Автор — Сергей Белоус, украинский журналист и фотокорреспондент, рассказывает, как в июле 2014 года вместе с репортерской группой украинского телеканала «112» попал в плен к украинским же военным. Коллеги пережили избиения, издевательства и имитацию расстрела. Сергей Белоус решил опубликовать этот драматичный репортаж, увидев, насколько западное, украинское и российское общественное мнение далеко от понимания масштаба беды, масштаба преследования журналистов на Украине. Так, западная пресса почти не обратила внимание на дело Елены Глищинской, содержавшейся в одесской тюрьме по весьма сомнительному обвинению в сепаратизме. Елена и ее родившейся в тюрьме сын получили необходимую медицинскую помощь только в России после «обмена» на осужденных в Крыму по обвинению в подготовке терактов украинских же граждан, за них-то правозащитные организации активно вступались. «Репортеры без границ» в своем последнем докладе по Украине, пытаясь держать баланс, все-таки симпатизируют украинской стороне, эталоном нарушения прав журналистов по-прежнему считается Россия, а массовая атака украинских властей на своих граждан и своих журналистов кажется им отдельными недостатками.
Краткая предыстория: 28 июля 2014 года мы, трое журналистов — специальный корреспондент украинского «112 канала» Роман Гнатюк, я и мой напарник Сергей Бойко (фрилансеры и стрингеры вышеупомянутого телеканала) — присутствовали на экстренном брифинге тогдашнего Министра Обороны ДНР Игоря Стрелкова (Гиркина). На нём главком заявил о масштабном сражении близ Степановки, где украинская сторона задействовал огромное количество бронетехники — и подчеркнул, что на поле боя найдены трупы чернокожих иностранных наёмников, посоветовав присутствующим съедить (в объезд через российское КПП «Куйбышево») и проверить лично. Мы были сыты по горло подобными россказнями ополченцев о всевозможных заграничных наёмниках и единственные из присутствующих журналистов (среди которых, кстати, преобладали западные) решили отправиться по указанным координатам. Параллельно решили осветить проблему беженцев, которые тогда сотнями тысяч покидали Донбасс, спасаясь от ужасов войны — на что получили «добро» от телеканала. К нашему разочарованию, российские пограничники нас категорически отказались пропускать на КПП «Куйбышево» по причине активных боевых действий по ту сторону границы. Зато мы первые из украинских журналистов сняли репортаж о лагере МЧС РФ для беженцев и даже вышли оттуда в прямой эфир. Затем поступило срочно задание: осветить приезд международных наблюдателей на место падения малазийского Боинга — и мы в тот же вечер, 1 августа 2014 года, помчались назад, на Донбасс…
Езда с препятствиями
Темно-зеленый «форд» мчался в Донецк: водитель нервничал и боялся опоздать на КПП «Успенка», который в связи с военным временем работал только до девяти вечера. Его раздражало, как долго мы выбирали импортный ром в приграничном DUTY FREE, чтоб потратить оставшиеся рубли. Мы в результате едва успели втиснуться последними на КПП и уже через полчаса подъехали к украинскому блок-посту перед городом Амвросиевка. Знаки «СТОП» и «КОНТРОЛЬ» на бетонных плитах, флаг Украины… К нашему автомобилю подошел боец с автоматом. Стандартная фраза: «Предъявите ваши документы». Мы поочередно протянули в открытые окна автомобиля паспорта и журналистские удостоверения.
— Куда едете?
— В Донецк…
Тем временем около машины собралась группа бойцов, будто окружая её. Один из них попросил открыть багажник для досмотра.
«Тут бронежилеты и ноутбук, а тут – аппаратура», – начал объяснять вышедший из машины Бойко, открывая один за другим наши рюкзаки. После чего солдат попросил его отойти и самостоятельно стал выворачивать их содержимое.
— Журналисты?! – с недоверием переспросил один из офицеров, – А почему вы передвигаетесь в зоне антитеррористической операции без сопровождения?!
— Извините, но мы первый раз слышим о таком… Тем более – мы едем из России в Донецк….
Но украинских военных такой ответ не устроил, напряженность росла, а наш флегматизм вмиг куда-то улетучился…
— Что вы делали в России?! Что вы там забыли?! – в еще более резком тоне продолжил допрос офицер.
— Снимали украинских беженцев в Ростовской области, которые в лагере для временно перемещенных лиц в нескольких километрах от Матвеева Кургана… – бросились объяснять мы наперебой…
И когда стало понятно, что нам напрочь отказываются верить, Бойко начал доставать из кошелька визитку с номером редактора 112 канала Павла Кужеева со словами:
— Вот, позвоните по этому номеру – вам все объяснят и подтвердят!
