Под Мухой: поиски «украинского следа» в «Славянской эпопее» чешского художника

Альфонс Муха, чешский живописец и известный представитель стиля ар нуво, ушел в вечность в далеком 1939 году, оставив потомкам не только томных славянских женщин в цветочном обрамлении, но и беспримерную работу под названием «Славянская эпопея». 

До написания двадцати (!) полотен размерами под восемь (!) метров ему пришлось пройти причудливыми тропами иллюстратора, ювелирного мастера и театрального декоратора.

В начале карьеры, в результате упорного овладения ремеслом, Муха оказался в фаворе у вельможных заказчиков. В моравском городке Микулов он работал над украшением родового замка графа Карла Куэна-Беласси, а затем и его парадного дворца Эммахоф в моравском же городе Грушовани. Вскоре художник совершил, вместе с супругами Куэн-Беласси, путешествие в Северную Италию и в австрийский Тироль. Там Альфонс Муха некоторое время расписывал стены замка, принадлежавшего брату Куэн-Беласси. Восхищённый талантом юноши, граф решил оплатить его учёбу в Мюнхенской академии изящных искусств. Здесь Муха вскоре возглавил Ассоциацию славянских художников. То есть, получил признание не только как автор, но и как предводитель группы, так сказать, генно-модифицированных живописцев.

После двух лет занятий в Мюнхене Муха в 1887 году лишается высокого покровителя, который покончил с собой. Альфонс остался без средств к существованию. Системные занятия живописью были прерваны, и зарабатывать на жизнь пришлось изготовлением рекламных плакатов, афиш, календарей, ресторанных меню, приглашений, визитных карточек. Что примечательно, деля свою мастерскую в течение некоторого времени с самим Ван Гогом.

И между делом иллюстрируя многотомные «Сцены и эпизоды из истории Германии» французского историка Шарля Сеньобоса. Обращение к великим событиям общеевропейского прошлого дало художнику ценный опыт, который впоследствии и пригодился ему при работе над вышеупомянутой эпопеей. Но до этого случился невероятный успех — Муха сотворил афишу премьеры представления «Жисмонда» с участием великой Сары Бернар. Звездная актриса была восхищена результатом и настояла на предоставлении автору места главного декоратора театра, где служила не она, а ей. Сплетники приписывают им более тесную, чем творческую, связь, но чех (а наполовину — по матери — поляк) неуклонно двигался к другой цели. В 1900 году Муха принимает участие в отделке павильона Боснии и Герцеговины на Всемирной выставке в Париже. И это был последний толчок к большой и важной работе.

Сразу же после возвращения он принялся за эпохальный труд. В течение последующих лет из-под его кисти вышло двадцать монументальных полотен, изображающих переломные вехи в истории славянских народов.

А вот какие темы выбрал для визуализации мастер кисти, можно судить по полному списку названий картин: «Славяне на исконной родине», «Праздник Свентовита на острове Руга», «Введение славянской литургии», «Болгарский царь Симеон», «Король Пржемысл Отакар Второй», «Коронование царя Стефана Душана», «Ян Милич из Кромержиржа», «Проповедь магистра Яна Гуса в Вифлеемской капелле», «Встреча в Кржижках», «После Грюнвальдской битвы», «После битвы на Витковой горе», «Петр Хельчицкий», «Гуситский король Иржи Подебрадский», «Николай Зринский защищает Зигет от турок», «Печатание Кралицкой Библии в Иванчицах», «Ян Амос Коменский», «Гора Афон», «Присяга чешского общества Омладина под славянской липой», «Отмена крепостного права на Руси» и «Апофеоз истории Славянства».

Как видно, только предпоследняя из перечисленных работа хоть как-то может быть отнесена к истории нынешней Украины. Все остальные же описывают события, участниками которых были, преимущественно, чешские исторические личности. Да иногда — представители других западнославянских народов: сербов, болгар и иже с ними.

