"Их условия мало чем отличались от лагеря". Трагедия "самоваров" и "танкистов" не должна повториться - 27.06.2024 Украина.ру
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

"Их условия мало чем отличались от лагеря". Трагедия "самоваров" и "танкистов" не должна повториться

Читать в
ДзенTelegram
Как безжалостно время. Прошло уже 40 лет после того, как в 1984 году этот дом-интернат расформировали. И 50 лет – с того момента, когда о нем и его обитателях узнали. Потому что в 1974 году появилась серия рисунков российского художника Геннадия Доброва "Автографы войны"
Рисунки буквально взорвали мозг тем, кто их увидел. И видел после. Никто в увиденное верить не хотел и сейчас не хочет, но все это было. И продолжалось много лет.
...Впервые об этих людях я услышал еще в детстве тогда же. Когда учился в школе-интернате. Наш директор и преподаватель истории Юлий Боросивич Чаплинский, начитавшись Юрия Нагибина, рассказал нам о доме-интернате для инвалидов-ветеранов на далеком острове Валаам в северной части Ладожского озера. Там навигация длится всего 5 месяцев, а все остальное время остров отрезан от материка. Но турпоездки туда были всегда, вот они и сделали свое дело – остров раскрылся с другой стороны.
И сам писатель Нагибин, и читавший его директор, судя по всему, были раздавлены впечатлениями о том, как доживали свой век те, кто подарил стране победу. Великую Победу, на которой нас нужно было воспитывать в духе "советского патриотизма"...
...Но наш директор был честным человеком, учил нас правде и, может, потому рассказывал нам и об этой неприглядной, страшной и уродливой стороне Победы. Я до сих пор помню его слова: "Вы представляете, без рук, без ног, кровообращение небольшое, сердце работает минимально, не напрягается, не изнашивается – так же можно жить долго...".
Худой, костлявый, перенесший в детстве туберкулез, наш директор сам не воевал. По возрасту не успел, но пережил войну ребенком. И рассказывая нам о тех днях, он сам как-то грустнел и даже в какие-то моменты замирал. Может, вспоминал что-то, о чем не хотел рассказывать. Или нельзя было.
Но от него я впервые и узнал, что были люди, которых называли "самоварами" и "танкистами". Первых – живых людей без рук и без ног – я не видел ни тогда, ни после. Вторых – инвалидов без ног на низеньких тачках-платформочках на роликах, отталкивающихся от земли руками с зажатыми в них специальными приспособлениями ("утюжками"), – я еще застал.
Владимир Скачко - РИА Новости, 1920, 05.03.2019
Владимир Скачко: кто онИзвестный украинский журналист, публицист, политический аналитик
Они в моем детстве еще разъезжали по городам, в основном на базарах и вокзалах, где либо что-то чинили (сапожничали, точили ножи и т. д.), либо просто просили милостыню. Мой дед иногда подавал им копейки. Или поручал мне, что я гордо и проделывал.
И это я только сейчас понимаю, как на самом деле спрессовано наше время: ведь я сам, восторгаясь фильмами и книгами о той – Великой Отечественной – войне, родился, оказывается, всего лишь через 14 лет после ее окончания. Победного окончания. Эхо которого получилось очень уж разным.
Но и сейчас, почти через 80 лет, еще заметны на планете следы той войны. Эта отрыжка того всечеловеческого зверства, в которое были ввергнуты люди, и кровавая "сдача" войны в виде искалеченных, измордованных, телесно переполовиненных инвалидов. Еще продолжаются спекуляции на эту тему, войны с памятниками, пляски на гробах и безымянных могилах и фехтование на костях. Потомки оказались смелыми в боях с теми, кого уже нет и кто не может ответить...
Вот с тех рассказов в детстве у меня появилось желание, почти мечта, побывать на Валааме, увидеть этих людей и хотя бы рассказать о них, если не удастся помочь. Но когда появилась первая такая возможность, оказалось, что ехать уже некуда – дом инвалидов, как я уже сказал, закрылся в 1984 году. Точнее, его расформировали, переведя остатки "обеспечиваемых" (так называли его жителей – ветеранов и инвалидов) на материк, в другие дома-интернаты. Для инвалидов. Еще через 5 лет монастырские постройки, где и были размещены корпуса дома инвалидов, передали Русской православной церкви (РПЦ), и она начала там реставрировать Валаамский ставропигиальный мужской монастырь и его жемчужину – Спасо-Преображенский собор.
А потом появилась информация, что из тех, кого видел писатель Нагибин и рисовал художник Добров, уже никого не осталось в живых. Остались только уничтожаемые временем, суровой островной погодой и человеческим равнодушием могилы на так называемом Игуменском кладбище близ монастыря...
Новый всплеск интереса к этой истории был вызван в 1998 году, когда на экраны ограниченно в Интернет вышел казахстанский фильм "Бунт палачей". О том, что в 1948 году советская власть и ее правоохранительные органы, якобы идя навстречу 70-летию со дня рождения "вождя всех народов" Иосифа Сталина (официально он, как известно, родился 21 декабря 1879 года, хотя поздние исследователи-биографы называют другую дату – 18 декабря 1878 года), решила усладить его взоры буколической картиной советской же действительности. И по этому поводу убрать с улиц сел и городов всех нищих и инвалидов, которые-де не вписывались в эти высокохудожественные и социальные расклады.
И органы якобы не просто выполнили приказ, но пошли дальше – решили всех, особенно инвалидов войны, истребить в районе концлагерей, где содержались другие узники ГУЛАГа. И вот один из расстрельщиков узнал в жертве своего фронтового друга и отказался подчиниться приказу, а устроил бунт и побег спасенных жертв каннибальского тоталитаризма.
Фильм – бред полный. Во всех отношениях. И даже снят не просто отвратительно, а на уровне "хоум-видео" – камерой в руках полуслепого дебила с низким художественным вкусом, никогда не видевшим кино. Настоящего. Но дело свое фильм сделал – новая волна антисталинской истерии заполнила сознание впечатлительной публики. Вот тогда опять и всплыла информация о доме-интернате для ветеранов и инвалидов на Валааме.
А через 5 лет, в 2003 году, появилась книга Евгения Кузнецова "Валаамская тетрадь", в которой, в частности, было написано о том страшном доме: "Куда подевал народ-богоносец калек-победителей? Ссылали не всех поголовно безруких-безногих, а тех, кто побирался, просил милостыню, не имел жилья. Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жилье, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами. Их собирали за одну ночь со всего города специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки типа ЗК и отправляли в эти самые "дома-интернаты". У них отбирали паспорта и солдатские книжки – фактически их переводили в статус зека, заключенных. Да и сами интернаты были в ведомстве ментуры. Читатель! Любезный мой читатель! Понять ли нам с Вами сегодня меру беспредельного отчаяния горя неодолимого, которое охватывало этих людей в то мгновение, когда они ступали на землю сию. В тюрьме, в страшном гулаговском лагере всегда у заключенного теплится надежда выйти оттуда, обрести свободу, иную, менее горькую жизнь. Отсюда же исхода не было"...
Сегодня о том доме на Валааме существуют самые противоречивые данные. Туберкулезный диспансер и психбольница там якобы существовали еще с 1948 года. А вот дом для инвалидов и ветеранов войны и труда был создан в здании Зимней гостиницы бывшего монастыря в 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР. Туда из местных окрестных "домов инвалидов малой наполняемости" (такая вот казенная формулировка) "Рюттю", "Ламберо", "Святоозеро", "Томицы", "Бараний берег", "Муромское", "Монте-Саари" и свезли несчастных.
Такие дома были в каждом регионе СССР, через них прошел основной поток тяжелораненых во время войны. А потом решили их "укрупнить". Но уже только при Никите Хрущеве, в 1954 году, по предложению МВД СССР дому на Валааме был придан специальный статус – интерната закрытого типа с особым режимом. Туда и ссылали тех, кто занимался попрошайничеством на улицах городов и сел.
По замыслу, основной задачей было дать инвалидам профессию и, как говорят сегодня, социализировать их. Исследователи, изучавшие документы по этой проблеме, утверждают, что с Валаама направляли на курсы счетоводов и сапожников. Работать ветеранам 3-ей группы было обязательно, 2-ой группы – в зависимости от характера травм. В этом же заключался и смысл лечения – быстрее перевести в рабочую группу и выпустить человека на работу. С пенсии, выдаваемой по инвалидности, удерживалось 50% в пользу государства.
Вопреки легенде и утверждению Евгения Кузнецова, многих на Валаам насильно не загоняли и паспорта не отбирали. Многие туда просились сами. Те, кому некуда были идти, те, кто сам не хотел быть обузой родственникам, и те, кого уже родственники не хотели видеть дома. И калеки либо оставались на улице, где попрошайничали и спивались, либо просились в такие вот дома, либо туда их насильственно, после выяснения всех жизненных обстоятельств и подтверждения полной бесприютности направляла милиция.
И все равно исследователи выяснили, что, вопреки легендам, более чем в 50% случаев у тех, кто попал на Валаам, были родственники, о которых они прекрасно знали. "В личных делах через один попадаются письма на имя директора – мол, что случилось, уже год не получаем писем! У Валаамской администрации даже традиционная форма ответа была – "сообщаем, что здоровье такого-то по-старому, ваши письма получает, а не пишет, потому что новостей нет и писать не о чем, все по-старому, а вам передает привет", – написал в Сети один из таких добровольных исследователей.
И все же дом инвалидов на Валааме – это один из символов того, как прекрасные замыслы и планы оборачиваются прямой противоположностью. Как суровость законов в России компенсировалась необязательностью их соблюдения, так и все прекрасные задумки в СССР выхолащивались, дискредитировались, оборачивались трагедиями чудовищной неисполнительностью, формализмом и звериной бюрократической черствостью тех, кто должен был творить добро. Государство, как могло на тот момент, старалось облегчить судьбу ветеранов и инвалидов, помочь им. Но от имени государства делали это совсем другие люди. И были среди них те, кто и называться-то людьми права не имел...
И дело ведь не только в том, что, указывают исследователи и врачи, обитателей дома на Валааме охватывал так называемый "островной синдром" – "когда заканчивалась навигация, они навсегда обрезали связи с внешнем миром, и хотя они были еще живы, уже считали себя мертвыми". Обездвиженные инвалиды на Валааме попали в ситуацию, когда дом не был полностью готов. Не было даже света, горячей, а подчас и холодной воды, медикаментов, врачей нужных специальностей, даже продовольствия. Вот это чувство брошенности, ненужности, одиночества среди таких же несчастных мучило людей больше всего.
Исследователи со слов очевидцев выяснили, что нередко и минимальный медицинский уход был никакой. Медперсонал, как правило, пьянствовал. Часто лежачих больных "забывали" переворачивать, и в их пролежнях заводились черви. Зачастую в одной корзине (!) жили по два безногих человека, так называемые "танкисты", у которых отобрали их спасительные тележки. Находясь в холодных помещениях, практически без ухода, многие ветераны спивались, умирали...
Были случаи и самоубийства. Один инвалид ухитрился на культях рук и ног взобраться на монастырскую колокольню. Внизу его товарищи играли в домино. Он крикнул: "Ребята, поберегись!", перевалился через проем и полетел вниз. И как пишет потрясенный краевед, даже "в таком состоянии человек подумал о других!"…
Чудил и один из первых директоров интерната Иван Королев. По воспоминаниям очевидцев, он называл себя "Король Валаама" и считал себя вправе беспрепятственно распоряжаться всем и всеми. Он, например, отбирал у пациентов их ордена и медали, носил их сам и даже утверждал, что имеет звание "Герой Советского Союза".
Самым страшным местом в интернате считался бывший Никольский скит, расположенный на отдельном островке. Там содержались люди, потерявшие разум и память, а также упомянутые выше "самовары": инвалиды без рук и ног, бывшие солдаты, у которых война отобрала все – руки, ноги, разум, слух, речь, зрение, память. Их и прятали от людей. Но санитары выносили их "погулять" – развешивали в корзинах на ветвях деревьев. И были случаи, когда их "забывали" там на ночь. В холодную погоду, бывало, люди замерзали…
...И все же я увидел обитателей Валаама. Благодаря замечательному художнику Геннадию Доброву, который в 1974 году побывал в доме инвалидов на Валааме и даже вопреки запрету директора Королева пробрался в Никольский скит и нарисовал одного такого "самовара". Художник, по его словам, почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся и увидел: на кровати в углу лежал спеленатый человек. Без рук и ног. Подошел дежурный санитар. "Кто это?", – спросил художник. "Документов нет. А он не скажет – после ранения лишился слуха и речи", – ответил санитар...
