется. Им нужно помочь войти в социум, нужно помочь морально принять свое новое физическое состояние.Зачастую люди даже не понимают, как им действовать, а потому нуждаются в психологической поддержке. И это направление нужно развивать в связи с тем, что мы сейчас имеем самый масштабный конфликт за несколько десятилетий.- Наиболее масштабный в Европе со времен Второй Мировой войны…- Именно! Огромное количество участников. При этом мы говорим о людях самых разных возрастов. Это и старшее поколение, и младшее. Не корректируя их внутреннее состояние, не возвращая их в норму, мы получаем оружие, которое не подготовлено к бою, если речь о действующих военнослужащих. Если же мы говорим о тех, кто уходит на гражданку, то в итоге получаем прослойку населения, оторванную от основной массы.Ведь гражданская среда не понимает их проблем. Она их не видела и не чувствует, а потому может не принять человека, который вроде в порядке, но каждую ночь переживает сущий ад. Он просто не может самостоятельно избавиться от этого ада.- Ранее в закрытых мужских коллективах, каковыми являются и боевые подразделения, такие проблемы считались чем-то постыдным. И даже сегодня психологи, с которыми доводилось общаться, говорят, что табуированность этой темы создает определенные проблемы в работе. Ситуация меняется?- Так уж вышло, что в должности санинструктора мне доводилось частично исполнять обязанности и замполита, и психолога. Так вот мое сугубо личное мнение: в каждом подразделении должен быть штатный психолог. В штурмовых – особенно.Мы ведь задачу не за пять минут до выезда получаем и обычно есть время, чтобы качественно подготовиться. А когда бойцы узнают, что впереди у них штурм, им порой нужно выговориться. А с кем поговорить? Да с тем, кто рядом.Есть, допустим, текущие проблемы, которые отвлекают его. Может проблемы в семье или с кем-то, кто остался на гражданке. И в этой ситуации у тех, для кого штурм не первый, может включиться даже психосоматика, вплоть до обострения хронических болячек.Множество раз мне приходилось общаться с ребятами и просто морально поддерживать их в подобных ситуациях. Вот, к примеру, когда собирались в первый штурм, выхожу я на плац, где ребята собрались. Слышу разговоры. Кто-то кого-то успокаивает, подбадривает. Я говорю: "ребята, во-первых, мы должны сделать то, что мы должны сделать. Во-вторых, я иду с вами".А мысль о том, что медик будет рядом с ними во время штурма, уже сама по себе дает определенную уверенность. К тому же я показываю, что мне не страшно, что я не переживаю. Что я иду работать, поскольку для этого все мы сюда и пришли. И это сыграло роль. Люди как-то успокоились, зазвучали какие-то шутки, подколки.Иногда обращаются за какой-то терапевтической помощью, какими-то препаратами. Ну, знаете, это "я перестал спать" или "я не могу сосредоточиться", "что-то меня постоянно отвлекает". Или возвращаются со штурма и хотят выговориться.Был случай, когда другая группа выходила уже после нашей и боец увидел обезображенное тело. Да к тому же, умирая, человек показывал "фигу" в сторону врага, давая понять, что он-то сам погиб, но за ним придут и другие. И вот эта картина надломила бойца.Потому хорошо, что сейчас этот вопрос зазвучал. Больше не нужно где-то с пеной у рта доказывать, что с моральным состоянием личного состава надо работать. Уже есть понимание у тех, кто управляет процессами в государственных масштабах. И динамика положительная. Ведь люди, которые сейчас воюют или уже возвращаются на гражданку, являются элементами нашего большого механизма. А мы ведь понимаем, что от сплоченности механизма зависит конечный результат.Будет сплоченное гражданское население, будут адекватная позиция по этому вопросу и качественная, своевременная помощь для тех, кто в ней нуждается, и все сложится нормально.Тут ведь еще надо понимать, что это касается не только военнослужащих, но также их родственников. Супруга, родители, дети будут страдать из-за того, что человек, прошедший через военный конфликт, просто физически не сможет до конца дней скрывать проблемы, которые имеет. Рано или поздно это все равно прорвется и лучше бы своевременно диагностировать, принять меры, привести человека к норме. Это позволит обществу избежать массы проблем.- О ПТСР наши люди, как правило, знают лишь то, что видели в импортном кино. В связи с этим некоторые уверены, что ПТСР – миф, а иные, наоборот, сторонятся военных, опасаясь непонятно чего. Этот страх хоть сколько-нибудь оправдан?ПТСР нужно еще заслужить. И как бы это ни звучало, а по факту посттравматическое стрессовое расстройство можно получить не только в военном конфликте. Вот попали, к примеру, люди в ДТП и вот их отправная точка. Просто сейчас через военный конфликт массово проходят люди, которым придется возвращаться в гражданскую жизнь.Другой момент в том, что люди на любую эпидемию склонны реагировать в формате "ужас-ужас", но можно поднять статистику и посмотреть на реальные цифры. Никто ведь не ужасается тем, сколько у нас от инфаркта или каких-то болезней умирает. Никто ведь истерику не устраивает, правда? Взять тот же туберкулез, с которым до сих пор хватает проблем.Просто люди о многих вещах не задумываются, не воспринимают их должным образом, а потом, насмотревшись чего-то, поднимают дикую панику. А нужно отнестись с пониманием. Нужно понять, что через этот конфликт проходит огромное количество людей. У кого-то, в связи с этим больше проблем, а у кого-то меньше. Я вот могу проживать стресс до определенного уровня, а дальше моя психика перестает воспринимать его. У всех по-разному.Есть люди, которые впитывают в себя абсолютно все. И тут невозможно предсказать, хватит ли им ресурса. То есть относиться к этому нужно как к проблеме, но "панику на Титанике" сеять глупо.Повторюсь, что нам нужны специалисты в определенном количестве, а потому не панику сеять нужно, а набирать специалистов на должности психологов, способных работать с участниками боевых действий на постоянной основе.Тем более, что вакантные должности психологов в штате Добровольческого корпуса есть. Желательно, чтобы эти психологи начали свою работу уже сейчас, поскольку быстро все это не кончится. СВО идет третий год и потому нужно трезво оценить масштаб проблемы и спокойно работать над ее решением.О других особенностях работы военных медиков в зоне спецоперации -"Я привык работать с трупами": военный медик рассказал, как оказывают психологическую помощь в зоне СВО
https://ukraina.ru/20240508/1054961494.html
https://ukraina.ru/20240423/1054654880.html
https://ukraina.ru/20220520/1033997441.html
европа
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2024
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
интервью, психология, казаки, медицина, медики, сво, украина.ру, европа
- Это мой третий контракт, но в должности начмеда – первый. До того была санинструктором. Первый контракт – штурмовой батальон, второй – инженерно-саперный.
- То есть медицинский опыт у вас уже был?
- Опыт мой - практический. В таких объемах, как сейчас, он раньше не применялся. А так по первому образованию я юрист, по второму – специалист по информационной безопасности. Плюс – практика работы с медучреждениями и терапевтическая практика.
- Как-то мы жили все эти годы, а сейчас вдруг все заговорили о ПТСР у военнослужащих, с которым, как выяснилось, нужно работать. Действительно нужно?
"Как-то жили" — это правильная формулировка. А жить надо не "как-то". Жить нужно с пониманием того, что посттравматические расстройства и сопутствующие расстройства психики у военнослужащих, которые воюют или возвращаются в подразделения, излечившись после ранений, — это реальность. Надо понимать, что человек, принимавший участие в военном конфликте, на выходе прежним не будет.
Имеет место колоссальная психологическая нагрузка. Те, кто проходит через штурмы, видит смерти друзей, переживают серьезный стресс. А без этого никак не обойтись, поскольку в окопах люди сходятся быстро. Это определенное родство. У человека есть близкий круг, который достался ему при рождении и постепенно наполняется все новыми людьми, а на войне связи устанавливаются мгновенно.
