А начиналось всё в далёком 89-м, в красивом южном Ильичёвске (ныне этот город носит название Черноморск). Женя, кстати, с грустью констатирует, что и в паспорте его родиной числится город, которого больше нет.
— Тривиально всё было весьма, если говорить о приходе в музыку. Как многих мама привела за ручку в музыкальную школу. Жили мы крайне бедно. Пианино было не просто купить не на что — его и поставить было некуда. Потому было ясно, что выбор за небольшим музыкальным инструментом. И доступным. Гитара отпала сама собой. При всей её романтичности, я понимаю (и тогда видимо понимал), что это не мой инструмент. Да и мой дед Николай Петрович сделал за меня выбор в сторону аккордеона. Удивительный был человек дед — невероятно творческая натура, писал стихи, играл на гитаре. 14 было ему, когда началась война. Но он её прошёл. И вот он делает мне удивительный подарок (я в жизни больше подобного не видел) — аккордеон-четвертушку. Я кстати потом разобрал его, чтоб посмотреть, как он устроен.
- Ну, правильно — как всякий мальчишка, надо разобрать машинку, чтоб понять, как она едет.
— И вот в пятилетнем возрасте я очутился с этим маленьким аккордеончиком на пороге музыкальной школы. Мне сказали: «Ну, давай, малыш — посмотрим, на что ты способен». Год я поковырялся, пока ручки были маленькие. А потом дед с мамой сложились и купили мне уже аккордеон три четверти, побольше.
- Было любимое произведение для аккордеона, которое ты исполнял?
— Да! Восхитительный вальс «Под небом Парижа»! Я играл его с вариациями в выпускном классе музыкальной школы. И всю мою учёбу в музыкалке этот вальс присутствовал в моей музыкальной жизни.
- Есть же, мне кажется, вокальная версия этого вальса или я ошибаюсь?
— Есть. Но это не моя история…
- Почему?
— Во-первых, произведение написано для инструментального исполнения. Но даже если паче чаяния и захочется его спеть, то в таком случае делать это нужно обязательно на французском. Но я понял, что не владея языком в совершенстве, я не вправе это делать. Слушая «Под небом Парижа» если и представИм голос, то Пиаф или Азнавура.
- Так когда же ты, перешёл к пению от аккордеона?
— В какой-то момент мне захотелось музыку не только играть, но и что-нибудь написать. Причём сочинял и наигрывал я не на фоно — его дома не было. Показал педагогу, который к моему удивлению сказал, что у меня неплохо получается писать песни. И он же мне посоветовал попробовать самому исполнить, подростковая мутация голоса уже произошла. И я начал развивать себя в этом направлении. Пришёл к гуру Ильичёвска по классу вокала и начал с этим педагогом заниматься. Мой выбор осознанно пал на академическое, а не на эстрадное пение. Романсы, неаполитанские песни, оперное пение мне было ближе всегда почему-то.
- Ты на разных языках поёшь? А в семье говорили в детстве по-русски? Или по-украински?
— Семья у меня была полностью русскоязычная. А если говорить о корнях — по маминой линии дед мой наполовину поляк, наполовину украинец. А бабушка — цыганка. А по линии отца — бабушка украинка, а дед наполовину румын, наполовину еврей. Вот такая, как говорят, адская смесь (смеётся). И я помню свои вечера советского детства, когда гости собирались огромными компаниями. Как помещались в клетушечках-комнатушечках — уму непостижимо! И ведь совершенно не было тесно! Какой-нибудь повод для посиделок возникал практически каждую неделю. И обязательно пели украинские народные песни. А как это было красиво! Минимум двухголосье. Но, как правило, на три голоса пели. Хлебосольный стол, гостеприимство, улыбки. На столе вареники с вишнями… Сердце щемит, как вспомнишь. Особенно от того, что сейчас такое невозможно…
- Тогда как стало возможным, что это чувство локтя, братская любовь и хлебосольство исчезли?