1 из 9
2 из 9
3 из 9
4 из 9
5 из 9
6 из 9
7 из 9
8 из 9
9 из 9
1 из 9
2 из 9
3 из 9
4 из 9
5 из 9
6 из 9
7 из 9
8 из 9
9 из 9
Портрет этого солдата Добров назвал "Неизвестный". А всю серию рисунков – "Автографы войны". Эта тема осталась главной у него на всю жизнь. Он потом ездил по стране и рисовал ветеранов и инвалидов. Тех, кого боялись или не хотели рисовать другие его коллеги. Чтобы не портить радужную картину социалистической жизни. А художник хотел, чтобы их помнили, чтобы их мужеством и волей к жизни восхищались. Чтобы их страдания очищали жизнь современников...
И "неизвестный", по некоторым данным, оказался очень даже известным – Героем Советского Союза Григорием Волошиным. Волошин был летчиком-истребителем, младшим лейтенантом, который считался погибшим 16 января 1945 года, когда он, спасая командира, совершил воздушный таран. Однако храбрец не погиб, а только потерял руки, ноги, слух и речь. И было ему всего 23 года. Последующие 29 лет жизни он провел "самоваром" в доме на Валааме. Его родные якобы только спустя много лет, уже после смерти, узнали о том, как сложилась судьба героя. И лишь в 1994 году поставили ему памятник на Игуменском кладбище.
...Сейчас за могилой Волошина уже никто не ухаживает. Позже выяснилось, что это не Герой Советского Союза, на памяти о котором хотел хайпонуть славы его самоназванный "сын", который и установил памятник, сейчас тихо зарастающий травой и кустами.
А остальные могилы так остались безымянными, заросли беспамятством, как дебрями человеческой бессовестности и неблагодарности.
Потому что Игуменское кладбище – это единственная коммунальная собственность, которая подчиняется светской администрации города Сортавала. Все остальное уже отдано монастырю.
То, что делается на Валааме сейчас, вызывает самые разнообразные чувства. Его, напоминаю, восстанавливают под присмотром РПЦ. И, по мнению многих, взят курс не столько на восстановление монастыря, сколько на коммерциализацию его существования. Реставраторы и их кураторы уже добились уничтожения в 2006 году поселка жителей Валаама, где жили и потомки ветеранов-инвалидов, которые смогли найти себя в новых условиях жизни и даже завели семьи (было-то многим из них по 25-35 лет от роду), и работники персонала дома и их потомки, не уехавшие на материк после переноса туда остатков заведения.
Не у всех получилось Богу служить по-Божески. Естественное вытеснение жителей с острова продолжается и сегодня. И так уж получилось, но вольно или невольно убивается даже память о таком вот чрезмерно уродливом "светском" характере жизни монастыря. И, так уж получается, убивают память о людях. Несмотря даже на то, что Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в 2006 году лично освятил каменную плиту с именами ветеранов войны, которые умерли на Валааме и чьи имена восстановлены энтузиастами и родственниками.
А 10 июля 2011 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл возглавил церемонию открытия креста-мемориала памяти воинов Великой Отечественной войны, проживавших и умерших на острове Валаам в доме-интернате. Позже его дополнила стена из красного гранита, где золотом выбиты их имена.
© topwar.ru
После проведения заупокойной литии патриарх встал рядом с крестом и сказал: "Многие из них не имели рук и ног, но более всего мук, наверное, они испытывали от того, что Родина, за свободу которой они отдали свое здоровье и даже свою жизнь, не нашла возможным сделать ничего лучшего, как отправить их сюда, на этот холодный остров, подальше от общества победителей. ….Никто не должен был, взирая на их раны, осознавать всю бездну скорби, принятую народом нашим в Великой Отечественной войне. Их условия здесь мало чем отличались от лагеря: они не имели возможности передвижения, поехать к своим родным, близким, они здесь умирали, скорбно почили. …Память о героях никогда не должна исчезать из жизни народа вне зависимости от того, стоит ли этот герой с орденами на Красной площади во время парада Победы или этот герой покоится здесь, без рук, без ног, в одиночестве и скорби завершивший свою жизнь. Пусть каждый… подумает о том, а не согрешает ли он против своих родных и близких, которые сегодня в старости, одиночестве, не имеют сил и средств, достаточно ли мы заботимся о своих родителях, бабушках, дедушках, достаточно ли помним имена тех, кто положил жизнь свою за Отечество. …Мы сегодня с большим трудом преодолеваем тяжкие последствия прошлых десятилетий. Дай Бог нам никогда больше не делать таких ошибок".
Что к этому можно добавить? Только то, что на русской земле опять идет война -- СВО, безжалостно выбрасывая уцелевшим новых "самоваров" и "танкистов". Давайте не забудем, что сказал Патриарх…
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала