Станислав Минаков: Произошедшее на Украине является русской космической катастрофой
05:45 26.04.2024 (обновлено: 17:54 27.04.2024)
В интервью изданию Украина.ру поэт и публицист Станислав Минаков, родившийся и проживший десятилетия в Харькове, рассказал о беде в Белгороде и Харькове, своей новой книге, о "Русской весне" и бессмертной русской поэзии, которая жива, несмотря ни на что
– Станислав Александрович, вы теперь в Белгороде, к этому региону приковано внимание всей страны. Расскажите, пожалуйста, что сейчас происходит в городе?
– Ночью опять был обстрел. Вчера была "Точка-У", позавчера были чешские Vampire. Постоянно летят дроны, но с ними дела потише — даже иногда не объявляя воздушную тревогу, их сбивают на подступах к городу. И сейчас слышу отдаленные хлопки.
Обычно на моей улице сразу после обстрела появляются реанимационные автомобили – я живу в самом центре города, но сегодня было тише. Начиная со зверского обстрела 30 декабря, который унес жизни десятков человек, обстрелы активизировались, иногда на город приходилось по несколько атак в день. Про область я молчу: расстреливают вдребезги Шебекинский, Грайворонский районы, приграничные населенные пункты.
– Люди уезжают из Белгорода?
– Многие уехали, детей увезли. Особенно те, кто работает на удаленке, иностранные студенты. Детские сады не работают. Школы, университеты и колледжи на удаленке. Не скажешь, что город пуст, но подопустел. На службах в храмах людей стало меньше. Городской транспорт работает безупречно. Народ собран, начальство несет трудную службу.
В этом году исполняется 70 лет Белгородской области. Пока праздник перенесли на осень. Обычно День города в Белгороде отмечается 5 августа. Как и Орёл, Белгород называют городом первого салюта: 5 августа 1943 года Москва впервые салютовала освобождению наших городов. Мы помним, что Курская битва завершилась 23 августа освобождением Харькова.
– Литературные мероприятия сейчас никакие не проходят?
– Проходят онлайн. Основные крупные мероприятия были отменены. Живьем проходят, к примеру, наши заседания литстудии "ПроБел" – бывает интересно, поскольку здесь и талантливая молодежь, и несколько членов Союза писателей России. Такой клуб литературного и человеческого общения.
– Сейчас, в апреле, у вас вышла новая книга, сборник избранных произведений, верно? Расскажите о ней.
– Стихи, вошедшие в книгу "Русалим", выпущенную в Петербурге издательством "Алетейя", написаны за четыре десятилетия, начиная примерно с 1982-1983 года и кончая 2023 годом, нынешними актуальными темами. "Есть такая музыка — война…" Вот сравнительно недавнее сочинение, "Прощёное воскресенье-2024":
Просыпаюсь тихо, без будильника,
просфору беру из холодильника —
до́жил, знать, до часа до сего.
Воскресенье доброе прощёное.
Тут и там — родная Русь крещёная.
Рифма: ПВО и СВО.
Братьям брат, с ухмылкою мечтательной
шлёт снаряд — летальный и летательный —
равнодушной твердью голубой.
И для профилактики карательной
целится в участок избирательный.
И вины не помнит за собой.
Он рамсы́ попутал с орьентирами, —
ощетинясь вражьими "Вампирами"
вытащил пеке́льную пращу.
Рухнули осколки на околицу.
Словно он и вправду целил в школьницу.
Боже правый, я его прощу?
Стихотворение Станислава Минакова.
Реалии дня: тема противовоздушной обороны внятно присутствует и у меня в нескольких новых текстах, и в сочинениях некоторых моих молодых коллег, в частности, поэта Максима Бессонова и Владислава Резникова, прозаика, выпускника сценарного факультета ВГИКа. Многодетный Влад живет в центре Белгорода, в трех кварталах от меня, район не раз попадал под обстрел. А Максим Александрович, будучи директором крупной детско-юношеской библиотеки, расположенной тоже в центре, "поймал" прилёт на рабочем месте, осколки ударили в окно его кабинета.
- Расскажите о темах произведений в вашей новой книге.