— Не буду я никуда звонить! Не положено! Я не знаю, кто будет на другом конце провода! – отрезал военный.
На просьбу позвонить в таком случае в СБУ и проверить по их списку наши аккредитации (тогда они еще не выдавались на руки; документы же мы заранее отсылали на телеканал для оформления) — последовал ответ из которого следовало, что на блок-посту не располагают номером службы безопасности и вообще понятия не имеют что из себя подобный дозволительный документ представляет.
«X-файлы»
Через минуту я услышал, как один из бойцов вынул из наших вещей блокнот и начал бормоча, отрывочно зачитывать: «17 человек против батальона… Выдвижение на Саур… Среди украинцев – много «двухсотых»…»
«Чей блокнот?!» – громко и требовательно произнес он. Ситуация была деликатная: блокнот принадлежал мне, а записи сделаны рукой Бойко в ходе общения с российскими добровольцами в Ростове. Почти одновременно мы признались, что блокнот наш. В адрес Сергея сразу посыпался град обвинений в шпионаже, принадлежности к российским наемникам и диверсантам. Уже другие военные начали на него кричать: «Ты там был!! Откуда ты знаешь про «двухсотых» на Сауре?!?! Значит – ты террорист!».
Сергей попытался было апеллировать к закону Украины «Об информации», который гарантирует журналистам право на её свободный сбор и распространение – но это было проигнорировано. Зато в его внешности постовые сразу стали искать признаки, указывающие на причастность к «террористам» и быстро их нашли – это были… берцы!
«Зачем тебе такая обувь?!» – с претензией обратился к Сергею солдат, но ответ слушать не стал.
«Руки на капот! Ноги на ширине плеч!», — скомандовал он. Нас начали ощупывать, пытаясь обнаружить оружие. Даже заподозрили наличие неких жучков для наводки огня! К этому моменту из рюкзака Бойко уже достали ноутбук и взялись просматривать фото-видео материалы. Среди них: разбитая позиция украинских военных под Краснодоном в Луганской области, Славянск, Донецк, Снежное…
Но сильнее всего их взбесил другой материал – запись пресс-конференции тогдашнего Министра Обороны ДНР Игоря Стрелкова на видеокамере. После этого нам был вынесен окончательный вердикт:
«Все! Вы задержаны! До выяснения обстоятельств… Останетесь с нами до утра – ради вашей же безопасности, ночью на дорогах опасно…». Нашему водителю повезло больше – его лишь спросили, рассчитались ли мы с ним, и домой с миром отпустили.
Гости поневоле
Нас под дулами автоматов повели к придорожной лесопосадке.
«Ты же сейчас снял растяжки?» – демонстративно спрашивает ведущий нас боец своего товарища, а затем предупреждает: «Аккуратнее, тут подходы заминированы, не вздумайте убегать!».
В перелеске нам приказали подсесть к дереву, обнять его руками и ногами, после чего завязали скотчем запястья, а на ногах связали шнурки. Так мы просидели около получаса в некотором недоумении, пока в кустах не послышались обрывки диалогов
– Где они?
– Да там, сидят…
– Дай нож! …сейчас резать буду!
Последняя фраза прозвучала саркастически, а потому и обнадеживающе… Действительно: когда к нам подошел командир роты, то разрезал скотч и пригласил пройти за ним – к столу, ужинать! Обращение с нами вмиг сменилось на вежливое, да и большая часть этих людей была не из той смены, что нас арестовывала.
Пока ужинали, обстановка становилась все доверительней, а разговоры – все искренее. «Мы защищаем суверенитет и территориальную целостность нашего государства!» – пафосно вступили в диалог военные. Но вскоре прозвучало нечто более приземленное: «Моя главная задача – вывести из этой операции всех своих ребят живыми и здоровыми!» – с тяжестью в голосе произнес, обращаясь к нам, командир роты…
— А вы чего сюда поприезжали, жизнями своими рисковать?! Ради чего, ради денег?! – обратился к нам сидящий напротив боец.
— Лично я сюда приехал, – уверенно отвечал Бойко, – чтоб остановить эту дебильную войну, которая никому – ни одной, ни другой стороне – не нужна!.
— И неужели ты думаешь, что тебе дадут это написать, что это опубликуют?!? – развязал риторическую поучительную тираду седой ветеран Афганистана, – Что пока мы тут мучаемся, воюем, кто-то наживается, зарабатывает на этой войне и ее прекращение таким людям не выгодно?.
