- Леш, я объездил всю Европу, уже 20 лет туда езжу. При этом я, простой человек, в жизни никогда не видел там никаких проявлений русофобии. А ты относительно недавно проводил конференцию в Москве на тему русофобии, и, как я понимаю, настаиваешь на том, что русофобия в Европе существует. Приведи примеры ее проявления.
— Ну, странно, что ты не видел.
- Приведи хоть один пример.
— Будучи туристом, можно, наверное, и не заметить, потому что туристам рады все. А вот для того, чтобы ее почувствовать, нужно там пожить, и пожить так — не обязательно эмигрировать и прожить там полжизни. Достаточно просто, что называется, осесть на месте, и внимательно посмотреть, что вокруг тебя происходит.
Русофобия — это, как это ни печально, в современном западном мире часть не только политической культуры, это часть общей культуры. Потому что русофобия имеет очень глубокие корни, и очень богатые традиции в западноевропейской истории. Различные специалисты, которые занимаются изучением этой проблемы, причем не только русские, российские, но и зарубежные, сходятся в оценке, что русофобия имеет историю, приблизительно лет в 400.
Началось это все еще с давних времен, еще с досмутного периода, когда в Россию пытались приезжать первые представители католической церкви, когда стали устанавливаться контакты между Московским государством, появившимся на политической карте, и Западом. После такого, довольно длительного периода, когда контакты были прерваны, в связи с монгольским нашествием, и с теми событиями, которые творились на Западе. В домонгольский период связи между Русью и Западной Европой были очень тесные.
- Я например, читал Сигизмунда Герберштейна, его труд «Записки о Московии». Так этот австриец, наоборот, восхищается Московским царством…
— Тем не менее, достаточно своеобразно даже у Герберштейна, он как бы приписывает России те черты, которые бы он сам хотел видеть у себя на родине, но это не факт, что то, что он описывает, имело место быть в реальности. Что уж говорить о таких «путешественниках», как Эдо Нойхауз или поляк Павел Пальчовски, также оставивших свои мемуары.
- Но сам же Герберштейн в Словении вроде как родился и вырос, поэтому хорошо говорил на славянских языках… Или вспомним англичан, представлявших королеву Елизавету и купцов. По-моему, у них с Московским царством было вроде как все хорошо.
— Ну, или папские нунции, которые, наоборот, писали такие вещи, которые, собственно говоря, не имели под собой ничего общего, как вот связано с тем, что первые послы Ватикана появились в Московской Руси не просто так, а с определенной миссией, их задача была склонить, скажем так, руководство тогдашнего московского государства к добровольной унии с Ватиканом.
Потому что Москва на тот момент была единственным православным государством на планете, и имела далеко идущие планы объединить близлежащие, как минимум, православные народы под своей властью, так как они считали себя правопреемниками погибшей Византийской Империи, погибшей буквально вот только что.
И постепенная идея создания мощного православного государства с идеей третьего мира, она в Московском государстве становилась все более и более популярна, особенно среди церковной и светской элиты, и в то же время, Ватикан, который, собственно, к тому моменту, уже захватил контроль практически над всей Европой, подавив все очаги сопротивления.
Ну, оставалась только вот эта далекая, весьма малоизвестная страна, которую они хотели склонить на свою сторону, так как у Ватикана тоже были свои определенные трудности, то они пытались сделать это мирным путем, через австрийских помощников, и сделать это путем дипломатических переговоров. Так как папские посланники не смогли убедить ни тогдашнее руководство православной церкви, Московской митрополии, ни царя, собственно, самого и его окружение, то это вызвало, естественно, острую негативную реакцию самих посланников, как людей, которые не справились с миссией.
Казалось бы, ну что такое, Россия обложена со всех сторон враждебными силами, с одной стороны с юга исходит Османская угроза, еще не решен вопрос с исламским продвижением в Россию с Востока, и конечно, казалось бы, Московия заинтересована в том, чтобы иметь такого серьезного покровителя. Что тут такого, ну отказались от каких-то там глупостей, зато вот, влились в общеевропейскую семью братских народов.
Московское руководство это не убедило, потому что достаточно хорошо себе представляли уже тогда, имели какие-то основания считать, кто стал причиной вот такого краха, и гибели византийской Империи.
