Развивая это направление, 25 декабря 1951 г. Лебедев публично представил возможности МЭСМ — малой электронной счетной машины, собранной в киевской Феофании тремя годами ранее.
Электронный арифмометр, каким тогда представлялся компьютер, не был такой уж «малой машиной», занимая 60 квадратных метров в восстановленном специально для проекта двухэтажном здании гостиницы на территории бывшего монастыря. При первом запуске первого советского электронно-вычислительного аппарата выделилось такое количество тепла, что пришлось даже разобрать часть кровли, — тогда подобная техника была ламповой. И от момента рождения могла производить до трех тысяч счетно-вычислительных операций в минуту (50 в секунду), невероятно много для того времени.
Настолько невероятно, что в 1945 году, во время первого разговора на данную тему «в верхах», ответственное за науку московское начальство в ЦК ВКП (б) мудро отметило: это что же, машина все наши задачки быстро пересчитает, а потом на помойку её? Но сама жизнь распорядилась так, что простор для творчества отыскался. В разрушенном войной Киеве формировалась Академия наук, и ученых для нее приглашали со всего СССР. Лебедеву, который ходил к начальству не с пустыми руками, а с принципиальной схемой ЭВМ, пригодной для решения систем обыкновенных дифференциальных уравнений для энергетических нужд, было предложено место директора Института энергетики АН УССР.
Сын Лебедева, тоже Сергей, вспоминал, что президенту Академии наук Александру Богомольцу о его талантах рассказал харьковчанин Лев Цукерник, в то время заведовавший лабораторией электростанций и энергосистем в том самом институте. Предложение было таким, от которых не отказываются. Однако в развеселой семье Лебедевых, где постоянно бурлила жизнь, из вроде бы простого выбора было устроено шоу.
«И вот, в нашей квартире в Лефортово, на Красноказарменной улице собрались друзья родителей: А.В. Нетушил, Д. В. Свечарник, Л. С. Гольдфарб, Д.И. