- Константин Петрович, на днях президент США Джо Байден во время телеинтервью положительно ответил на вопрос, считает ли он своего российского коллегу Владимира Путина «убийцей». Как думаете, это уже пик обострения российско-американских отношений или им есть еще куда ухудшаться?
— Конечно, есть куда ухудшаться, поскольку в данной ситуации Россия отреагировала достаточно, мне кажется, правильно, президент России отреагировал с иронией. Кроме всего прочего были сделаны и другие заявления, в частности, господин Турчак (первый вице-спикер Совета Федерации Андрей Турчак достаточно жестко заявил, что слова Байдена являются вызовом всей России и триумфом политического маразма. — Ред.). Но главное, что не было симметричности ответов.
Плюс ко всему Соединенные Штаты поспешили сделать заявление, что они считают, что есть стратегические вопросы, по которым они хотели бы сотрудничать с Россией, несмотря на то что Белый дом не принес ни извинений, ни опровержений. Так что я думаю, что говорить о том, что пройдена какая-то точка невозврата, будет преувеличением.
- Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков заявил, что Россия теперь будет исходить из того, что Байден не хочет налаживать отношения. Насколько это объективная позиция, учитывая, что, как вы сказали, Вашингтон не хочет отказываться от ряда сфер сотрудничества с Москвой?
Так что в данном случае я думаю, что эти взаимоотношения между голубями и ястребами, баланс их сил или же приоритеты, которые будет диктовать та или иная группа, будут определять то, насколько жесткой у Соединенных Штатов будет риторика по отношению не только к России, но и к Китаю, к Ирану и прочим государствам.
- А что насчет риторики России? Например, политолог Владимир Корнилов считает, что подобным заявлением Байден окончательно развеял иллюзии российского руководства о возможности конструктивного диалога и тем самым развязал Москве руки по целому ряду внешнеполитических направлений, в том числе на украинском направлении. Может ли Россия действительно начать предпринимать какие-то действия?
— Я не думаю, что это что-то изменит сейчас для России. Но что касается Украины, Россия воспринимает ее именно как некий форпост американской политики. И Россия окончательно разочаруется в отношениях с Соединенными Штатами только тогда, когда фактически будет пройдена какая-то точка невозврата и начнутся активные действия экономического характера, военного или еще какие-то. К тому времени, пока не заговорили пушки и не начали обрушиваться биржевые показатели, можно говорить о том, что точка невозврата не пройдена.
Позиции Корнилова мне известны, и это тот случай, в котором я не совсем согласен с ним, поскольку считаю, что сегодня, когда мир перестал быть монополярным, страны-гегемоны, такие как Соединенные Штаты, Китай, Россия, чудесно понимают, что другого выхода, как поиск неких компромиссов, в этой ситуации нет.
Поэтому я думаю, что на самом деле какой-то компромисс будет найден. В данной ситуации страны, которые претендуют на статус гегемона, одновременно понимают свою ответственность перед остальным миром.
— Понимаете, дело в том, что перемирие — это очень хрупкая вещь, и стороны, которые подписывают перемирие, чудесно понимают временность этой категории. Они понимают, что за перемирием может наступить либо мир, либо война. Из-за этого в Украине постоянно ожидают, что Россия подтолкнет самопровозглашенные республики к наступлению, а, очевидно, в Донецке и Луганске постоянно живут страхом, что Соединенные Штаты толкнут Киев на наступление.
И это нагнетание взаимных фобий относительно того, что Соединенные Штаты двинут украинские войска или Россия двинет в наступление самопровозглашенные республики, кормит сегодня информационное пространство и сеет панику.
- Но это не более чем просто информационное нагнетание?
— Пока что да. На самом деле обе стороны боятся возобновления наступательных операций, каких-то боевых действий, и обе стороны исходят из того, что чувствуют свою взаимную несамостоятельность, и поэтому появляются такие тезисы, что Вашингтон даст команду Киеву, а Москва — Донецку и Луганску.
- К слову о несамостоятельности. Вот президент Украины Владимир Зеленский пришел в политику как голубь, о которых мы сегодня уже тоже говорили, но в силу этой самой несамостоятельности вынужден смещаться в ястребиную риторику. Если откинуть этот фактор жесткого контроля со стороны США, была ли у Зеленского альтернатива создать иной внешнеполитический фон для Украины?
— Отсутствие полноценной субъектности у Украины диктует свои условия поведения любому, кто приходит на пост президента. Зеленский шел с абсолютными иллюзиями, которые в результате развеялись. Даже если бы президентом завтра стал условный [один из лидеров ОПЗЖ Юрий] Бойко, или еще кто, декларирующий пророссийскую политику и заявляющий о необходимости мира, все равно вряд ли что-то изменилось бы, учитывая общий характер Украины, украинской власти и ее зависимости.
А президент у нас не монарх, и он не может росчерком пера поменять внешнюю политику. Обретение субъектности — это длительный процесс, который, как правило, растягивается на десятилетия.
— По крайней мере, появляются сейчас политики, которые начинают декларировать, что нужно снова начать с обретения суверенитета и с возвращения к тому документу, который был подписан 16 июля 1990 года, — Декларации о государственном суверенитете.
- Можете назвать политиков?
— Их сейчас очень много — это и новая генерация, и так далее. Я бы не хотел говорить, потому что я надеюсь, что эти политики могут объединиться в ближайшее время в ирредентистскую партию, которая может ставить перед собой задачи и цели обретения реальной независимости. Потому что сейчас можно констатировать одно — что после 2014 года Украина свою независимость потеряла.
