Поддерживали их, помогали брать власть в свои руки, присылали советников, снабжали деньгами, жали руки, содействовали во всем, в том числе, и в бескомпромиссной борьбе с Россией, которую националисты всех видов и мастей уже давно объявили главной угрозой для своих стран.
Как-то раз я случайно забрел на комитетское слушание в Парламентской ассамблее Совета Европы, где должен был выступить в этот же день, но только на пленарном заседании. Посвящено оно было дискриминации русскоязычного меньшинства в странах Балтии. Один из докладчиков, депутат от левой фракции даже не думал церемониться с балтийскими этнократиями, подробно описывая всю технологию ограничения прав и анализируя идейные основы такой политики. Он сказал в том числе и том, что Европа, пережившая нацизм, не может позволить себе терпеть на собственной территории преследования тех или иных групп населения за их национальную принадлежность, тогда как в Прибалтике это стало основой государственной политики.
Его фракция подготовила проект резолюции, предписывавшей Эстонии, Латвии и Литве привести свое законодательство в соответствие с правовыми параметрами Евросоюза именно в области межнациональных отношений. Не знаю, был именно этот проект одобрен комитетом и рассматривался ли он впоследствии уже Ассамблеей, но то, что какие-то аналогичные решения по Прибалтике были приняты, я читал. Однако ситуацию это не изменило.
Можно вспомнить Михаила Саакашвили, который в нередкие минуты озарений, когда он прилюдно вспоминал о русских варварах или говорил о русском языке, как матрице рабской психологии, напоминал реинкарнацию своего почившего в бозе предшественника — президента Звиада Гамсахурлия, политика с радикальными националистическими взглядами. Саакашвили был на протяжении своего первого срока любимой игрушкой американских и европейских политиков, считавших его самой яркой звездой демократических перемен, разгоревшихся на тусклом постсоветском небосклоне.
Нельзя сказать, что Запад испытывал жгучий интерес к совсем уж маргинальным фигурам — тот же Гамсахурдия или Эльчибей оставались для него за скобками. Он подбирал в союзники националистов, которые умели хотя бы как-то камуфлировать националистическое содержание своей политики демократической риторикой, заверениями в приверженности ценностям свободы и прав человека. Тем не менее, симпатии демократического мира в течение всех 20 с лишним лет постсоветской истории оказывались на стороне общей для большинства бывших республик СССР доктрины национального развития, базировавшейся на простой, как мычание, формуле — интеграция в цивилизованный мир возможна лишь на основе преодоления многовекового российского гнета, подрывавшего основы национальной культуры, не дававшего народам развивать свой колоссальный потенциал.
В самую, может быть, страшную, поскольку она оказалась связана с большой войной, фазу эта история вошла три года назад, когда к власти на Украине пришли силы, которые использовали националистические идеи для мобилизации общества. Едва ли политиков, возглавивших Украину можно назвать убежденными националистами, они, скорее, прагматики, которые поняли, что жесткую, бескомпромиссную, безжалостную националистическую доктрину можно поставить себе на службу и использовать ее адептов для расправы с неблагонадежными.
Но в этом случае дело зашло так далеко, как оно не заходило нигде. Бойцы тербатальонов в Донбассе идут в бой с нацистской символикой на шевронах, отдельные фигуранты не стесняются картинно вскидывать руки в нацистском приветствии перед фото и видеокамерами, некоторые лозунги, вписанные во вполне официальный государственный контекст кажутся как будто переведенными с немецкого: "Украина превыше всего", "Один народ, одна нация, один язык" и т.д.
Можно долго перечислять как внешние, подражательные, так и сущностные признаки украинского национализма. Вне зависимости от того, как к ним относиться, можно просто фиксировать очевидное — они есть и стали элементом обыденного, ежедневного существования страны, которая в обрамлении сомнительных идей и символики ведет на собственной территории кровопролитнейшую войну уже в течение почти трех лет.
Тем не менее, украинский президент Петр Порошенко и его правительство воспринимаются, ну или, по крайней мере, оцениваются Западом как демократическое руководство демократического государства, которое идет по пути евроинтеграции. Вернусь к вопросу, заданному в начале — как такое вообще возможно?
Люди, признающие реальность если не нацизма, то его элементов, на постсоветском пространстве — элементов, которые в самой Европе немедленно становились бы причиной уголовного преследования — часто говорят об отсутствии на Западе компетентных специалистов, которые могли бы точно уяснить себе суть происходящего. Однако это объяснение кажется мало что объясняющим, поскольку уж за 20-то с лишним лет разобраться в том, что движущей силой политических процессов в некоторых республиках бывшего СССР является именно национализм, смогли бы разобраться даже совсем дремучие эксперты, политологи и политики.
Есть другое объяснение, на мой взгляд, гораздо более аутентичное. В 1959 году Конгрессом США был принят закон "О порабощенных народах", предписывающий американскому правительству оказывать помощь всем народам и этническим группам (список прилагался), ставшим жертвой коммунистического режима.
Их борьба за национальное освобождение должна была подорвать основы коммунистической государственности. Американцы не были в этом деле новаторами, естественно, что еще раньше колоссальный потенциал близких по духу националистических идей и движений, которые в том или ином виде подпольно существовали на советских окраинах и в эмиграции, оценили немецкие нацисты.
В любом случае "Закон о порабощенных народах" лег в основу стратегии Холодной войны, а с ее окончанием она была после небольшого апгрейда приспособлена для противодействия новой России. Теперь уже речь шла о создании по периметру России пояса недружественных стран, которые сковывали бы ее развитие Таким образом, говорить о некомпететности могут лишь те, кто продолжает некритически верить в добрую волю Запада — перед нами холодный, трезвый расчет политиков, которые уверены, что они могут брать в союзники кого угодно, лишь бы это содействовало достижению поставленной цели. Собственно говоря, этот практический подход США монотонно демонстрировали на протяжении многих десятилетий — и в Латинской Америке, и на Ближнем Востоке, теперь вот — на постсоветском пространстве.
Есть основания полагать, что эпохе безграничного цинизма в политике приходит конец, и украинский национализм не будет чувствовать себя в американских объятиях так же комфортно, как и раньше.