- Я литератор циклический. Круг тем: любовь, смерть, жизнь, совесть, бог – тут ничего нового не придумаешь. С другой стороны, менялись жизненные обстоятельства, углы зрения, шла работа души, которая, как нам указал поэт, "обязана трудиться". Вроде назидание и очевидное, а то и тривиальное, но ведь верное.
Скажу о структуре книги. Я всегда выстраиваю свои поэтические сборники, условно говоря, в обратной перспективе; такой прием, визуальный, мы знаем по русской древней иконе. То есть я начинаю последними стихотворениями и заканчиваю первыми, время в книге словно движется в обратную сторону.
В том я включил перевод маленькой пьесы в стихах "Голгофа" нобелевского лауреата Уильяма Батлера Йейтса. Мне показалось, она уместна и даже необходима в книге, которая называется "Русалим". И на обороте обложки – фотография замка́ на двери храма Гроба Господня в Иерусалиме. Очень красивое, смысловое фото. А на первой странице обложки – очень светлый рисунок моей дочери [поэт, художник и музыкант Анна Минакова. – Ред.], сделанный много лет назад, — "Вход Господень в Иерусалим".
– О чем эта пьеса?
– Действующие лица – Христос, Иуда, воскресший Лазарь и несколько римских легионеров, которые играют в кости возле распятого Христа. Непростой текст, и короткий, к счастью. Я люблю лаконичную литературу, хотя сам бываю многословен.
– Разумеется, есть вечные темы, о чем вы сказали. Но вот вы также говорили в одном из интервью: "Творчество - есть отражение реального и ирреального посильными инструментами: акын о том поёт, что видит и чувствует, о чем его "былое и думы". Поделитесь размышлениями о том, как сейчас искусство реагирует на самое болезненное и злободневное – на военные действия?
– Русская словесность, несомненно, реагирует, причем на разных уровнях и слоях. Души людей взыскуют эмоционального выхода, требуют высказывания, это понятно. Я общаюсь и с самыми, на мой взгляд, значительными фигурами современного литературного процесса, прежде всего – поэтами. И вижу, как в их творчестве время отражено, что-то во многом даже опубликовано, в том числе и в толстых журналах, в частности, в "Новом мире", "Алтае", которые я выделяю из ряда.
Самые сильные, существенные и прекрасные, по моему разумению, стихи "на тему странной войны", идущей для кого-то с 2014-го, а для кого-то если не с 1991-го, то с 2004 года, написали Светлана Кекова, Андрей Дмитриев, ушедший из жизни в 2016 году астраханский москвич Владимир Яковлев, харьковец, живущий в Нью-Йорке Юрий Милославский, Марина Кудимова, Алексей Пурин, Герман Титов. А кто читал стихи протоиерея Дмитрия Трибушного из Донецка?
Сейчас выходит много коллективных "Z-сборников", это, наверное, хорошо и кому-то нужно, кому-то к сердцу. Но, понимаете, есть мастера, есть подмастерья, есть любители, есть графоманы. Эта лавина проходит и через меня. Произведения разного художественного уровня, есть и шедевры – их мало, но они есть. Великая русская поэзия жива, хотя, судя по тиражам, ведет полуприкровенное существование.
– Почему?
– Потому что на авансцене другое. На центральных телеканалах несколько раз показали активных "Z-литераторов", умеренных дарований, а также каких-то "актуальных" Z-рэперов, сколь подвижных и пафосных, столь малограмотных. Стыдно такое и смотреть, и показывать. А прекрасные поэты, как всегда, оставлены в тени — ни их самих не видать на экранах, ни актеры не читают их сочинений. Возникает внятное ощущение, что приведена в действие мощная программа новой подмены, когда в узлы ментальной кристаллической решетки вместо подлинного внедряются эрзацы.
Первая подмена осуществлялась с перестройкой и развалом СССР, теперь, похоже, вторая. Судя по многим факторам, это или саботаж, или диверсия.
По этим причинам мы не видим ни на Первом, ни на "России 1", ни на канале "Культура", скажем, Игоря Растеряева с его двухрядной гармошкой. Потому что это, если угодно, голос эпохи, русского народа.