— В качестве иллюстрации экскурс в прошлое… Мне вспомнился сейчас эпизод юности, год примерно 2004-й, когда я студентом путешествовал автобусами по Европе, и возвращался из Франции в Одессу через Львов. Я там должен был пробыть день, дожидаясь поезда. Я был человеком подготовленным (в том числе разговорами с родителями) к негативизму уже по началу девяностых по отношению к русскоговорящим как в Прибалтике, так и на Западной Украине. Наученный тётями и дядями, я разговаривал на улице исключительно по-украински. И не просто на украинском языке — я ещё старался говорить с небольшим западноукраинским акцентом. И каково же было моё удивление, когда на мои украинские вопросы (как пройти куда-то, к примеру) 90% людей отвечали мне на русском. И ещё что тогда мне запомнилось из дня прогулок по Львову — националистические лозунги, написанные на стенах и заборах, выглядели как-то боязливо. Не могу другого слова подобрать… И я наблюдал, как коренные львовяне реагируют на небольшие националистические группки, устраивающие непонятные для меня тогдашнего митинги. Жители Львова обходили эти малочисленные националистические сходки стороной, покручивая пальцем у виска.
- Комментировали как-то?
— Говорили: «Это националисты». Я специально озадачился этимологией слова «национализм». И национализм, нацизм и патриотизм — это три абсолютно разных для меня понятия. Я закончил в Ильичёвске единственную на тот момент украинскую гимназию. Остальные школы имели либо несколько классов с обучением на украинском языке, либо вообще были полностью русскими. Так вот, мы, учась в полностью украинской гимназии, как дети из русских семей говорили по-русски друг с другом на переменах. У нас, к примеру, не было предмета «русская литература». Но его и в программе обучения не было. Но была в моей жизни потрясающая педагог русского языка и зарубежной литературы, которая сыграла немаловажную роль в моей жизни. К зарубежным авторам программа относила немалый пласт ключевых произведений русской литературы. А этот Учитель позволяла и требовала читать их в «первоисточнике». Хотя программа диктовала, чтоб мы, к примеру, Пушкина читали на украинском языке. Можешь себе это представить?
- К счастью, нет!
— Разумеется, и Шекспира лучше читать на языке автора. В идеале. Но Пушкин на украинском — это просто кощунство, когда ты владеешь русским в совершенстве. Но я не к тому. На тот момент — начала двухтысячных — не было ещё никакой демонизации. Никто не говорил, что нет никакой русской литературы, и всецело признавались заслуги гениев русской классики. Я, учась в украинской гимназии, три года подряд побеждал в областных олимпиадах по русскому языку. Так ведь наравне с олимпиадами по русскому я ездил и на олимпиады по украинскому языку! А в одиннадцатом классе меня пригласили на международную олимпиаду. Готовила меня та самая моя любимая учительница… очень хочется назвать её имя. Только всё настолько вывернулось наизнанку, что я не могу высказать слова благодарности педагогу без угрозы ей этим навредить. Кто б мог такое представить?..
- То есть по состоянию на начало 2000-х никакого закручивания гаек не было?
— Мне сложно это оценивать, потому что я был не вовне процесса, а внутри него. Могу сказать лишь одно — совершенно точно не было никакой вражды, никакой языковой полиции тем паче. Просто не было русского языка в старших классах как предмета.
- Тогда где корень этой проблемы?! Распадаются семьи даже на почве национальной вражды. Люди те же — ты их знаешь и знал… Они не изменились. Что случилось?
— Банальная фраза. Но она актуальна как никогда — от любви до ненависти один шаг. Оказывается, любовь очень легко переформатировать. И, конечно, на пропаганде и на незнании многое строится. Меня спрашивают мои родственники: «Жень! Правда, что с нами Россия воюет?» И большого труда стоило переубедить.
- Спрашивают-то уже только по телефону или мессенджерам?
— Эти вопросы мне задавали года 3 назад. Лично могли ещё спросить. Сейчас уже нет…
- А почему больше не задают? Сформировали для себя позицию?
— Нет, если б мой ближний круг сформировал для себя позицию, то кто-то бы отвернулся, а кто-то бы напротив очень плотно прижался. А тут по сути ничего не изменилось в межличностных отношениях. Я думаю, что позицию да, сформировали люди для себя, позицию невмешательства. Лучше я останусь в стороне. Целее буду. Страшно сказать — стало небезопасно говорить о чём угодно, совершенно даже не имеющем отношение к политике, действующей власти и прочим сомнительным сферам. У меня просто клокотало всё внутри, когда в течении 4-х часов меня забросали сотнями комментариев в соцсетях.
- О чём ты говоришь?
