Я встретилась с отцом Феофаном в Москве на излёте декабря 2018 года в книжной лавке Сретенского монастыря не для разговора, а для того, чтобы просто повидаться и обняться. Важные вопросы и ответы, о которых вы узнаете из этой статьи, были заданы и записаны немного раньше в Донецке, но некоторые страшные подробности открылись мне в эту нашу наиновейшую встречу. Обратите внимание, как старательно я обхожу слово «последний», такое страшное слово.
Эта статья — плод нескольких бесед и переписок с человеком, самыми большими мечтами которого являются мир и возвращение в родную обитель, где он не был с 3 марта 2015 года.
Предчувствие войны
В 2000 году отец Феофан пришёл служить в часовню Иверской иконы Божьей матери возле донецкого аэропорта. Молодой священник ездил на маршрутке до аэропорта, а к самой часовне добирался уже пешком через многочисленные огороды. Пеший путь занимал около десяти минут. Петляющая тропинка, высокие деревья, бескрайние поля — обычная история, если бы не одно обстоятельство. Каждый раз, когда отец Феофан шёл по сырой и мирной земле к месту своей службы, в его голове начинали звучать странные и необъяснимые для двухтысячного года слова и обрывки фраз. «Сегодня в донецком аэропорту продолжились ожесточённые бои», «Моторола», «защитники донецкого аэропорта». Потом, через четырнадцать лет, все эти слова отец Феофан услышал наяву в сводках, и пазл сложился.
— Вы придавали значение этим словам в 2000 году? Они Вас беспокоили или Вы старались об этом не думать?
— Это всё звучало тогда, по меньшей мере, странно, но я делился с окружающими, дословно говорил то, что слышал. Как правило, люди просто пожимали плечами, но недавно я встретил одного из тогдашних пономарей, сегодня он уже заслуженный протоиерей. Я спросил его: «Помнишь, мы служили на Иверском, ты у меня был пономарём?..» Он ответил, что, конечно, помнит, а также помнит, как я тогда говорил, что будет война, про защитников донецкого аэропорта, про Моторолу… Я изумился: «Ты и это помнишь?» Он ответил, что всё помнит, только тогда в 2000-м он думал, что я говорил что-то не имеющее отношения к реальности, ни к настоящей, ни к будущей. А вот через годы мои тогдашние «пророчества», если можно так сказать, стали явью.
Знаменитый старец, батюшка Зосима, очень много упоминал будущую войну. «Батюшка Зосима говорил, что в Киеве загорится адское пламя, — делится отец Феофан, — и потом это пламя огненным колесом покатится с запада на восток. На Донецк, а потом и на Киев будут падать американские бомбы и снаряды, и ракеты. Всё ещё будет, как я понимаю. На Донецк в принципе уже иностранные снаряды не раз падали, а вот для Киева всё ещё впереди. Батюшка Зосима много чего предсказывал. Я много раз сопоставлял, слагал в сердце все эти моменты».
Золото Донбасса
В десятые годы текущего века с отцом Феофаном также случались странные откровения: «Как-то я шёл по улице и увидел ослепительный кортеж, кто ехал в тех машинах, я не знаю, но мне отчего-то тогда подумалось так: «Интересно, а на чьей стороне будут все эти богатые и крутые. С кем они будут и за кого?» И следом новая мысль: «Что за глупости…» Или какая-то молодёжь, которая безобразничала, вызывала во мне такие мысли: «Сейчас они безобразничают, ни о чём не думают, а во время войны на чьей стороне они будут?» И сколько невероятных примеров мы знаем сегодня, когда ребята, представители золотой молодёжи, ушли на фронт и такие подвиги сотворили, что полностью перевернули миропонимание тех людей, кто их осуждал в мирное время».
Сколько таких ребят погибло на нашей земле! Не перечесть всех, для кого война вдруг стала возможностью быть настоящими героями, преодолеть уничижительное определение «золотая и бесхребетная молодёжь» в пользу высокой, но такой страшной формулировки — золото Донбасса.
«Много лет меня не отпускали предчувствия войны. Страшно, что они стали явью, — вспоминает отец Феофан, — ближе к самой войне, когда в Киеве начались искушения, Майдан и т.д., я говорил окружающим, что впереди нас ждёт большая гражданская война, в которой Запад будет поддерживать ненормальную часть Украины, но люди тоже всего-то пожимали плечами. Я же начал готовиться, я прекрасно понимал, что надо будет как-то помогать нашим защитникам. Единственно, у меня была надежда, что нас заберут, нашу сторону. Отвоюют полностью всю область, чтобы у нас было мирно, но увы…»
Украина и церковь
— Отец Феофан, почему на Украине произошёл церковный раскол? Возможно, что у Вас есть некое объяснение, не физическое, а скорее метафизическое.
— Украина до Майдана очень жирно жила, я не являюсь фанатом Януковича, но это факт, мы жили мирно, самодостаточно, сыто и благополучно, только сами не осознавали собственного благополучия. Мы забывали благодарить Бога за то, что он нам давал. Украина забывала благодарить Бога. Захотели ещё лучше жить, ещё сытней, ещё вкусней, как старуха из сказки. Церковь никогда не лезла в политику, старалась всегда сохранять просто добрые отношения с политикой и политиками, так было много лет. К сожалению, кадровые ошибки митрополита Владимира, предшественника митрополита Онуфрия, сейчас всплыли резко и жестоко.
До плена
С марта 2014 года, когда по донбасским дорогам пошла первая украинская военная техника, отец Феофан начал передавать фото и пути её прохождения в Донецк. «Первые фотографии украинской техники, которая к нам зашла, я сделал возле кладбища села Благодатное, где позже в мае 2014 года Правый сектор расстрелял бойцов ВСУ. Я делал фото, на которых были видны даже номера машин. БРДМ, БМП, машины обслуги. Первая колонна техники прошла 15 марта 2014 года. У нас тогда не были сформированы ни разведка, ни полноценная армия, я не знал, куда мне обращаться с добытой информацией. Я просто звонил знакомым в Донецк. Мне важно было сообщать хоть кому-то, что скоро нас будут убивать. Я предупреждал, хотел, чтобы люди были готовы как-то останавливать идущую на нас смерть. Вспомните, как люди под Краматорском, под Славянском руками стопорили технику. Выходили и живой цепью становились, чтобы дать отпор. Только ради этого я тогда и передавал сведения. Хотел предотвратить!»
Обжигающая дата
Первой страшной датой сегодняшней войны для отца Феофана остаётся 2 мая 2014 года. «То, что произошло в Одессе, я до сих пор не могу до конца осмыслить! — говорит он. — В ночь со второго на третье мая я не спал, собирал видеозаписи из Одессы, сохранял их, скачивал. Это надо сохранить на века, чтобы больше не повторилось! Это был самый настоящий ад на земле. Я собрал большую, условно говоря, коллекцию записей, на которых запечатлено то, о чём никто и нигде не говорил. Официальная версия, что сожгли людей, а на одной из записей видно, что из здания выносят человека с химическим ожогом лица. Судя по всему, этого человека просто окунули головой в какую-то ёмкость с концентрированной кислотой. Абсолютно страшное лицо… 2-го мая даже самые неверящие поняли, что дороги назад нет! Что с этими выродками разговаривать не о чем! Да, я говорю именно это слово! Они выродки».
Отец Феофан уверен в том, что христианин должен уметь отделять добро от зла. Добро нужно называть добром, а зло — злом. Нельзя переиначивать слова и подменять понятия. Выродки в понимании моего собеседника — это бандеровцы и те, кто пошёл за пропагандистами и пришёл на Донбасс убивать мирных людей. «Сначала были убиты люди в Одессе, — говорит отец Феофан, — это всё красиво оправдали на Украине, сняли даже какие-то в кавычках документальные фильмы о том, что люди подожгли сами себя. И эта странная риторика о том, что в поджоге «ваты» и сепаратистов нет ничего страшного. Началась и идёт страшная подмена понятий. Я не мог оставаться в стороне и всеми силами помогал нашей разведке. В начале мая 2014 много техники пошло, 9 мая случился расстрел людей в Мариуполе, стало понятно, что это не просто конфликт, а самая настоящая война».
Плен
На протяжении года отец Феофан активно помогал разведке. Началось всё с разрозненных групп антимайдановцев, а к моменту пленения иеромонаха в марте 2015 года в Донецкой Народной Республике уже были и полноценная разведка, и серьёзная армия. «Я помогал, чем мог, единственное, что под конец, перед самым пленом, уже не всё сообщал. Не было сил. Я просто устал. Не каждый раз, когда проезжали «Грады», «Ураганы», не каждый раз, когда шли колонны техники. Когда это движется круглые сутки, когда ты уже сбился со счёта и точно не можешь сказать, сколько мимо тебя проехало баллистических ракет. У меня просто в какие-то моменты опускались руки…»
3 марта 2015 года за отцом Феофаном приехали. Его арестовали сотрудники СБУ без предъявления каких-либо документов, просто вскинули на иеромонаха два пистолета и надели наручники. В этот же день провели обыски: в доме и в монастырской келье. «Это был не совсем обыск, — делится мой собеседник, — сотрудники СБУ просто забрали себе те мои вещи, которые им понравились, по сути они обворовали меня». После ареста отца Феофана повезли в мариупольское СБУ.
Первый день плена был самым сложным и самым страшным. Отца Феофана привезли во двор мариупольского СБУ (улица Георгиевская, 77). По странному и страшному стечению обстоятельств мирское имя отца Феофана — Георгий Кратиров. А родился Георгий в 1977 году. «Со двора меня сразу повели в подвал. Заходишь, потом прямо, потом налево и вниз, — вспоминает отец Феофан, — потом опять по коридору налево…» Сначала отца Феофана посадили в камеру-накопитель, где сидело много людей, было очень накурено. На стеллажах лежали пакеты, пластиковые мешки, все люди очень переживали, ждали, кто следующий. Отцу Феофану ждать пришлось недолго, его вызвали по фамилии. Открыли дверь, потом решётку, поставили к стене, руки за спину, на запястья наручники, на голову пакет.
«Меня доставили в тир, — говорит отец Феофан, — это налево и сразу направо, буквально в двух метрах. Я спустился в тир на две ступеньки, дорогу не видел, но запоминал. При входе в тир спросили: «Как здоровье?» Я ответил, что у меня больное сердце». После вопроса-ответа отца Феофана усадили на низкую лавочку, такие раньше были в советских спортзалах. Так как задержанный иеромонах ничего не видел, то его направляли. «Я слышал, что справа от меня на лавочке сидит какой-то человек, — вспоминает мой собеседник, — через какое-то время ему сказали, чтобы он шёл на выход. Я потом познакомился с этим человеком, он меня видел. Ему пакет не надевали на голову, поэтому позже он узнал меня по одежде в изоляторе временного содержания».
После того как человек справа ушёл, к отцу Феофану подсел мужчина с западным украинским акцентом, голос его не был голосом брутального солдата, это был обычный голос обычного человека, прожившего всю жизнь на западе Украины. «Выговор моего мучителя был похож на выговор одного моего друга из Тернополя», — говорит отец Феофан. Человек с акцентом сказал иеромонаху на русском языке, что сейчас с ним будут говорить другие люди, которым он должен рассказать всю правду, рассказать всё, как было. После этого человек с акцентом перешёл на украинский язык: «Інакше з тобою будуть розмовляти іншою мовою! Ти мене зрозумів? Що взагалі москальська церква робить на український землі?»
Отец Феофан ответил мучителю: «Храм, в котором я служу, 1912 года. Где тогда была украинская земля?» Иеромонаху показалось, что собеседник стушевался и тут же перешёл на русский: «А вот у нас в селе два храма и есть хорошая соревновательная традиция. Храмы соревнуются между собой, в каком храме лучше облачение, какой храм лучше рушниками украшен!» На этом разговор отца Феофана и человека с акцентом завершился.
Другой язык
После того как человек с акцентом ушёл, его место занял другой человек с металлическим голосом. Первое, о чём спросил отца Феофана новый собеседник, принимал ли тот наркотики. Иеромонах сказал, что нет. Человек с металлическим голосом приказал кому-то: «Неси чёрный, сейчас будем колоть!» Это была такая психологическая атака, конечно, никто ничего не принёс. А дальше начался ад.
Мучители задавали вопросы и били отца Феофана куда попало — пластиковой дубинкой по коленям, битой по почкам, по ногам, били током.
Самое страшное, что всё это происходило в полной темноте. Жертва не знала, откуда будет новый удар и каким он будет. Отцу Феофану повезло, что под пакетом у него была шапка, она немного защищала голову. «Тяжко было, — вспоминает иеромонах, — били несколько часов подряд, но им этого показалось мало, они бросили меня на пол, сорвали пакет, поставили на мой торс две лавочки, на лавочки сели крупные бойцы. На лицо мне положили тряпку и начали поливать эту тряпку водой из баклашки, но при этом не забывали бить битой по голеням. Это длилось не менее полутора часов. Или даже больше. Не знаю, там время шло иначе».
К смерти всегда готов
Три дня длились пытки отца Феофана в СБУ. В конце первого дня ему сказали, что завтра он должен будет писать показания, но уже вечером за ним, продрогшим и израненным, снова пришли и отвели в тир. «Я не мог держать ручку, держал её не пальцами, а в кулаке, поэтому буквы получались квадратными», — вспоминает отец Феофан. В тире, где иеромонах писал квадратными буквами показания, было относительно светло, у стен стояли биты, висели мишени, Феофан сидел за теннисным столом и одну за другой выводил уродливые буквы. Этот тир перевидал многих: палачей и мучеников. Этот тир знает понятие «живая мишень», когда пленного усаживали вместо мишени и стреляли вокруг него для устрашения. Иногда попадали и в человека, ранили.
Мучителям не понравились показания, которые написал отец Феофан, ни по смыслу, ни по почерку. И пытки продолжились… Бывший клирик УПЦ рассказывает о днях, проведённых в СБУ, очень спокойно, то ли пережил, то ли сан обязывает. Он даже не рассказывает, а просто повествует, без пафоса, без гордости, без преувеличений. Обыденный язык, спокойный тон, так можно рассказывать о мире и радости, но не о пытках и горе. Я как человек, которого умение держать ручку кормит, с ужасом слушаю его рассказ и говорю: «Они Вас не только способности ручку держать лишили, сделав Ваши пальцы несгибаемыми, они Вас лишили возможности перекреститься, ведь крестимся мы щепотью, как и пишем…» Отец Феофан согласно кивает в ответ: «Да, так и было…» Все три дня пыток иеромонах молился, просил дать ему сил не выдать своих, больше всего боялся именно выдать! А когда били шокером, повторял: «Прости их, Господи, они не ведают, что творят…»
Плен отца Феофана длился более месяца, с 3 марта по 8 апреля 2015 года. В первое время он находился в СБУ в Мариуполе, потом его перевели в изолятор временного содержания, потом отправили в СИЗО, а когда встал вопрос об обмене, перевезли в Харьков. 7 апреля 2015 года на Благовещенье отца Феофана забрали из Харькова и увезли в Изюм, потом в Краматорск, а обменяли уже под Майорском. «В Харькове со мною обращались как с собакой, — вспоминает иеромонах, — мне сразу сказали, что я есть, но меня как бы нет, так как ни в каких списках я не значусь. Надзиратели приходили в любое время суток и просто издевались, на душ отводили 10 минут на 15 человек, периодически обещали сдать на органы, как бы шутя. Я сидел в тюрьме, которая находится внутри СБУ в Харькове на улице Мироносицкой». Я переспрашиваю: «На Мироносицкой?» Отец Феофан грустно улыбается в ответ: «Да, именно на Мироносицкой…» Улица Мироносицкая — это одна из центральных улиц Харькова, начинается от улицы Жён Мироносиц.
Самая главная мысль, которая была все дни плена с отцом Феофаном, это мысль о смерти. «Я всегда был готов к смерти, — говорит иеромонах, — каждую секунду моего пребывания в различных тюрьмах я понимал, что эта конкретная секунда может стать последней для моего земного пути, но я не боялся! И сейчас ничего не боюсь…»
— А сейчас готовы?— спросила я.
— Готов, но хочется не просто так. Хочется за родину, за веру, но смерть за родину и веру — это большая честь, слишком большая честь для человека. Если будет это Богу угодно, я буду только рад.