И потому не может пробиться из Череповца в общероссийские эфиры поэт и музыкант Сергей Комлев, недавно записавший альбом "Песни военного времени". Там есть шедевры. Например, "Под измученным небом донецким", на стихи Яковлева, — трагический вальс, который, считаю, становится в ряд с великими песнями Великой Отечественной. Есть песня на неожиданные стихи фронтовика-киевлянина Семёна Гудзенко, трагический марш на стихи фронтовика-москвича Константина Ваншенкина. И невиданной силы "Киевский вальс" на стихи Милославского, который уже в 2014 г. горько, безысходно, но и трезво высказал в лицо Киеву:
По этим причинам мы не видим ни на Первом, ни на "России 1", ни на канале "Культура", скажем, Игоря Растеряева с его двухрядной гармошкой. Потому что это, если угодно, голос эпохи, русского народа.
И потому не может пробиться из Череповца в общероссийские эфиры поэт и музыкант Сергей Комлев, недавно записавший альбом "Песни военного времени". Там есть шедевры. Например, "Под измученным небом донецким", на стихи Яковлева, — трагический вальс, который, считаю, становится в ряд с великими песнями Великой Отечественной. Есть песня на неожиданные стихи фронтовика-киевлянина Семёна Гудзенко, трагический марш на стихи фронтовика-москвича Константина Ваншенкина. И невиданной силы "Киевский вальс" на стихи Милославского, который уже в 2014 г. горько, безысходно, но и трезво высказал в лицо Киеву:
Бог тебя наказал до последних, засечных камней,
Не щадя куполов, что ворованным трачены златом.
Первозванный Рыбарь не побрезговал банькой твоей,
Но тебя — не отмыть ни огнем, ни водою, ни адом.
Не щадя куполов, что ворованным трачены златом.
Первозванный Рыбарь не побрезговал банькой твоей,
Но тебя — не отмыть ни огнем, ни водою, ни адом.
– Для современного читателя, телезрителя поэзия, к сожалению, не самый модный вид искусства, которым все интересуются.
– Чтобы это было иначе, хорошие стихи должны звучать на радио, телевидении, со сцены, на библиотечных встречах. Но с другой стороны, никогда не было много читателей и любителей поэзии, и чем она глубже и совершеннее, тем позже появляется ее читатель, может быть, спустя годы и десятилетия. Так не только с поэзией, но и с другими искусствами: можем вспомнить Баха, небезызвестного нам композитора, а ведь его стали широко исполнять после кончины лет через сто.
28 октября 2023, 18:00История
Композитор Бортнянский из Киевской губернии. Первая русская опера, масонский гимн, шаг к романсуКомпозитор, дирижер, чиновник, просветитель – Дмитрий Степанович Бортнянский родился 28 октября 1751 года в Глухове Киевской губернии. Всего шестью годами ранее в Глухове же появился на свет другой русский композитор – Максим Сазонтович БерезовскийС русской поэзией все сложно, Марину Ивановну Цветаеву сейчас любят все – гораздо больше, чем при ее жизни. Если поэзия публицистична и громогласна, она может быть менее глубока. Мы помним, как шестидесятники стадионы собирали, сейчас я смотрю вечера в Останкино или тот же вечер с десятитысячной аудиторией в Лужниках: тогда я был молодым человеком, слушал это с восторгом, а сейчас испытываю разочарование, потому что почти в каждом стихотворении теперь чувствуется некоторая духовная недостаточность, потолок.
– Что вы имеете в виду?
– Мне сегодняшнему во многих тех стихах не хватает духовной вертикали. Как сказал Мандельштам: "Есть ценностей незыблемая ска́ла…" То есть шкала, по которой пишется и оценивается истинная литература.
Есть высокое и низкое, совершенное и несовершенное. Как говорил мой покойный друг, великий белгородский всероссийский художник Станислав Степанович Косенков: "Слава богу, я способен различать красивенькое, красивое и Прекрасное". Помним, что Прекрасное есть одна из Божьих ипостасей.
