О своём детстве Григорий Михайлович вспоминал так: «Совсем маленьким мальчиком я любил ходить по улицам Харькова, внимательно разглядывая всё, что попадалось на пути. А потом находил доброго дядю или тётю, называл свой адрес и фамилию (а это я знал с двух лет), и меня приводили домой. Когда мама укладывала меня спать, я делился впечатлениями. И никак не мог понять, почему мама не разделяет моих восторгов».
Недалеко от дома, где жила семья, стояла церковь. Миша, которому исполнилось три года, целыми днями пропадал в ней, слушая хор. Однажды служитель храма вывел малыша на улицу и сказал его родителям: «Ваш мальчик будет знаменитым человеком».
С 14 лет, Михаил увлеченно играл в самодеятельности, а затем поехал в Ленинград в Театральный институт, куда его приняли сразу на второй курс. Отцу это не понравилось. Когда перед самой войной семья последний раз в полном составе собралась на отдыхе в Кисловодске (приехал и Миша, и старший брат Роберт с женой и дочкой), Григорий Михайлович всё время ворчал: «В семье не без урода. Старший сын нормальный, два института окончил, а у младшего на уме одни драмкружки да переодевания».
А затем наступило 22 июня 1941 года. Роберта мобилизовали в армию. 16-летний Михаил призыву не подлежал, и поехал учиться… только не в город на Неве, а в Пятигорск — Театральный институт эвакуировали сюда. Но уже через год немцы добрались и до Северного Кавказа. Институт опять эвакуировали, на этот раз в Тбилиси. Первое, что сделали все студенты и преподаватели по приезду — это бросились в пункт переливания крови и стали сдавать свою кровь для раненых солдат.
Долго немцы в Пятигорске не задержались, их вышвырнули оттуда уже 11 января, и летом институт вернулся обратно. Здесь на сцене Пятигорского театра драмы и комедии и состоялся Мишин дебют. Вскоре пришло трагическое известие — в сражении на Днепре брат Роберт получил тяжёлое ранение и скончался от ран в полевом госпитале. Буквально одновременно стало известно, что его наградили орденом «Красной звезды», но это не могло утешить ни родителей погибшего лейтенанта, ни молодую вдову, ни его брата.
Однако жизнь шла своим чередом, Миша осваивался на сцене. Он сдружился с будущим известным писателем, публицистом и драматургом Генрихом Боровиком (его родители основывали Пятигорский театр). Боровик позже писал в своих мемуарах: «Водяной тогда делал свои первые шаги на сцене. Несмотря на некоторую разницу в возрасте (Михаил был старше на 5 лет), мы быстро сдружились… В театре было достаточно фраков, но хронически не хватало лаковых туфель, поэтому нам, статистам, выдавали… галоши. Издали они блестели и ничем не отличались от лаковой обуви…»
Прошло два года. Война закончилась, и Миша перебрался во Львов. На его выбор повлияло то, что здесь жила вдова брата Нина и дочь Людмила, им надо было помогать. Генрих Боровик вспоминал: «Я был в числе немногих, кто провожал Водяного… После войны он покинул Пятигорск, и мне перепало несколько его ролей. Пару раз произносил «Кушать подано!». Нина лелеяла надежду, что Миша удочерит племянницу, но её чаяниям не суждено было сбыться.
Водяного пригласили в открывшийся весной 1947 года Львовский театр музыкальной комедии. По поводу одной из первых его премьер оперетты «Одиннадцать неизвестных» артист как-то пошутил: «Нас была целая футбольная команда, и все мы были действительно не известны». Партнёршей Водяного на сцене была актриса Маргарита Дёмина, с которой они расписались в 1952 году и дальше уже не разлучались.
В 1953 году театр переехал из Львова в Одессу. Новая публика сразу полюбила Водяного. Он буквально светился со сцены, а его специфический говорок нельзя было спутать ни с чем. Только семья и очень близкие люди знали, что, разговаривая таким образом, Михаил скрывает врождённый дефект речи, а за кажущейся лёгкостью игры на сцене таится титаническая работа по изучению исторического материала, подбору живых образов, по оттачиванию каждой фразы, каждого движения, каждого жеста.
Когда шла подготовка к постановке посвящённого Одессе мюзикла Исаака Дунаевского «Белая акация», Водяной для своего героя Яшки-Буксира долго искал броский и модный наряд. Однажды на Дерибасовской он увидел пижона в экзотичной рубашке с пальмами, дополненной несуразным ярким галстуком. Он спросил, где такое можно приобрести. Узнав, зачем актёру понадобился его наряд, гордый оказанным ему вниманием одессит, не говоря лишних слов, снял с себя рубашку, галстук и тут же отдал. Увидев, что Водяной готовит деньги, он чуть не обиделся.