«Знаешь, я вот откровенно хочу сказать: я искренне сочувствую истинным патриотам ДНР и ЛНР! – ошарашил нас признанием «афганец» и пояснил, – Я уважаю именно тех, настоящих, которые были в самом начале! Они тоже, как и мы на Майдане, боролись против местных олигархов и коррупции! Это потом Россия внедрила своих людей туда и начала пропагандировать курс на отделение, разжигать сепаратизм!». Украинские военные также сетовали на официальный Киев, который не проявлял о них должной заботы и бросал на произвол судьбы, но они все же верили, что рано или поздно вернутся в столицу – с оружием – и заставят власть ответить на их вопросы, которых накопилось более чем достаточно. (Впрочем, в почти двухлетней ретроспективе — очевидно, насколько подобные планы были наивны и невыполнимы)
«Так! Все, ребята! Ужин окончен, отбой! Спать пора!» – ротный внезапно прекратил беседу и указал нам место для сна – принесенные поддоны и спальные мешки. «Ложитесь, высыпайтесь, завтра за вами утром приедут и во всем разберутся, не переживайте» – добавил он и оставил нас под присмотром часового, который продолжал сидеть за столом.
Заснуть сразу никак не получалось – заедали комары, не помог даже защитный крем, которым с нами поделились солдаты. Ночью вокруг стола собралась небольшая компания военнослужащих.
— А что эти – спят? Журналисты? – спрашивает один из них и дополнительно уточняет: «Их же побили?».
— Та нет, не успели – полушутя-полусерьезно отвечает другой.
— А это они что, на поддонах спят?!? Почему это я сплю на земле, а для них – такой комфорт?!! – возмутился третий, один из тех, кто нас задерживал.
— А вот они же журналюги – такие хитрые! Наверное, притворяются, что спят, а сами нас подслушивают, – ехидно произнес четвертый…
На самом же деле проблема была не в хитрости, а в назойливых насекомых и артиллерийских дуэлях, гремевших вблизи.
Примерно в шесть утра нас разбудили и вывели к блокпосту на трассе, велев тихо сидеть под бетонными плитами и не высовываться. Мол, машина из штаба должна приехать в ближайшие несколько часов… Прошло утро, наступил полдень. За это время к нам лишь пару раз подходили солдаты – приносили суп и помидоры, а позже пришел командир и с напускной вежливостью попросил моих товарищей поделиться купленными в DUTY FREE импортным ромом: «Ребята, не жадничайте, угостите… Заметьте: мы не отжимаем – мы просим…». Роман посоветовался с Сергеем и согласился, правда, с оговоркой: «Но только одну бутылку – с белым ромом, а с черным не отдам, я ее для девушки своей покупал!». Ротный обрадовался, поблагодарил ребят и удалился.
Начало злоключений
Солнце вошло в зенит, а машины все не было. Нас перевели в тень – в придорожную лесопосадку, туда, где мы вчера сидели в обнимку с деревьями. Только на сей раз нас никто не привязывал скотчем – лишь приказали оставаться на месте. Мои коллеги философствовали об «особенностях украинского национального плена», а я, будто предчувствуя что-то, не разделял их оптимизма. Считал его преждевременным и подчеркивал: «Хорошо все то, что хорошо ЗАКАНЧИВАЕТСЯ»
Видимо, узнав о щедрости моих коллег, к нам подошел солдат и попросил поделиться ромом с ним тоже: «Ну, пацаны, вам что, жалко? Еще себе купите, а то нам только пиво сюда привозят, уже надоело, хочется чего-то нормального…». Роман ответил категорическим отказом (бутылка была последняя) и тот, потрепав нам нервы, ушел разозленным.
Пришел командир и стал извиняться – «Не обращайте внимания, он контуженный!». Мы пользуясь его казавшимся расположением попросили уточнить — когда за нами наконец приедут и дать наконец связаться с редакцией. Нам принесли телефон с набранным номером со словами: «Вот, это начальник штаба, спрашивайте, что вы там хотели…». Разговор взял на себя Роман – но он вышел безрезультатным: штабной толком не понял, о чём идет речь, сказал, что занят и перезвонит позже.
А вот дальше началось «интересное». Трое бойцов (один из них снимал происходящее на телефон) принесли нам несколько старых армейских униформ и велели переодеваться:
— Мы уже сами пожалели, что вас задержали… Поступил приказ: вы остаетесь здесь с нами, воевать… У нас нехватает людей…
Разумеется, мы были категорически против.
— Да как вы смеете отказываться защищать свою страну?! Я вот так возьму в ваших паспортах и напишу: «отказался защищать Родину»!
— Ну, тогда это будет квалифицировано как порча документов, не более… – смело парировал Роман, после чего потребовал снова вызвать ротного.
«Смотрите, тогда вас передадут контрразведчикам – вам же хуже будет» – угрожающе бросили нам перед уходом военные. Пришедший вскоре командир был недоволен нашим отказом стать пушечным мясом и сказал, что в редакции 112 канала от нас открестились (что, разумеется, было враньем). Телефон для звонка в редакцию нам не дали. Зато через полчаса за нами наконец-то приехал УАЗ типа «пикап». Военные вернули вещи, сказали быстро проверить, все ли на месте и написать расписку в духе «претензий не имеем».
Мы с облегчением пошли в машину за бойцом, который представился офицером батальона «Кривбасс». В маленьком джипе без крыши сидело еще двое в масках – один за рулем, другой – пулеметчик, в кузове. Пока мы размещались, на борт был прикреплен большой флаг Украины, и машина тронулась под фразу сопровождающего: «Не пытайтесь сбежать – откроем огонь на поражение».
Погружение во тьму
Через час езды возле указателя «Добро пожаловать в Старобешевский район» нам сказали завязать друг другу глаза: мы приближались к секретному объекту – военному штабу «Кривбасса». С этого момента и до самого «освобождения» мы провели фактически во мраке.
По приезду нас сразу обступили солдаты и стали переговариваться с водителем:
— Это военнопленные?
— Нет, журналисты… —
— Российские?!?! — с удивлением уточнил боец.
— Нет, вроде, наши, украинские…
— А я уже было шашку занес!.. — произнес любопытный вояка с явным разочарованием.
Пока руководство разбиралось с нашими документами, рядовые засыпали нас вопросами о нашей биографии и работе. В память врезался отрывок диалога Романа с одним из солдат:
— Моя мать, Людмила Гнатюк – известная украинская поэтесса, автор нескольких сборников стихов…
— Ну, и что она, например, написала про Евромайдан?
– Про него она не писала…
– Какая же она тогда украинская поэтесса?! — презрительно бросил он и со словами «Даже я написал про „Евромайдан“» процитировал свое рифмоплетенное «творение» о «революции» в сельском стиле, полное обсценной лексики.
Тон вопросов становился все более враждебным. «Кривбасовцы» не верили, что можно спокойно работать в Донецке военкорами, где, по их мнению, всюду рыскают кровожадные террористы, улицы полны наркоманов-сепаратистов и всяких прочих маньяков. Соответственно мы, на самом деле, не журналисты, а российские шпионы-диверсанты! Мы уже начали серьезно нервничать от подобной неадекватности. Бойко попросил у дымившего рядом солдата сигарету и закурил.
Затем кто-то решил подопрашивать нас о фотографии (какими режимами съемки пользуемся, какую диафрагму и выдержку выставляем в разных условиях и т.д.). Таким образом он якобы выяснял, являемся ли мы реальными журналистами или это лишь наша «легенда».
(Как потом оказалось, это был «корреспондент» «Первого Криворожского» информпортала некий Алексей Кущ. Уже после нашего освобождения он разразился «разоблачительной статьей», полной откровенной лжи и глупых передергиваний. И это при том, что в те дни когда нас активно искали, а поиски регулярно транслировал и 112 канал, «коллега» не сообщил о нашем местонахождении ни нашей редакции, ни хотя бы компетентным органам)
Тут подоспели офицеры из штаба со словами: «Ну, все парни, вы теперь вынуждены с нами сотрудничать: мы все проверили по базам – у вас документы поддельные!». Мы вновь потребовали позвонить в редакцию и подтвердить подлинность наших удостоверений, но, кроме отказа последовало неожиданное уточнение: «Так, у вас и паспорта фальшивые, вы – россияне!». В особую вину нам также поставили наличие «интервью» со Стрелковым.
Впрочем, от разговоров силовики быстро перешли к делу: вытащили из кузова и бросили лицом на землю. Потом каждого по очереди некто явно немолодой хриплым голосом зловеще допытывал, делая паузы между вопросами: «Кто?!.. Когда?!.. Зачем?!.. …сюда вас прислал?!». При этом Бойко получил несколько ударов ботинком, а меня сильно, почти до потери сознания, огрели прикладом автомата по позвоночнику с криком «Это тебе от всего украинского народа!». «Радуйся, что без магазина» – издевательски добавил кто-то…
Правда о редакционном задании снимать беженцев в Ростовской области «хриплого» не удовлетворила, и всерьез стал грозиться посадить на кол. Нас подняли, отвели в сторону, подставили сзади «колы» (заостренные палки) и дали «еще один шанс признаться» – но прибегнуть к «спасительной лжи» мы отказались. «Да я вас к «Правому сектору» отправлю! Там вы получите сполна! Ща я Диме [Ярошу] позвоню…» – злорадно заорал на прощание допрашивавший нас командир.
Мучительное путешествие
Нас повезли дальше в двух легковушках. Меня с Бойко, в одной машине, а Гнатюка в другой. Сидевшие впереди вояки пытались разобраться, как включается в салоне кондиционер (в итоге даже случайно включили обогрев). Автомобиль был чужим, а его хозяин лежал связанный в багажнике с мешком на голове; по дороге он умолял сделать в мешке отверстие, чтоб можно было дышать – но напрасно.
Примерно через 40 минут пути к нам подсадили Гнатюка. А нас с Бойко сковали наручниками спиной к спине. Я почувствовал, как с силой мне зажимают кольцо на кисти. Оно впилось в кожу чуть не до костей и боль стала невыносимой, сильнее, чем при переломе со смщением. Я взвыл и попросил ослабить наручники. Но мои страдания военных не интересовали, они ответили, что ключ уже в другой машине и, вообще, я должен помнить как меня «проинструктировали [в России] реагировать в таких ситуациях». Весь этот адский отрезок пути я стонал от боли…
Автомобиль остановился, послышались голоса, нас вывели, сняли, к моему счастью, наручники, положили на горячий от солнца асфальт и приказали ждать. Мы опять стали уговаривать военных связаться с редакцией канала… А в ответ грубое: «Сами свяжемся с кем надо». Из разговоров окружающих было понятно, что мы в Мариуполе – региональном штабе «Антитеррористической операции». На палящем солнце мы пролежали несколько часов, разморенный жарой я на некоторое время «вырубился».
Наследники «СС Галиции»
Ближе к вечеру нам опять связали скотчем руки и поместили в машину – на этот раз троих вместе.
— Вы знаете, кто вас везет? – хитро спросил сидящий спереди силовик.
— Нет, без понятия, – ответили мы.
— Мы страшные люди, – сыронизировал водитель, – мы из батальона „Днепр-1“.
Как можно было понять из их разговоров – дорога предстояла дальняя, в направлении Днепропетровска, где одного из сопровождавших ждала жена с малолетней дочерью. Мы надеялись, что нас там передадут в СБУ, и там инцидент будет исчерпан одним звонком в редакцию.
Бойцам явно было скучно, и они пытались нас разговорить.
«Вот вы журналисты – вы же четвертая власть! – нравоучительно зачитывали военные, – Почему вы молчите, не рассказываете о настоящих героях? Если вы будете писать и показывать правду – то вас везде в украинской армии уважать будут! А то по телевизору одних генералов показывают… Вы же можете сделать так, чтоб обычные ребята, которые жертвуют собою, получили звание “Героя Украины”!».
Мы попросили рассказать хотя бы о нескольких подвигах. Истории были, к примеру, такие: украинский пулеметчик при прорыве успешно атакует превосходящие силы ДНР-овцев, но при этом получает серьезное ранение и теряет конечность, а в итоге получает справку с заключением «бытовая травма на учениях». То есть – ни статуса участника боевых действий, ни инвалидного пособия, не говоря уже о наградах… В другом поведаном нам случае — солдат погибший под обстрелом «Градами» был зарегистрирован как умерший от «сердечного приступа».
Далее заговорили об истории. В частности, о Бандере. «Он, в отличие от Власова, был героем, а не предателем – он боролся за Украину… СС Галиция – тоже за независимую Украину воевала…» – выдали «правильный ответ» военные и гордо дополнили его фразой: «… вот и мы сейчас здесь, чтоб эта нечисть [Россия] не победила, как тогда…».
Беседа коснулась и современной политики. Бойцы «Днепра-1» расхваливали своего патрона – олигарха Игоря Коломойского: «Вот на него многие гонят, критикуют, а он хоть и еврей – но лучше многих украинцев-миллиардеров: армию поддерживает! Настоящий патриот!».
Я решил переспросить: «Так значит, правда, что Коломойский финансирует территориальные батальоны, и «Днепр-1» в частности?» Сидящий спереди меня силовик без стеснения подтвердил сей факт: «…Да он нам со всего света инструкторов попривозил!! Всем необходимым обеспечивает….». Особенно радовали «днепровцев» высокие зарплаты («вот всегда бы так платили!»), но их размер они предпочли от нас скрыть.
Но больше всего запомнилась одна фраза (впрочем, мы уже слышали её в «Кривбассе»), ставшей контраргументом на наши слова, что мы задержаны по недоразумению: «Ошибки не страшны – война все спишет! Даже вас троих… Особенно, когда мы несем такие потери на фронте…».
«Журналисты Шредингера»
Многочасовая поездка меня утомила и я снова заснул. И вдруг опять крик: меня спросонья из автомобиля резко кидают на колени, голову грубо пригибают к асфальту. Приехали…
Вокруг — шумиха, как минимум десяток солдат. Нас обыскивают, снимают обувь и носки, разрезают ножом рубашки и срывают их. Остатками дополнительно перевязывают глаза, а руки – завязывают за спину. Потом согнутыми задом наперед за шею ведут по ступеням в какое-то полуподвальное помещение. Там нас положили раздетых на бетонный пол, где вместо постели валялись пучки сена. Начали болеть суставы вывернутых в неестественном положении рук…
Холодно, больно, но чтоб сделать хоть какое-нибудь движение (сесть или лечь, например) – необходимо было спрашивать разрешение у надзирателя, под чьим прицелом мы лежали в камере. Вода – только по графику. Правда, через несколько часов удалось уговорить солдат принести ещё немного сена, чтоб не околеть на почти ледяном бетоне. Заснуть никак не удавалось — хотелось выть волком… Рядом с нами страдало еще несколько пленных. Один из них, мужчина среднего возраста, много раз умолял перевязать руки наперед и уменьшить его мучения.
Прошло утро, и ближе к полудню ситуация резко изменилась. К худшему.
В другом конце коридора раздалось два громких выстрела, а потом кто-то скомандовал: «этого – тоже в расход». Послышалось, как будто кого-то вывели из нашей комнаты, отвели и …снова два выстрела! В воздухе повис запах посыпавшейся штукатурки…
Вдруг послышался шепот Бойко: «Серега, похоже, живыми мы отсюда не выберемся… Молись, только это сейчас сможет помочь…». Я не ожидал таких слов от друга, которого ранее смешила моя вера в Бога. Впрочем, я и так уже начал давно мысленно молиться об избавлении. В голове роились мысли: «Ну не могу же я так глупо и бессмысленно умереть… А как же моя мать, родственники и друзья?! Нет, у Бога для меня другой план…».
Солдат, который нас стерег, был беспощаден. «Мы же граждане Украины, мы всего лишь журналисты…» – пытались объяснить ему мы. «Меня это не волнует!» – безразлично и агрессивно отвечал он, запретив нам к нему впредь обращаться. На вопрос – пощадит ли он нас, прозвучал мрачный ответ: «Не уверен…».
С того момента я окончательно понял (и это чувство меня не покидало до освобождения): пока я здесь, с завязанными руками и глазами на мушке у военных – нет никакой гарантии, что останусь в живых. Мы как бы оказались на месте известного подопытного кота профессора Шредингера: пока кот был закрыт в ящике с радиоктивной капсулой, вероятность раскрытия которой составляла 50% (один к двум) – теоретически он был жив и мертв одновременно.
Патриоты и «фашисты»
Неожиданно к нашей камере подошел кто-то из старших и сказал надзирателю: «Там за этих начальство спрашивало, надо их в душ – помыть и руки перевязать… Чтоб нормально выглядели…». Как камень с сердца!
«Вам повезло, пацаны, может, вас и не расстреляют!» – насмешливо произнес стерегший нас солдат, после ухода командира. И точно: через час нас отвели в душ, а после — связали руки спереди и сменили наглазную повязку.
На следующий день мы были переведены в другое помещение, уже не подземное. Там нам насыпали чуть больше сена, даже выдали бутылки с водой из-под крана. Среди надзирателей попадались разные люди – как гуманные, так и неадекватные. Не забуду доброту одного солдата, который выводя меня в туалет (глаза-то завязаны!) шепотом мне поведал: «Не переживай! С вами все будет хорошо! Про вас даже статью в газете написали, с фотографиями…». Потом я долго смеялся, когда, уже будучи на свободе, прочел на «Украинской правде» и других украинских новостных сайтах сообщение, что нас похитили террористы (естественно, имеются ввиду ДНРовцы, впрочем слово «террористы» неплохо подходит к некоторым похитившим нас воякам)!