Узнали не в последнюю очередь от самих греков, которые в массовом порядке переезжали на территорию Московии, уже тогда латинянам, католикам у нас мало кто верил, и соответственно, все их послы, воспринимались весьма насторожено.
И это стало причиной одного из направлений русофобии. Русофобии такой, которая считает, что все равно русских можно как-то перевоспитать, все равно нужно заманить их вот в эту культурную среду западную, забрать их из Византийской цивилизационной среды, и перетащить их в Западноевропейскую цивилизационную среду.
- Ну вот, например, Петра Первого не похитили, и что в итоге? Европейские реформы и блестящая Российская Империя.
— Мы к этому перейдем еще. Другое направление — это поляки, которые в тот момент уже стали развиваться очень быстрыми темпами, которые скинули ярмо, или победили в жесткой конкурентной борьбе своих основных конкурентов на своем пространстве — немцев, немецкий Тевтонский орден, и набирали силы, хотели быть авангардом всего католического мира, и их идея по отношению к России заключалась в том, что не нужно никого перевоспитывать, нужно прийти, и мечом этих диких варваров, так сказать, заставить подчиняться Ватикану, Риму, и наместнику Бога на Земле в лице Папы Римского. И это, соответственно, порождало другое направление русофобии.
О том, что русских невозможно никуда ничему, не перевоспитать, ни затащить, их надо просто уничтожить или заставить силой. Вот на Западе с тех пор борются две тенденции русофобии в европейской культуре. По одной — мы недочеловеки, но все-таки которых перевоспитать можно, с которыми, еще, наверное, есть какой-то смысл работать, пока более гуманно, либерально. А по другой мы недочеловеки, которые вообще слова человеческого недостойны, которых нужно исключительно плетью и палкой загонять, подчинять своей воле и совершенно не о чем разговаривать, нужно бить, и если не получается бить — убивать, расчищая пространство.
Но, в любом случае мы представляем собой неперевоспитуемое некое зло, которое представляет, помимо всего прочего, еще и угрозу Западному миру на его восточных окраинах. Причем, поляки первыми, а потом несколько веков спустя, немцы подхватили, что русские конкретно представляют угрозу гораздо большую, чем там монгольские орды в свое время, потому что это гораздо более опасная, сильная, мутировавшая монгольская орда, что сейчас некоторые украинцы активно, не понимая о чем, собственно говоря, речь — слышали звон —активно стараются использовать, транслировать, в пересказе уже получается, из четвертых, пятых, шестых уст, сильно исказив первоисточник. Это, что касается истоков русофобии.
В чем она проявляется в современном западном мире? В первую очередь лицо современного западного мира — это его пресса, и что пишут о русских периодически или постоянно, сейчас постоянно, раньше периодически, в основных, топовых изданиях, французских, немецких, англосаконская пресса, ну и их сателлиты в Центральной и Восточной Европе, достаточно почитать эту прессу, или почитать литературу, которая в большом количестве выходит на Западе, чтобы понять, что русофобия не просто есть — она процветает и приносит большому количеству людей стабильный заработок.
Вот всплеск антисоветизма, который вдруг, неожиданно, через 20 с лишним лет после того, как Советский Союз добровольно ушел с мировой политической арены, по сути, самоликвидировался. И когда Советский Союз самоликвидировался, ты прекрасно помнишь, антисоветизма никакого на Западе не было, наоборот, был всплеск интереса ко всему советскому — майки СССР, шапки со звездами, ну все, ну просто…
- Гласность, перестройка.
— Валом на рынок пошла вся советская атрибутика — куда ни приедешь, все завалено, просто параноидальная любовь к советскому всему. Это когда самоликвидировались. Прошло 20 с лишним лет, и вдруг на тебе, всплеск такого дикого, дичайшего антисоветизма, которого не было даже во времена сенатора МакКарти. Даже, наверное, сопоставимо, а может быть, даже во многом перехлестывающий уровень антисоветизма гитлеровской германии.
- А в чем он заключается?
— А я думаю, что это просто закамуфлированная форма русофобии
- Можешь пояснить, привести какие-то примеры сегодняшнего антисоветизма?