До 1957 года ещё попадались такие жители города, которые ничего не знали о Водяном. Но когда на экраны вышел фильм-спектакль «Белая акация», где он в образе Яшки-Буксира «материализовал» квинтэссенцию настоящего одесского «фраера» 50-х годов, не то что Одесса… вся страна полюбила этого актёра. На представления с Водяным нельзя было купить билеты, их разметали заранее, а спекулянты потом перепродавали втридорога. Любой гость Южной Пальмиры мечтал увидеть любимого артиста на сцене. Об одесских представлениях, где на остроумные реплики из зала следовали ещё более остроумные реплики Водяного со сцены, ходили легенды. Благодаря ему театр постоянно перевыполнял планы по кассовым сборам, и трупа получала премии.
В 1964 году по инициативе главного режиссера театра Матвея Ошеровского на либретто Григория Плоткина киевский композитор Оскар Сандлер написал оперетту «На рассвете», действие которой происходит в Одессе времён Гражданской войны. Одним из знаковых персонажей оперетты был хорошо известный, благодаря рассказам Исаака Бабеля, одесский налётчик — Мишка Япончик. Об этом почти моментально стало известно одесситам, среди которых ещё оставалось много тех, кто видел эту легенду Одессы, включая его родного брата чистильщика обуви Юдия. Он дошёл до главного режиссера театра Матвея Ошеровского, пытаясь выяснить, кто будет играть и в каком качестве собираются показывать его родственника: как бандита или как налётчика, поскольку это «две большие разницы».
В результате эту безусловно ответственную роль доверили Водяному. Михаил Григорьевич обратился к великому «одеколону» Леониду Утёсову («одеколон» — от слов «одесская колония», так себя называли одесситы, жившие в Москве), который дружил с его героем. Тот охотно поделился своими воспоминаниями, подробно описав манеру поведения Япончика и рассказав несколько курьёзных случаев, участником одного из которых был сам.
В результате Водяной в этом новом образе навсегда покорил сердца зрителей. «На рассвете» стал визитной карточкой театра, а куплеты Мишки Япончика надолго вошли в одесский фольклор. Через год Одесская киностудия сняла художественный фильм «Эскадра уходит на запад», о французской оккупации Одессы. Кого приглашать на роль Мишки Япончика у режиссёров не возникло никаких сомнений. Популярность Водяного в образе легенды одесского криминального мира стала настолько велика, что даже появилась байка, что будто бы, когда он приехал хоронить своего отца и сказал директору кладбища фамилию, тот подумал, что умер исполнитель роли Мишки Япончика — без грима он актёра не узнал. На самом деле Григорий Михайлович умер за 7 лет до появления пьесы.
Лучше всех о Водяном в роли Япончика написал в своём дневнике Леонид Утёсов: «Я много лет являюсь консультантом по «одесским вопросам». Работа трудная, так как каждый одессит по любому поводу имеет свое мнение. Единственный случай, когда мнения всех одесситов совпадают, это исполнение Водяным роли Мишки Япончика… Я видел настоящего, живого Япончика и считаю, что Михаил Водяной больше похож на него, чем сам Япончик».
Ну и, конечно, оглушительная всенародная слава обрушилась на Михаила Григорьевича после выхода на большой экран «Свадьбы в Малиновке». В фильме его роль второго плана фактически затмевает собой все остальные. Почти мгновенно реплики и песни Попандопуло ушли в народ, где благополучно пребывают и в наше время. Только фраза «Сдаётся мне, что мы накануне грандиозного шухера» в связи с сегодняшней ситуацией на Украине произносится нынче десятки тысяч раз на дню. Что уж говорить о «И шо я в тебя такой влюблённый…» или «Нажми на клавиши, продай талант…». Современная украинская молодёжь почти не знакома с отечественным кинематографом, но «Свадьбу в Малиновке» знает хорошо.
В 1967 году некоторые кинокритики попытались написать разгромные рецензии, назвав ленту «примитивной опереткой», но их мнение просто утонуло в «волнах» народного признания. Картину посмотрело 74,6 миллиона зрителей. Для современного российского кинематографа это недостижимая вершина, о которой он пока может только мечтать. О других бывших республиках СССР вообще и говорить нечего.
Водяной становится не просто кумиром — символом Одессы. За глаза одесситы называли его просто — Миша, потому что и так всем было понятно, о ком идёт речь. При встрече же так к нему никто не обращался, потому что амикошонство в общении с собой он не допускал. Часто, когда Водяной гулял по улице, за ним увязывалось сразу несколько людей. Они просто шли в стороне, чуть поодаль… ну потому что им было приятно гулять с самим Водяным.
Однажды Михаил Григорьевич летел в самолёте и опаздывал на представление. Он зашёл в кабину пилотов, рассказал о своей беде. Те связались с «землёй», и в результате непродолжительных переговоров посадили свой борт не как планировалось — в аэропорту, а на военном аэродроме, от которого до театра было рукой подать. Ни у одного из пассажиров не возникло даже мысли возмутиться. Как можно? Ведь это же сам Водяной.
В 1976 году он первым из советских актёров оперетты получил звание народного. Водяной потом рассказывал: «Первым меня поздравил Леонид Осипович Утесов. Позвонив по телефону, он произнес: «Мои поздравления истинно народному — от «одеколонов» в Москве!» И здесь же шутливо добавил: «С такими заслугами — и на свободе, и до сих пор живой! Это же надо…»
Три года спустя Водяной стал «играющим» директором и, одновременно, художественным руководителем родного театра. Друзья советовали отказаться, но он только отмахивался: «Я понимаю, какой это груз, но ведь там могут назначить случайного человека, который погубит театр!» Стараниями Михаила Григорьевича у театра появилось новое здание… а у него самого — мстительные завистники, развязавшие настоящую травлю, и первый инфаркт.
Сначала в местной прессе, а затем и в «Литературной газете» появились статьи о «халатной работе директора» музкомедии. Потом его обвинили в финансовых махинациях и растрате. В квартиру постоянно названивали какие-то неизвестные, которые с ложным сочувствием спрашивали, повесился ли Водяной, или застрелился; куда привозить венки. После первого такого звонка трубку стала брать жена Маргарита, но потом и она перестала подходить к телефону. По Одессе поползли слухи о смерти Михаила Григорьевича, которые вскоре дошли и до него самого. Это привело ко второму инфаркту. Однако и на этот раз Водяной «выкарабкался» и вернулся в театр.
Тогда его анонимные недоброжелатели инспирировали обвинения в растлении несовершеннолетних. Актёра задержали и заключили в камеру предварительного заключения. Начался суд. В качестве жертвы прокурор пригласил 15-летнюю девочку, которая обвинила Михаила Григорьевича в совращении. Однако, когда её спросили о времени преступления, она назвала октябрь. Но как раз в октябре Водяного не было в Одессе, он отдыхал на борту круизного лайнера «Максим Горький», совершавшего кругосветное плавание. Обвинение «рассыпалось» на глазах, а расплакавшаяся девочка призналась, что она солгала. Тем не менее Михаила Григорьевича из камеры не выпустили.
И вот подошёл день очередного выхода спектакля «На рассвете». Одессу мучил вопрос: кто же будет играть Мишку Япончика? Все зрители пришли в Театр музкомедии с цветами. Все до единого. Ирина Апексимова, которая была задействована на сцене, навсегда запомнила этот день: «…Пришёл спектакль к моменту, когда на сцену должен выходить Мишка Япончик. Выстрелы. Оркестр. Аккомпанемент. Первые аккорды в зале. Звенящая тишина. И вдруг вышел на сцену ОН. И весь громадный зрительный зал Одесской оперетты… Они, по-моему, сыпались сверху с балконов с криками «Миша! Родной!»… Все стали забрасывать его букетами…»
Хоть обвинения и рассыпались в суде, но официально их не сняли. Все регалии награды, кроме звания народного артиста СССР, у актёра отняли. Шутить ему в этих условиях стало тяжело, и он сыграл свою последнюю роль — Тевье-молочника из мюзикла Джерри Бока «Скрипач на крыше». Полная трагизма — это была одна из лучших его работ, совершенно не похожая на все предыдущие. Сам Михаил Григорьевич говорил, что его Тевье — это «король Лир в оперетте».
Однажды «Скрипач на крыше» шёл в Октябрьском дворце города Киева, и его зашёл посмотреть актёр Михаил Ульянов, который играл эту же роль, но в драматической постановке театра Вахтангова. У него оставалось несколько часов до московского поезда, и он решил провести их с пользой. Поражённый игрой Водяного, он уехал только через день, совершенно забыв о «пропавшем» билете… Но это был последний успех великого одессита.
Михаила Григорьевича «добил» третий инфаркт, он ушёл из жизни 11 сентября 1987 года в возрасте 63 лет. После его смерти жена Маргарита до последнего сражалась за доброе имя покойного мужа и в конце концов отстояла его. Было достоверно доказано: Михаил Водяной стал жертвой навета, в чём его поклонники никогда не сомневались.
Одесский академический театр музкомедии назвали именем Михаила Водяного. В 1992 году здесь поставили новый спектакль «Бал в честь короля», собранный из самых популярных сцен наиболее знаковых постановок театра, в которых играл Водяной. Он идёт уже 27 лет, последний спектакль состоялся 21 декабря этого года. «Свадьба в Малиновке» регулярно появляется на экранах, и после каждого её показа в миллионный раз где-то кто-то кого-то спрашивает: «…И шо я в тебя такой влюблённый?»
Полстолетия назад Михаил Григорьевич Водяной создал не просто популярные сценические и экранные образы, он заложил «генетический код» Одессы, талантливо завершив работу своих многочисленных предшественников. Именно за это его, харьковчанина, так полюбили коренные одесситы — он наглядно показал им и всему миру, что такое «душа Одессы». Пришлые «варяги» пытаются сломать её, растоптать, но они буксуют и теряют время, которого у них мало. А «душа» живёт и будет жить, потому что Утёсову, Бабелю, Катаеву, Ильфу и Петрову и многим-многим другим… и далеко не в последнюю очередь Михаилу Водяному им противопоставить нечего.