— Друзья предложили сделать небольшой концерт в зале на 200 человек этим летом на родине, в Черноморске. Постольку поскольку этот концерт предполагался бесплатным, друзья решили его даже не согласовывать. Сказали — «соберём всех своих, мы тебя давно не слышали». Последний раз я пел в Черноморске в 2013-м году. Да, каюсь, я знал, что есть закон СБУ, который регламентирует согласование любого выступления российского артиста. Но возвращаясь к закидыванию меня «гнилыми помидорами» в виде комментов. Ни слова не было там про закон, дескать, товарищ Южин, как посмел проводить несогласованный бесплатный концерт. Нет! Зацепились за то, что я когда-то уехал с Украины, получил российское гражданство и ещё неизвестно сдал ли украинский паспорт. Это я сильно смягчаю. Потому что было написано огромное количество гадостей, клевета полнейшая. А самый первый пост, под эгидой «Украина, не дадим предателю провести концерт», написала моя бывшая одноклассница. Вспоминать не хочется.
- Но это не помешало провести концерт?
— Да что ты! Никакого концерта не было! Я с конца лета стал персона нон-грата. Должен заметить, что я принципиально не выступал ни в Крыму, ни на Донбассе, потому что у меня мама в Украине. Я просто опасаюсь за неё. И вот в июне я отвёз сына к бабушке. В начале августа друзья предложили этот концерт, разместили в соцсетях афишу. Называться концерт должен был «Черноморский романс», где мы собирались петь половину украинских, половину русских песен. Но после шквала лжи из комментариев стало понятно, что ничего из этой затеи с концертом не выйдет. Там в комментариях вклинивались такие товарищи… Ну, вот пример сообщения — «приезжай, у нас много голодной рыбы в море». Это наиболее «нежное», что я могу тебе рассказать. Я зачем-то ещё пытался в полемику вступить с ними. Пытался что-то доказать. Понимаю — не было смысла. Ибо всё равно следом меня разместили оперативно на «Миротворце».
- И я всё-таки не могу понять — за что? Тебе даже невозможно вменить в вину выступления в Крыму или на Донбассе, как большинству российских артистов!
— А я тебе объясню. Когда только началась вся эта страшная история, Майдан, в конце 2013-го года какой-то украинский политолог написал статью о том, что если российские танки пойдут на Киев — они остановятся в Лиссабоне. Это было сказано в контексте того, что Янукович просил у Президента России некоей военное поддержки. И вот я сделал репост этой записи к себе на страницу тогда. А в этом году это было извлечено из почти небытия и стало основанием размещения меня на «Миротворце». И прописаны мои «регалии» как врага украинского народа такие — «антиукраинская пропаганда и непризнание российской агрессии на востоке». Так вот, по прошествии тех злополучных четырёх часов, когда мне писали эти комментарии, я обнаружил своё имя в четырнадцати печатных изданиях Украины с заголовками а-ля: «Российский певец-украинофоб отменил свой концерт в Черноморске из-за давления гражданского общества».
- Просто за гранью это всё… И как развивались события дальше?
— Мои друзья из Украины обратились в СБУ с просьбой объяснить происходящее. А им ответили, что «Миротворец» не является на Украине официальным источником информации. Это «народное волеизъявление». И добавили, что у них, у СБУ, нет оснований меня не пускать, а вот, дескать, у погранслужбы нужно спрашивать отдельно.
Меня нашёл мой давний друг, который теперь что называется «по ту сторону». В память о нашей дружбе, он просто мне сказал: «Жень, не надо ездить!» Он объяснил, что нахождение на «Миротворце» не даёт никаким службам основания для задержания. Но если какой-нибудь радикально настроенный товарищ, указав на меня пальцем, скажет что «этот вот находится на «Миротворце», это сепар», то на меня налетит целая орава рядом стоящих. И никто не гарантирует, что я сохраню не то что здоровье — жизнь. Вот это и было самое страшное. Потому что я думал, что это всё преувеличено… В общем, сына отправляли одного, в сопровождении бортпроводницы. Первое его взрослое путешествие. К сожалению, отнюдь не безоблачное.
- И как же, Жень, дальше то? Если людям, которые несут в мир музыку, любовь — им вменяют в вину насаждение вражды… Как победить эту ненависть?
— Возможно, легко с позиции музыканта говорить, что язык музыки — универсален. Что этот язык может людей объединить, призвать к здравому смыслу, к попыткам прийти к консенсусу… Но страшно другое! Нам — музыкантам затыкают рты! Нам не дают эту музыку сыграть для своих же, украинцев! При том, что как раз украинским артистам никто никаких в России препон не ставит. Сколько уже заслуженных и народных перекочевало сюда. Не может быть музыка в политике, не может она способствовать войне! Не должна! И не будет!