– Давайте поговорим о Харькове, об украинской беде. В этом году 10 лет с Майдана, с "Русской весны", с присоединения Крыма к России и начала военных действий в Донбассе. Вы были непосредственным участником тех событий именно в Харькове, расскажите о том, что вам вспоминается в первую очередь.
– Сейчас, конечно, всего уже не вспомнишь. Активным участником был, на Антимайдан выходил с черенком от лопаты, спрятанным под полой пальто. Каждую субботу и воскресенье мы выходили на акции Юрия Апухтина, руководителя общественного движения "Юго-Восток", на площадь Дзержинского, самую большую площадь в Европе.
У меня брали интервью и "Римская газета" – известный публицист Элизео Бертолази, и Маттиас Шепп – глава русской редакции газеты Spiegel дважды прилетал в Харьков, это был март-апрель, самое активное время противостояния в городе. В первый визит он взял интервью у [Михаила] Добкина, [Сергея] Жадана и у меня. Второй раз – у [Геннадия] Кернеса, и снова у Жадана, и опять у меня.
Я говорил ему, что Харьков никогда не примет нацизм. Мы сидели с ним в ресторане TiAmo возле Университета – в саду Шевченко, и в поле зрения был памятник Ленину, который нацисты потом снесли. И как раз когда я это произнес, на площади начался какой-то гвалт, движняк, столкновение.
– А Сергей Жадан тогда был вашим оппонентом?
– В тот момент да. До этого у нас были прекрасные отношения. Симпатичный парень, скромный, внутренне устремленный — так мне виделось. В 2000 году мы были в одной делегации от Харькова в Нюрнберге. Он говорит виключно українською мовою (исключительно на украинском языке. – Ред.), знает немецкий. Деликатно переводил стихи моей дочери Анны, говорил, что и моя книга стихотворений у него "настольная".
Он у нас участвовал в Чичибабинском фестивале. Два десятка лет мы проводили этот фестиваль русской поэзии, приглашали прекрасных поэтов России, и, кроме Жадана, порой участвовали два-три україномовних (украиноязычных. – Ред.) стихотворца.
Все было прекрасно, поначалу Сергiй вроде бы призывал не исключать русский язык из культурного поля, но когда начались все эти госпереворотные процессы, то есть когда необандеровщина отправилась в наши дома "вырывать наш русский язык", тогда наши антимайданные ребята были вынуждены освобождать здание обладминистрации от нацистов, Жадан оказался там, среди наци-майданщиков, и его выводили оттуда немножко помятым. Кстати, еще во время "оранжевого" майдана он сжег на площади книгу Евгения Кушнарева, это был вполне русофобский акт.
Проза его мне чужда, если не сказать враждебна, а стихи прежде бывали талантливые. Что сейчас – не знаю, какие-то песни он пишет, книги, того и жди, что выдвинут на Нобелевскую премию.
1 из 4
2 из 4
3 из 4
4 из 4
1 из 4
2 из 4
3 из 4
4 из 4
Кое-что из тогда впечатлившего я воплотил в книге "Русский Харьков", в которую вошли и фотографии: например, как проносили по городу стометровую Георгиевскую ленту – и 9 Мая, и 22 июня – весь город шел за ней.
Запомнились и бегавшие по городу обезумевшие ультрас, и то, как 21-22 февраля вышли на улицы и стали на защиту города от бандеровского фашистского переворота харьковские молодые люди – раньше, чем донецкие. Может быть, потому, что к Харькову на автобусах направились из Киева бандеровцы. Но харьковская полиция положила их рылами в мокрый снег на границе области, и они потом убыли восвояси.
А молодежь наша харьковская стояла по периметру города – у поклонных православных крестов, установленных за несколько лет до этого. На окружной дороге, с четырех сторон света на въездах в город. С битами, травматами, в касках импровизированных, со щитами. Было такое действительное ополчение, как у Минина и Пожарского.
ОТ БЕЛГОРОДА ДО ХАРЬКОВА
(Из цикла "Собакин складень")
Человек тоскует по собаке.
То и есть та самая тоска:
слышится как будто паки, паки —
ближний лай из дальнего леска.
Человек глядит на юго-запад,
видит там коричневый закат.
А слезоточивый пёсий запах
не уходит никогда, никак.
Может быть, пора угомониться,
и наступит в целом благодать.
Ты жива ещё, моя мопси́ца?
Трудно с расстояньем совладать.
Но помеха ль сотня километров
нам для броневого марш-броска?
Заиграйте на рояле Petroff,
чтобы враз покинула тоска!
Стихотворение Станислава Минакова.
– Чем все закончилось в Харькове?
– Каким-то мутным, непонятным многоаспектным сливом: и со стороны городской власти – растерявшиеся Добкин и Кернес, нигде, включая Москву, не нашедшие себе поддержку, были вынуждены обратиться к [Игорю] Коломойскому*, лютому бесу, проходимцу, олигарху.
Кроме того, какие-то странные действия были внутри наших площадных протестов, какие-то ошибки. Рассчитывали на внешнюю помощь, но не получили ее. Сокрушаюсь и сейчас, что вопрос Левобережья не был решен в 2014 году.
Кто в РФ отвечал за "украинское направление" и полностью провалил его? И почему? Ведь надо было пинками загнать назад легитимного на тот момент [Виктора] Януковича, после того как вывезли на вертолете. Это было бы упреждение или предотвращение распространения этого бандеровского сценария на территорию всей бывшей УССР.
Тогда Антимайдан поддерживала и милиция — в Харькове и других городах Восточной Украины, Новороссии — и многие эсбэушники, и армия, и чиновники, и предприниматели и так далее. Результат тогдашнего бездействия сейчас и пожинаем со страшной кровью, и неизвестно, чем это все закончится.
– Вы говорите – Левобережье, а разве не было бы таких же проблем в Полтаве, Кировограде (сейчас – Кропивницкий), других городах…
– Не уверен. Кировоград – это ведь Елисаветград – для меня, прежде всего, родина Арсения Тарковского. Там жила моя теща и много других людей, дорогих моему сердцу. Так что тут можно дискутировать. А "такие же проблемы", то есть поражение общественного сознания антироссийством, бандеровщиной, были везде, правда, в разной мере.
– Вы сейчас общаетесь с кем-нибудь в Харькове, поддерживаете отношения?
– Конечно.
– Какие последние новости оттуда вы слышали не из СМИ, а от знакомых?
– Последнее впечатление – недавнее попадание в телевышку, которая рухнула. Я, будучи студентом Харьковского института радиоэлектроники, когда вышку уже почти построили, в 1980 году, весной, участвовал там в субботнике. Мы рыли траншею для кабеля, который подводился к телецентру. Была весна – подснежники, проліски, мовою кажучи… Было так весело, хорошо. Мы были молодыми и счастливыми.
Телевышка телевышкой, но надо сказать, что телевещание, даже по украинским опросам, по всей Украине слушает только 12% населения. Остальные остались на кабельном телевидении, или вообще не смотрят телевизор уже лет 15-20.
Обстрелы Харькова за последний месяц сильно интенсифицировались, стали более мощными и точными, ну и "лес рубят – щепки летят": какие-то осколки, то ли от ПВО харьковской, то ли что-то еще попадают в жилые дома, гибнут люди, в том числе и мои знакомые. Ситуация сложная.
Некоторые эксперты третий год твердят, дескать, Харьков в сентябре освободим от бандеровцев, но я не вижу и не представляю себе этих механизмов.
– Но вы ждете?
– Я этого "жду" уже треть столетия, и здоровье свое на этом угробил. Сегодня — уповаю на то, что режим под ударами падет в целом и все будет решаться иначе. Штурмом мегаполисы не возьмешь. Мы видим, во что превращаются населенные пункты, когда идет интенсивная война.
А Харьков просто так не отдадут. Если рухнет хунта – тогда будет полегче. Но немецкие нацисты удерживали и Прагу, и Бухарест, и за Берлин сражались, так что тут вопрос открытый. Хотелось бы, чтобы малой кровью, малыми разрушениями, каким-то чудесным образом, чтобы Господь управил. О чем мы и молимся.
Харьков – русский город.
* Внесен в реестр спонсоров терроризма в РФ.