Некоторые солдаты говорили прямо: «Я – украинский националист, но это не значит, что я нацист какой-то, как нас российское телевидение изображает… Национализм – это патриотизм, это как любовь к девушке: свою страну любишь больше всех…». «Мы добровольно сюда записались, – начал другой, – среди нас почти все с высшим образованием…».
К сожалению, не все были к нам расположены. Однажды ночью нас разбудил ударами по стопам только что заступивший на смену часовой с криком (по-украински): «Я не сплю – и вы не спите! Чего это я один должен не спать? А ну все быстро сели! И в дальнейшем обращаться ко мне только по форме: «Товарищ фашист, разрешите обратиться»!». Наверное, это был такой юмор, но переспрашивать я не стал. Тем более, что воспринимал нас он, очевидно, как отъявленных «сепаров» и злорадно-обвинительно кидался риторическими вопросами типа «Шо, "Донбасс никто не поставит на колени"?».
***
Общаться нам было запрещено, но иногда случались исключения – когда попадался разговорчивый надзиратель. Порой приходилось слышать интересные признания: «Да, у нас огромные потери – например, вчера под «Градами» более 60 наших ребят полегло… Да, этого не показывают по украинскому ТВ… Есть цензура… И это правильно! Вы представляете, сколько матерей тогда придут под военкоматы? Они же дороги поперекрывают, воевать никого не пустят! Этим сепаратистам как раз это и надо! Они этого только и ждут!».
Мои друзья не унывали и даже строили планы: как они после освобождения вернутся и сделают репортажи из разных украинских «территориальных батальонов». А на слова двух часовых: «Вы это, на нас не обижайтесь – у нас приказ такой, вас сторожить… мы же вас не трогаем… – Та они, скорее всего, как выйдут так понапишут гадостей про нас, как обычно…» — Роман с позитивом в голосе ответил: «Да вообще без обид! К вам никаких претензий, это издержки нашей профессии…». Я же добавил от себя: «Не переживайте – напишем без искажений, так, как было…».
Кстати, наше местонахождение оставалось загадкой – никто не признавался у какого именно подразделения мы в руках. Один раз мне удалось услышать обрывок телефонного разговора какого-то солдата, который напоминая абоненту о себе, уточнял, что он из «Днипра»…
Допрос с пристрастием
Шел пятый день плена, четыре из которых мы провели, лежа на полу, с завязанными глазами и связанными руками… Время тянулось невыносимо медленно. И тут я услышал, что в соседнем помещении кто-то кого-то допрашивает, выясняет детали задержания. Оказалось, что разговаривали с «соседом», бизнесменом из Макеевки, который с товарищем пытался перегнать по просьбе знакомой иномарку из Волновахи в Киев. «Что ж, вам не повезло – вы оказались в неправильном месте в неправильное время» – смеясь, прокомментировал его историю допрашивавший. Мы предположили, что это приехал следователь из СБУ.
Вскоре он подошел к нам и спокойно начал задавать вопросы по нашей биографии и обстоятельствам задержания. И тут оказалось, что делать репортаж о беженцах в Ростовской области – неправильно: «А почему вы не поехали снимать, как их принимают на Западной Украине?! Нахрена поперлись в Россию?!»
Работать военкорами, проживая в Донецке – тоже «минус» нам. Ну, а снимать пресс-конференцию «террориста» Стрелкова – вообще «смертный грех»! Короче, по его логике – нужно было освещать только украинскую сторону!
«Может, вас бы и стоило расстрелять… Но я убиваю только на поле боя… Сейчас – не мне забирать у вас жизнь, не я вам ее дал…» – проворчал он и продолжил: «Ваш вопрос будет решен в течение дня, вас отпустят, у нас третьего не дано…». «А захотели бы — то прибили бы, выкинули бы где-нибудь, и никто никогда бы не нашел и не узнал!» — со злой надменностью признался допрашивавший.
И перед уходом, как бы оправдываясь, объяснил присутствующим свою раздраженность: «Вы вообще понимаете, какая сейчас ситуация на фронте?! 79 бригада ВДВ разгромлена в хлам… от нее почти ничего не осталось… Разбиты несколько тербатов… Их накрыло «Градами»… Мы ребят с поля боя по частям собирали! Вот что делают эти террористы!». Из разговора стало понятно, что допрашивавший вряд ли был штатным сотрудником СБУ — но как сам он признался в разговоре с другими задержанными «раньше работал в „конторе“».