Казалось бы, какое дело может быть читателю до событий гуситских войн, Реформации и тому подобных перипетий задолго до образования Европейского Союза? Но, чтобы было понятно, что дело есть, надо вспомнить общеизвестный факт: Кирилл и Мефодий были создателями старославянской азбуки и церковнославянского языка. Сами же были то ли греками, то ли болгарами, то ли македонскими или моравскими славянами. Но часто просто принимались за славян, на языке которых говорили чисто. Сегодня просветителей можно лицезреть в составе скульптурной группы на площади у Михайловского собора в Киеве — вместе с равноапостольной княгиней Ольгой и Андреем Первозванным.

По факту, имеется признание их причастности к истории Киевской Руси, хотя наиболее близко к ней они были замечены только в Херсонесе, где обрели мощи папы Климента I. Поэтому анализ «Славянской эпопеи» должен быть посвящен и поиску места и роли украинских предков в общеевропейских процессах древности. Когда границы между странами были совсем другими, да и страны были не такими, как привык их представлять себе современный историк-любитель.

Обращаясь ко времени, например, того же Симеона, царя болгарского, надо признать: место и роль в европейской истории родоначальников державы на берегах Днепра была тогда крайне незначительна, если и вовсе незаметна. Болгария в конце IX — начале X века переживала свой наивысший расцвет, занимая территорию от берегов Адриатики до Черного моря. И выходила на севере далеко за берега Дуная, ограничиваясь на северо-востоке берегом Днестра.

Что же в это время творилось на Руси, намного позже называемой Киевской? После фактически рейдерского захвата Олегом града на Днепре путем убийства правящих там Аскольда и Дира вырос первый Рюрикович — князь Игорь. И унаследовал рейдерские замашки предков в полной мере. В связи с чем ходил помогать Византии против болгар, не имея никаких на то династических или иных причин. Надо сказать, что и Олег ранее не имел причин прибивать щит на вратах Цареграда, кроме желания поправить материальное состояния своей дружины за чужой счет. Логично, что такое поведение не привело к общеевропейскому признанию — мало ли шаек бродило тогда по окраинам развалин Римской империи? А «киевские» тогда еще и славянами называться в полной мере не имели права, неопределенно именуясь русами.

Если же обратиться к наиболее визуализированному Мухой периоду истории славян — войне чехов с католическим Западом за свои «национальные ценности» — то в начале XV века Киев был в упадке, входил в Великое княжество Литовское и на исторической карте Европы никак самостоятельно себя не обозначал. Правитель же обширного ВКЛ Великий Витовт, сын Кейстута, племянник Ольгерда и двоюродный брат польского короля Ягайло поддерживал гуситов и даже был провозглашен их королем. Этот трижды крещенный деятель умудрялся многократно же мириться с врагами и воевать с друзьями, выдавать дочь за московского князя и командовать объединенными польско-литовско-русскими войсками в Грюнвальдской битве, а еще здорово трепать татарскую орду на берегах Волги и в Крыму. При этом олицетворяя собой весь тот восточно-славянский язычески-христианский противоречивый мир, который формировал тогда свой исторический профиль в условиях геополитического выбора между католицизмом и православием. Вполне обходясь без украинцев ввиду их отсутствия как таковых.

Безусловно, Альфонсу Мухе были известны эти страницы европейской истории. Его титанический труд оплатил американский миллионер Чарльз Крейн. Личность весьма примечательная своими связями с Россией и СССР, где он бывал более двадцати раз, заказывал Николаю Рериху картину «Ростовский кремль», а после разграбления Данилова монастыря выкупил его колокола. Благодаря этому представителю международного капитала в 1928 году Муха закончил все двадцать полотен, и вместе с меценатом они подарили их Праге.

Общеславянский патриотизм художника (а не сугубо моравский или чешский) был настолько известным, что власти гитлеровской Германии включили его в список врагов Третьего рейха. После захвата Праги гестапо несколько раз арестовывало художника, допрашивало и пытало, из-за чего он заболел и умер. В том же году ушел из жизни и Чарльз Крейн. Но осталась «Славянская эпопея» — своеобразная художественная летопись о давно минувших днях. В которой нет упоминания о великой Киевской Руси — то ли ввиду отсутствия этого величия, то ли потому, что тогда она была совсем другой Русью.