— Ну, война с памятниками, запрет на ношение советской символики, сравнивание Советского Союза с гитлеровской Германией. Если проехать по Северной Франции, по Бельгии, по той же Голландии, по северу Европы, и посмотреть на мемориалы, которые в большом количестве, в том числе, и за последние годы открыты, памяти Второй Мировой войны, то складывается такое впечатление, что, во-первых, Вторую Мировую войну выиграли в первую очередь американцы, и плюс тот народ, на территории которого эти памятники находятся — бельгийцы или голландцы, французы.
Второй момент, который замечаешь, когда находишься на этих мемориалах, такое впечатление, что они выиграли эту войну не только у немцев, но еще и почему-то у советских, которые, кажется, тоже воевали против всего хорошего, за все плохое. В Брюсселе, наверняка был в военном музее?
- Нет, в военном музее не был.
— Шикарный музей. И вот там экспозиция, посвященная истории Второй Мировой войны, бюст Сталина, бюст Гитлера. Знак равенства. Вот на любом стенде практически знак равенства. То есть, некое такое вселенское зло, которое имело два таких воплощения, в лице гитлеризма и коммунизма. И силы добра, во главе с Соединенными Штатами Америки, которые с неимоверным трудом смогли это вселенское зло все-таки победить. Ну что это, как не антисоветизм? Это не просто антисоветизм, это уже программирование населения на следующий конфликт.
То есть, это не мы спасли их от той заразы, которую они на нас же и пытались перекинуть, которую они сами породили, а потом нас же пытались этим всем затопить, а это мы — зло, от которого они были вынуждены обороняться и защищаться. То есть, они тут совмещают самые мрачные расистские постулаты, которые Гитлер пропагандировал, который внедрял в умы европейцев перед Второй Мировой войной, с самым мрачным антисоветизмом, который возник в Соединенных Штатах после Второй Мировой войны.
- Ты говоришь, что они пытались внедрить у нас западную матрицу. Хорошо. Ну, вот Петр Первый, поддался этому внедрению, и что в результате? А в результате появилась великая Российская Империя и великая русская культура, стоявшая на мировом уровне.
— Мы же говорим о том, какое представление. Мы говорим о русофобии, мы же не говорим сейчас о западном выборе или не выборе. Я полностью стою на позициях Николая Яковлевича Данилевского, который считал, что существуют различные цивилизации, которые могут развиваться параллельно и одновременно, и который считал, что Россия не принадлежит к западноевропейской цивилизации.
Существует Русская цивилизация, если мы допускаем сам факт существования таковой, а я считаю, что русская цивилизация существует и развивается. Периодически она оказывалась в очень непростом положении, когда русская цивилизация вообще отрицалась, вообще все, что с ней было связано, просто не признавалось, не бралось в расчет. «Псевдорусский» стиль и все остальное.
После того, как этот период закончился, мне кажется, мы опять подошли к тому моменту, когда русская цивилизация опять ожила. Как дерево, которое было спилено и даже пенька практически не было видно, сейчас опять появляются первые, едва заметные росточки, которые пробиваются к свету, имея под собой огромную, старую корневую систему.
То есть, корни-то мощные, просто их было не видно. Через какое-то время все равно появится какое-то деревце, которое имеет все шансы развиться в мощное, действительно полноценное цивилизационное древо. А корни эти тесно переплетены не с западноевропейской цивилизацией, а с византийской, а та в свою очередь с греческой, даже скорее, чем с римской.
Эта преемственность наводит на мысль о том, что все-таки речь идет о какой-то некой самостоятельной культурной цивилизационной традиции. Но, тем не менее, всё тесно переплетается. Нашу европейскость никто не отрицает. Но в то же время наша европейскость, она не тождественна западноевропейской европейскости. Мы европейцы, но мы несколько другие европейцы. И, в общем-то, глупо это отрицать.
- Смотри, мне понятно, что дала прививка западной культуры Московской Руси. Результат этой прививки — русские достигли мировых высот в науке и культуре. А вот каких мировых высот достигли русские в результате прививки византийской культуры, я не в курсе.
— К великому сожалению, большинство не знает и византийских архитекторов, но только не потому, что их не было, а потому, что мы их не знаем, или потому, что долгие годы, столетия, в том числе, и с помощью Запада, с помощью католической церкви всякая память о Византии в мире уничтожалась. Навязывался стереотип, что это просто средоточие всего плохого, мракобесия и интриганства, которое только возможно.
Забывается, что на протяжении практически нескольких сот лет, пока Западная Европа утопала как раз во мраке варварства, Византия оставалась единственным светочем цивилизованности в нашем полушарии. Уровень образования даже накануне краха Византийской Империи был высочайшим, а крах этот стал возможен только потому, что в спину империи, сражавшейся с наступавшим исламским Востоком, ударили крестоносцы, воспользовавшись ситуацией.
Византийская Империя так от этого удара и не оправилась. Необходимо учитывать, что она уже была дряхлая. Я считаю, опять же, возвращаясь к теории Данилевского, что народ, нация, подобно живому организму, проходит все фазы — младенчество, детство, юношество, зрелость, старость, и потом наступает естественная смерть или перерождение. Так и цивилизация проходит те же самые фазы. И к моменту своей гибели Византийская цивилизация имела уже более, чем почтенный возраст.
Если сравнивать, то Византия — это был глубокий старик, а Западная Европа — это был мощный, крепкий, в самом рассвете сил, мужик. А Русь, Россия, или то, что начиналось зарождаться на нашей территории, это был еще совсем младенец. Старик и младенец не могли противостоять здоровенному детине, которому равных на тот момент на этой территории не было, поэтому так все и получилось.
А сейчас все наоборот, сейчас Западная цивилизация — это тоже дряхлый старик, потому что она прошла свой жизненный цикл. Россия имеет все шансы, находясь вот в биологическом рассвете сил, как раз принять эстафету. Цивилизации, живя бок о бок друг с другом, перенимают и питают друг друга, впитывают самое лучшее. Например, Римская цивилизация взяла все самое лучшее у греков.
Потом Западноевропейская взяла самое лучшее у римлян. Но разница между западноевропейской и нашей цивилизациями, заключается в отношении мирским благам. То есть, для нас, так как мы корнями уходим в Византийское православие, сокровища мира земного не являются самоцелью и основной ценностью, в отличие от Западной Европы. Западная Европа — это все-таки сугубо материалистическая, индивидуалистическая цивилизация. Блага земные — вот примат, вот основное, почему и капитализм достиг своего пика именно в условиях западноевропейской цивилизации.
- Ты, прости, не производишь впечатление монаха.
— Почему я должен производить впечатление монаха?
- У тебя хорошее пальто, хорошая шляпа, чувствуется, что ты заботишься о том, как ты выглядишь, чувствуется, что материальное тебе небезразлично.
— Быть можно дельным человеком, но думать о красе ногтей.
- Где обычный, простой русский человек, который не озабочен чтением трудов о русофобии, и поэтому не в курсе, как в XVII или в XIX веке не любили его соплеменников в Европе, и который не сможет объяснить, почему Пушкин написал «Клеветникам России», где он может столкнуться с русофобией?
— Ну, в разных странах по-разному, скажем так.
- Каков твой опыт?
— Например, я хочу сказать, на бытовом уровне про поляков не могу ничего сказать плохого вообще. То есть может быть, по пальцам одной, двух рук можно пересчитать случаи, когда действительно сталкивался с откровенным проявлением неприязни по отношению к себе, или членам своей семьи. Когда началась эта вакханалия на Украине, моего младшего сына избили в школе, а он ходит в обычную польскую школу.
- В 2013 году?
— Да, в 2013 году, осенью. Значит, дети старших классов, на два года старше, столкнули с велосипеда, избили, обзывая его «русской свиньей». Надо понимать, что в польской школе это немыслимо, подобные проявления строго наказываются. Естественно, ребенок пришел домой, все это рассказал, как можно такое не рассказать. Естественно, на следующий день пошли родители в школу, там учителя были в шоке, была большая разборка, выяснилось, что спровоцировал это все мальчик, чей папа депутат польского сейма партии «Гражданская платформа», правящей на тот момент партии.
- А как его фамилия?
— Боюсь ошибиться, но, кажется, Мартин Кервински. Кстати, мне несколько раз обливали краской машину. Она с российскими номерами. Приведу ещё пример, это нападение на российских болельщиков в центре Варшавы летом 2012 года. Было расследование, которое потом показало, что это все было абсолютно спровоцировано, эти 200 хулиганов, которые именно целенаправленно нападали на российских болельщиков, на людей, с российской символикой, были собраны со всей Польши, завезены специально в Варшаву, с одной целью — нападать на российских болельщиков.
К сожалению, польская полиция так и не сказала, кто заказчик, а польская власть решила это дело все замять. Но, тем не менее, я так понимаю, что организаторов они вычислили, каким-то образом там по-свойски наказали, но, факт остается фактом, что даже такое проявление не носило стихийного характера.
То есть, в Польше нет стихийной русофобии, в Польше нет бытовой русофобии, но в Польше присутствует русофобия как часть государственной информационной политики. И в Польше присутствует русофобия как идеология. Больше того, вот именно в самой культуре, русофобия по отношению к российской государственности, это часть культуры уже. Если ты настоящий поляк, ты должен не любить русское государство — не важно, какое оно, коммунистическое или некоммунистическое. Потому у нас такая история.
- То есть, вне зависимости от того, избиратель ли ты проамериканского консерватора Качиньского или проевропейского либерала Туска?
— Поляка с детства учат, что на Востоке есть огромная проблема, имя которой — Российское государство. Это государство необходимо просто не любить. И при этом ты можешь прекрасно относиться к русским, дружить с ними, могут быть смешанные семьи, проблемы нет. Тебя никто не будет оскорблять, если ты женат на русской, или там женщина, которая вышла замуж за русского. Разница, например, между русофобией в Польше и украинофобией в том, что украинцев они не любят на бытовом уровне.
- А что это значит? Западных украинцев или украинцев вообще?
— С украинцами вообще, я думаю, они не сталкивались никогда. Они не любят украинцев из тех регионов, с которыми они, таки или иначе, когда бы то ни было соприкасались. То есть, о русских у них воспоминания, как, ну, о какой-то силе, которая там лишила их государственности, которая их разделила, да, но при этом вот так вот конкретно, чего-то такого, конкретно плохого… ну там были восстания, да но восстания же они вроде как сами и устраивали, да?
Эти восстания жестоко подавлялись, а потом вроде как была нормальная жизнь, потом опять восстание, потом опять подавление, и вот так вот этой чередой такой. Но, благодаря восстаниям, у них теперь есть национальная гордость, честь, польский хонор, то есть, есть, чем гордиться в прошлом — не просто про… и собственное государство на ровном месте, а соседи его растянули по кусочкам, а все-таки потом одумались, и защищались.
Почему-то все восстания, которые были, были на территории Российской Империи, и никто не вспоминает ни про какие польские восстания на территории Австрии и Германии. Но это тоже опять же отдельная история. В нелюбви к русским, чувствуются нотки какого-то уважения. А с украинцами всё иначе. Например, поляки вообще отказывают украинцам в существовании, как отдельной нации, практически, ну, кроме тех, кто выступает на трибуне, за деньги.
- Они все русские для них?
— Да. Так и называют их «русскими».
- Мне тоже говорили об этом ребята из Украины, учившиеся в Польше. Говорили, что украинцы и белорусы все для них русские.
— Я вот ездил с презентацией книжки «Евромайдан имени Степана Бадеры», когда она вышла в польском издательстве. И во Вроцлаве на встречу пришел один, наверное, из последних, оставшихся в живых поручиков Армии Крайовой, потому что офицеры более старшего звания поумирали все, какой-то легендарный человек, сейчас не вспомню его позывной, который возглавляет Союз комбатантов Армии Крайовой в Силезии, ну их буквально там дедов этих осталось 10-20 человек.
В Польше с Армией Крайовой такая же ситуация, как и с нашими ветеранам. В отличие от Украины, где если посмотришь, то окажется, что с каждым годом ветеранов УПА становится все больше, больше и больше, и они становятся все моложе и моложе.
А в Польше все, как есть, как у нас ветераны настоящие. У нас 20 человек осталось, участников парада 1941 года, их так и есть 20 человек, их не становится 500 или 1000. Пришел этот польский ветеран, очень оказался приятный человек, сражался с нами, сражался с немцами, сражался с бандеровцами, вот, естественно, в конечном итоге попался нам, что очевидно и спасло ему жизнь, потому что, попадись он кому-нибудь другому…
- Бандеровцы расстреляли бы.
— Они бы не то, что расстреляли, они бы его растерзали, разобрали бы на составные части. Отсидел свое, в Англию, в Канаду не поехал, всю жизнь прожил у себя на родине, в Польше. К России и русским, как таковым, у него претензий нет. А к нынешним украинцам есть. Этот человек на встрече много говорил, оказывается, у польских националистов есть своя теория, что украинцы — это специальная диверсия, которую для них, как и для нас, тоже, придумали некие силы зла, для того, чтобы вносить раздор в Европе, потому что нет никаких украинцев, есть или поляки, или русские. А это какая-то вот некая хрень, которая никому жить спокойно не дает…
- А с чем связано то, что шведы занимают первое место по русофобии в Европе, хотя мы с ними лет 200 назад в последний раз воевали, и они нейтралы и ни в какой блок НАТО не входят?
— Я думаю, что здесь тоже имеет место все-таки: А — государственная позиция, и Б — это бизнес.
- Бизнес?
— Да. Шведы очень активно в последнее время на американские деньги стали вмешиваться и интересоваться восточно-европейскими делами.
- «Восточное партнерство», например?
— Куда ни сунешься, обязательно где-нибудь на шведа на какого-нибудь наткнешься. И обязательно комментарии, самые такие «поджигающие» комментарии, очень часто идут именно из Швеции со стороны официальных лиц. Плюс это я думаю, что борьба за влияние на Прибалтику. В Эстонии давно последний раз был?
- В 2013.
— Эстония, это даже не провинция Финляндии, а мне показалось, что это провинция Швеции, потому что банки шведские, фирмы шведские, товары в магазинах шведские, это очень много заметно, шведских каких-то, я может быть, здесь это тоже связано со страхом потерять это, хотя можно подумать, кто-то на эту Эстонию претендует. То есть, тут переплелось.
Во-первых, хочется участвовать в какой-то европейской политике. В европейской политике, на сегодняшний день, самостоятельно, можно участвовать, только если ты дружишь с американцами. А если ту дружишь с американцами, значит, ты должен занимать определенную позицию. Иначе никак. Я думаю, что здесь как раз с этим все и связано, вот эта все русофобия. Вот у русофобии есть одна очень важная черта — она в 90% случаях насаждается сверху. Только 10% русофобии имеет какие-то бытовые, личные корни, и то это связано с какими-то переживаниями, с памятью о войне, с послевоенным периодом.
Например, опять же, поездив по Европе, в той же самой Германии, нарваться на хамство в Западной Германии, если услышат русскую речь, легче, чем в Восточной. В Восточной чаще к тебе, наоборот, лучше отнесутся, хотя, казалось бы, мы же так их оккупировали. А они, наоборот, считают, что мы их как-то даже предали, мы их бросили, и их поглотило, в общем-то очень недружественное, хотя и говорящее с ними на одном языке, государство, где эти бывшие граждане ГДР стали людьми второго сорта, теперь борются за то, чтобы их признали национальным меньшинством.
- Серьезно?
— Да. Есть такое движение. Потому что при приеме на работу все эти 20 лет, с 1989 года, приоритет отдавали западным немцам, если на одинаковые позиции люди приходили
- Почему русофобия часть политической культуры в Польше, но вот в Чехии и Словакии ее вроде как меньше, хотя советские танки подавили Пражскую весну? Там даже Земан и Клаус оказались русофилами. С чем это связано?
— Во-первых, чехи, они немножко покультурнее, но с другой стороны, все-таки Земан и Клаус — это исключение из общего правила. Остальная часть политического истеблишмента, она смотрит в рот тем же самым американцам, просто ведут себя немножко покультурнее.
Хотя, если посмотреть, я вот сегодня ехал в метро, читал статью чешского, в переводе, естественно, чешского журналиста, который не просто возмущен, а он пишет о том, что горел со стыда, когда читал комментарии чехов о катастрофе на Синае. Что можно оскотиниться до такой степени, чтобы писать подобные вещи, и что эти комментарии носят массовый характер, сравниться, наверное, по гнусности и цинизму могут только украинские комментаторы, которых было больше по количеству.
Чехов, у кого было желание глумиться над гибелью погибших, оказалось значительно меньше. То есть, и он пишет о том, что не хочет верить в то, что это исходит из глубины самого чешского народа. Очевидно, это тоже последствие промывки мозгов.
- А что с болгарами и черногорцами? Они почему так стали к нам не очень хорошо относиться? Мы ж вроде как с ними были братушками.
— Черногорские элиты борются за место в Европейском Союзе, тем самым напоминая сумасшедшую крысу. Она отличается тем, что обычная крыса бежит с тонущего корабля, а сумасшедшая пытается в него вскочить. Вот, с Черногорией как раз та же самая история. То есть, они практически, нанося непоправимый ущерб собственной экономике, отрезают путь для российских инвестиций, обрекают свою страну просто на судьбу такого Крыма при Украине. То есть, третьесортный курорт, без всяких дополнительных вливаний, кому они нужны.
А потом, надо понимать, что у этих элит, у черногорских, богатый опыт предательства. Они не так давно предали сербов, своих по сути единокровных братьев, оказавшихся в труднейшей ситуации. Они же просто от них отказались, бросили, отскочили в сторону, и теперь, так сказать, рассчитывают еще и быстрее других пролезть и урвать себе кусок, как им кажется — кусок, хотя я думаю, что на них уж точно ничего не останется.
Обещания им дают всевозможные. Но это проблема вот этих мелких элиток. Элиток вот этих восточно-европейских государств, которые наперегонки пытаются угодить новому европейскому хозяину, то есть, это такие лакеи у лакеев.
- А у болгар?
— Та же самая история абсолютно. Ну, там тоже ведь, можно много говорить, что там всегда предавали, предавали, не предавали, в Болгарии народ всегда относился к русским одинаково, и сам народ нас никогда не предавал.
И даже вот показатель, что во времена Второй Мировой войны, в Великую Отечественную войну, на Восточном фронте болгар не было, все были — хорваты, венгры, румыны, те же самые чехи, словаки, все, кто угодно, а кто-нибудь знает о том, что болгары, хотя они официально участвовали на стороне Гитлера во Второй Мировой войне, но они воевали там с сербами, с югославами.
Я просто к тому, что не случайно, если бы была такая возможность, неужели бы царь Борис не бросил бы свои войска в угоду Гитлеру, наверное, Гитлер уж всяко выкручивал руки как мог.
- Не могу понять, почему исчезла русофобия у венгров, хотя ж вроде они нас должны ненавидеть и за 1848, и за 1956 годы. Не могу понять, куда исчезла массовая русофобия у латышей. Сейчас латыш, не знающий русского, может зачастую не найти работу в Риге. Мало того, я заметил, что молодые латыши знают неплохо русский.
— У венгров государственный инстинкт гораздо сильнее, чем у латышей. Богатая все-таки история, именно государственная. Даже Австро-Венгерская империя была двуединой монархией. Венгрия практически, почти полной автономией обладала. Был свой парламент, по сути, своя армия, все-все, даже своя валюта. При этом они очень любили своего императора. Но как бы табачок врозь.
То есть, у людей развиты и навыки государственные, они имеют понимание, представление о государственных интересах. Есть определенная политическая культура. Это дало им возможность, наверное, как-то сохранить здравый смысл.
И сейчас, столкнувшись с теми вызовами и угрозами, с которыми сталкивается Европа в целом, они стали делать совершенно правильные выводы, делать совершенно четкие шаги, направленные на самосохранение.
А та же самая Латвия, мне лично напоминает человека без головы, или человека, с удаленной большей частью головного мозга, у которого из головы торчат проводки. Подают сигналы на эти проводки, посылают их со стороны. Послал сигнал — ручка дернулась, послал другой сигнал — ножка дернулась, а самостоятельно никак. Поэтому, о каком инстинкте самосохранения для Латвии можно говорить?
Вместо того, чтобы дружить с Россией, и получать какие-то преференции от транзита, и от много-много чего другого, они занимаются тем, что просто окончательно пробивают дно собственной лодки. Ты же слышал, наверное, от рижан анекдот: «последний, покидающий аэропорт латыш — выключи за собой свет». Ну, собственно говоря, к тому и придет, что это будет государство, в котором останутся одни только не граждане. А граждане все счастливо отбудут мыть унитазы на Западе. Хотя сейчас уже, наверное, им и этого счастья не достанется.
Много людей на их места потихонечку проникали с Востока. Потом, когда на Западе начался кризис, и из Португалии, из Ирландии, из Англии поляки потянулись на родину, выяснилось, что их места уже трошки заняты. Причем недобросовестным польским бизнесменам лучше иметь дело с бессловесными украинцами, чем со своими, которые будут бороться за свои права, научившись этому у своих коллег на Западе.
- Наше нынешнее участие в войне в Сирии не приведет ли к вспышке русофобии на Ближнем Востоке? И второй вопрос: нынешние террористические атаки в Париже могут помочь сближению России и Запада в борьбе с исламским терроризмом? Уменьшит ли это сближение уровень русофобии в Европе?
— Во-первых, я так скажу, как таковой русофобии, на Востоке вообще нет.
- Ближнем?
— Да, и на любом. Никто об этом ничего не слышал и мало чего писал. То есть, какие-то там, может быть, чисто бытовые, соседские взаимоотношения или противоречия, они конечно присутствуют, люди есть люди.
Но чтобы «ненавижу», такого нет. Конечно, там определенные круги, те же ваххабиты, они нас не любят, но они нас не любят не потому, что мы русские, они, по-моему, так глубоко не копают, а потому что мы христиане, в их понимании вообще неверные, да еще такие, что бомбить могут.
То есть, не какие-то там копты, которых режь не хочу, и только кайф от этого получаешь, а тут раз — и обратка может в любой момент прилететь, еще какая, еще неизвестно, что от них ожидать. Но тут мы говорим о вещах другого несколько порядка. А что касается элит, не знаю, я, честно говоря, могу сказать только одно.
Конечно, даром Европе то, что сейчас происходит, не пройдет. Неизвестно, как они еще будут выбираться, куда это вообще все их заведет. Но уже Европа уже давно не та. Только некоторое время назад она была не та в одном смысле, а теперь она не та несколько иначе. Мне кажется, очень сильно поменяется политический ландшафт во Франции.
- Поменяется? То есть, Марин Ле Пен станет…
— Нет, нет, поменяется вот именно расклад, вот эта дихотомия, которая сложилась во Франции достаточно давно — правые и левые, как в Соединенных Штатах Америки, демократы и республиканцы. Европейцы вообще зачем-то стараются копировать себе эту схему. И вот у французов тоже, неважно, какие правые, неважно какие левые, но обязательно, чтобы одна партия должна быть левая, другая — правой.
Я был в 2012 году на выборах во Франции. Читаешь программу и не можешь понять, собственно говоря, почему эти правые называются правыми, а эти левые левыми. Потому что одни идут с лозунгами зачастую других.
Марин Ле Пен здесь отдельная история. Я имею в виду, допустим, партию Олланда и партию Саркози. Настолько все запутано, и просто одних принято считать левыми, да, и они за повышение налогов, бесконечное, уже 75%, было 40%, потом 75%, скоро будет 99%. А эти за то, что не-не, давайте богатым деньги оставлять, забирать будем только у бедных, а не наоборот.
А леваки вообще: давайте забирать у всех, кто работает, и отдавать тем, кто не хочет работать. Да, потому что человек не хочет работать, представляете, какое горе, как мы его можем заставить, что тут сделаешь? И леваки, мне кажется, давно уже достали французское общество, они настолько его изнутри разложили, эти левые лицемеры, что сейчас общество во многом винит именно их, в том, что происходит. Понятно, и правые тут руку конкретно приложили, тот же самый Саркози, который пытается прихватить у Ле Пен знамя защитника нации.
Но, тем не менее, левые, здесь конечно, гораздо больше повинны, и с них, собственно говоря, весь этот бардак и начался, когда они, борясь за голоса избирателей, начали давать гражданство семьям мигрантов, которых французские капиталисты в массовом порядке завозили из Северной Африки. Чтобы получить перевес на выборах левые начали расширять права мигрантов. А дальше уже началось заигрывание.
Просто надо понимать французскую систему — остановиться они уже не могли, они все больше и больше шли на уступки, заигрывали, и в конечном итоге все пришло к тому, что работающее меньшинство оказалось заложниками неработающего агрессивного и не желающего ассимилироваться большинства. И все, страна теперь в таком тупике, из которого еще вообще непонятно, как они будут выбираться.
Беседовал Александр Чаленко