Освобождение «расстрелом»
«Следователь» ушел, а коллеги уже пустились делать ставки – во сколько и каким образом нас выпустят. Я заключать спор отказался. А за целый день за нами никто так и не приехал…
Среди ночи нас жестко растолкали и бесцеремонно потащили к машине. Кажется, это была грузовая «Газель», тентованная, с рифлёным дном. Двоим приказали лечь на живот «лодочкой» (в полный рост мы не помещались), а третьего – Рому – положили сверху нас, поперек. В кузове с нами сидел автоматчик, которому скомандовали: «Шелохнутся – стреляй сразу!».
Грузовик помчался по ухабистым дорогам в неизвестном нам направлении. Минут сорок-пятьдесят тряски по бездорожью, несколько пауз и странных разворотов – и мы остановились. «Первый!» – рявкнул командир и Роман выкарабкался из машины.
— Фамилия?
– Гнатюк.
– Раздевайся! Догола! Ложись!! До ямы сам доползешь!
…и два громких шокирующих выстрела… По телу прошла холодная дрожь.
«Поехали!» – заорал старший и мы рванули дальше…
Еще пятнадцать минут зигзагообразных маневров и выводят Сергея Бойко. Перед выстрелом диалог:
— Хочешь жить?!
— А кто не хочет… — ответил товарищ сдавленным голосом.
— Кто сотрудничает с ДНР?!
— Не знаю…
— Раздевайся… Все снимай… Ползи к яме…
И опять два выстрела.
«Газель» снова понеслась. Я следующий. Просто не верилось, что это происходит наяву. Какой-то кошмар! Внутри был уже не страх (боятся было поздно!), а какой-то неописуемый жуткий фатализм. Через десять минут остановились. С оскорблениями бросили на землю… Те же команды — «Раздевайся, полностью! Ползи!»
Я прополз метр, остановился и начал предавать душу Богу. Как там обычно пишут про такое? «Перед глазами пронеслась вся жизнь»? Нет, было не совсем так — скорее в мыслях проносилось то, о чем мечтал, но еще не успел осуществить, достичь, пережить… Какая глупая смерть! Не может быть! Ну как же так?!
Прошло около десяти минут, но почему-то вместо ожидаемого расстрела — наступила тишина… Я осторожно распутал руки, медленно стянул с глаз повязку и увидел, что лежу на поляне в сосновом лесу… Вокруг никого уже не было. Недалеко виднелось озеро, а на небе необычайно ярко светились мириады звезд…
Я жив и свободен!
Однако в то же время из сердца не уходила тревога о товарищах. Я все же очень надеялся, что это была имитация расстрела, и они остались живы, но все равно переживал.
Бредя по лесной дороге я вышел на трассу и в таком неприглядном виде пытался тормозить проезжающие автомобили. Получилось с восьмого раза. Водитель ехал в близлежащий Днепродзержинск… По пути недалеко на обочине трассы я внезапно заметил …Сергея, который махал машине рукой! Я дико обрадовался и тотчас попросил водителя подобрать его. Мы продолжили путь в город вместе – с пониманием, что, следовательно, и с Романом все в порядке. Нам предстояло еще решить множество проблем, но после всего пережитого они уже нас не пугали…
P.S. Тогда в плену журналисты потеряли все, что имели с собой: документы, деньги, аппаратуру, личные вещи. Паспорта удалось восстановить при содействии МВД, однако материального возмещения — Украинское государство не предоставило. Дело о похищении зашло в тупик. Виновные наказаны не были. Эксцесс быстро замяли и в СМИ его старались не упоминать — разве что, отдельные журналисты и издания выражали недоверие словам пострадавших коллег и обвиняли их в «самопиаре» и «инсценировке». Кстати, Роман Гнатюк позже вернулся к работе на Донбассе в качестве корреспондента 112 канала, однако вскоре был уволен — после того, как осмелился заявить в прямом эфире, что печально известный обстрел 63 школы в Донецке по его наблюдениям велся со стороны Авдеевки, контролируемой украинской стороной (формально уволили под предлогом несогласованности интервью, которое он дал местным СМИ). Сергей Белоус продолжил работу в качестве независимого военного корреспондента на Донбассе, где он попеременно находился с конца ноября 2014 года по конец сентября 2015-го.
К слову, подобные случаи, когда украинских журналистов незаконно задерживали украинские военные — не так и редки. Еще в августе 2014 года, когда ребята обратились в один из журналистских профсоюзов — им сообщили, что до них было как минимум 3 аналогичных случая, однако их, как правило, стараются не оглашать даже сами работники СМИ.