Люди живут вместе, питаются вместе, вместе решают проблемы и вместе воюют. И когда человек теряет не одного, и даже не двух близких, это не может не отпечататься.
Человек возвращается. Ему нужно собраться с мыслями, чтобы снова идти и переживать этот стресс. И не нужно быть великим специалистом, чтобы понимать, что ресурс человеческой психики ограниченный. Пережив серьезный стресс, человек не хочет повторения. Его психика старается этого стресса избежать, но есть задачи, которые нужно выполнять. То есть боевой дух падает и задачи выполнять сложнее. Это ведь накапливается.
У многих, кстати, реакция обратная. Сказывается то количество адреналина, который люди получают во время штурмов. Или те же саперы, когда выходят на разминирование дорог. Все профессионалы и трезво оценивают риски, но вот это ощущение, когда в любой момент что-то может прилететь… очень густо все по эмоциям.
- То есть людей нужно выводить из этого состояния, чтобы им проще было адаптироваться в мирной жизни?
- Да. У кого-то заканчивается контракт, кого-то списывают по ранению. И даже сам переход из одного состояния в другое требует определенного времени. Это во-первых, а во-вторых, с человеком нужно работать, помочь ему адаптироваться и нормально встроиться в гражданскую жизнь.
Это уже само по себе трудно, а для ребят, которые перенесли тяжелые ранения, ампутации, все еще труднее, поскольку жизнь их сильно меняется. Им нужно помочь войти в социум, нужно помочь морально принять свое новое физическое состояние.
Зачастую люди даже не понимают, как им действовать, а потому нуждаются в психологической поддержке. И это направление нужно развивать в связи с тем, что мы сейчас имеем самый масштабный конфликт за несколько десятилетий.
- Наиболее масштабный в Европе со времен Второй Мировой войны… - Именно! Огромное количество участников. При этом мы говорим о людях самых разных возрастов. Это и старшее поколение, и младшее. Не корректируя их внутреннее состояние, не возвращая их в норму, мы получаем оружие, которое не подготовлено к бою, если речь о действующих военнослужащих. Если же мы говорим о тех, кто уходит на гражданку, то в итоге получаем прослойку населения, оторванную от основной массы.
Ведь гражданская среда не понимает их проблем. Она их не видела и не чувствует, а потому может не принять человека, который вроде в порядке, но каждую ночь переживает сущий ад. Он просто не может самостоятельно избавиться от этого ада.
- Ранее в закрытых мужских коллективах, каковыми являются и боевые подразделения, такие проблемы считались чем-то постыдным. И даже сегодня психологи, с которыми доводилось общаться, говорят, что табуированность этой темы создает определенные проблемы в работе. Ситуация меняется?
- Так уж вышло, что в должности санинструктора мне доводилось частично исполнять обязанности и замполита, и психолога. Так вот мое сугубо личное мнение: в каждом подразделении должен быть штатный психолог. В штурмовых – особенно.
Мы ведь задачу не за пять минут до выезда получаем и обычно есть время, чтобы качественно подготовиться. А когда бойцы узнают, что впереди у них штурм, им порой нужно выговориться. А с кем поговорить? Да с тем, кто рядом.
Есть, допустим, текущие проблемы, которые отвлекают его. Может проблемы в семье или с кем-то, кто остался на гражданке. И в этой ситуации у тех, для кого штурм не первый, может включиться даже психосоматика, вплоть до обострения хронических болячек.
Множество раз мне приходилось общаться с ребятами и просто морально поддерживать их в подобных ситуациях. Вот, к примеру, когда собирались в первый штурм, выхожу я на плац, где ребята собрались. Слышу разговоры. Кто-то кого-то успокаивает, подбадривает. Я говорю: "ребята, во-первых, мы должны сделать то, что мы должны сделать. Во-вторых, я иду с вами".
А мысль о том, что медик будет рядом с ними во время штурма, уже сама по себе дает определенную уверенность. К тому же я показываю, что мне не страшно, что я не переживаю. Что я иду работать, поскольку для этого все мы сюда и пришли. И это сыграло роль. Люди как-то успокоились, зазвучали какие-то шутки, подколки.
Иногда обращаются за какой-то терапевтической помощью, какими-то препаратами. Ну, знаете, это "я перестал спать" или "я не могу сосредоточиться", "что-то меня постоянно отвлекает". Или возвращаются со штурма и хотят выговориться.
Был случай, когда другая группа выходила уже после нашей и боец увидел обезображенное тело. Да к тому же, умирая, человек показывал "фигу" в сторону врага, давая понять, что он-то сам погиб, но за ним придут и другие. И вот эта картина надломила бойца.
Потому хорошо, что сейчас этот вопрос зазвучал. Больше не нужно где-то с пеной у рта доказывать, что с моральным состоянием личного состава надо работать. Уже есть понимание у тех, кто управляет процессами в государственных масштабах. И динамика положительная. Ведь люди, которые сейчас воюют или уже возвращаются на гражданку, являются элементами нашего большого механизма. А мы ведь понимаем, что от сплоченности механизма зависит конечный результат.
Будет сплоченное гражданское население, будут адекватная позиция по этому вопросу и качественная, своевременная помощь для тех, кто в ней нуждается, и все сложится нормально.
Тут ведь еще надо понимать, что это касается не только военнослужащих, но также их родственников. Супруга, родители, дети будут страдать из-за того, что человек, прошедший через военный конфликт, просто физически не сможет до конца дней скрывать проблемы, которые имеет. Рано или поздно это все равно прорвется и лучше бы своевременно диагностировать, принять меры, привести человека к норме. Это позволит обществу избежать массы проблем.
- О ПТСР наши люди, как правило, знают лишь то, что видели в импортном кино. В связи с этим некоторые уверены, что ПТСР – миф, а иные, наоборот, сторонятся военных, опасаясь непонятно чего. Этот страх хоть сколько-нибудь оправдан?
ПТСР нужно еще заслужить. И как бы это ни звучало, а по факту посттравматическое стрессовое расстройство можно получить не только в военном конфликте. Вот попали, к примеру, люди в ДТП и вот их отправная точка. Просто сейчас через военный конфликт массово проходят люди, которым придется возвращаться в гражданскую жизнь.
Другой момент в том, что люди на любую эпидемию склонны реагировать в формате "ужас-ужас", но можно поднять статистику и посмотреть на реальные цифры. Никто ведь не ужасается тем, сколько у нас от инфаркта или каких-то болезней умирает. Никто ведь истерику не устраивает, правда? Взять тот же туберкулез, с которым до сих пор хватает проблем.
Просто люди о многих вещах не задумываются, не воспринимают их должным образом, а потом, насмотревшись чего-то, поднимают дикую панику. А нужно отнестись с пониманием. Нужно понять, что через этот конфликт проходит огромное количество людей. У кого-то, в связи с этим больше проблем, а у кого-то меньше. Я вот могу проживать стресс до определенного уровня, а дальше моя психика перестает воспринимать его. У всех по-разному.
Есть люди, которые впитывают в себя абсолютно все. И тут невозможно предсказать, хватит ли им ресурса. То есть относиться к этому нужно как к проблеме, но "панику на Титанике" сеять глупо.
Повторюсь, что нам нужны специалисты в определенном количестве, а потому не панику сеять нужно, а набирать специалистов на должности психологов, способных работать с участниками боевых действий на постоянной основе.
Тем более, что вакантные должности психологов в штате Добровольческого корпуса есть. Желательно, чтобы эти психологи начали свою работу уже сейчас, поскольку быстро все это не кончится. СВО идет третий год и потому нужно трезво оценить масштаб проблемы и спокойно работать над ее решением.
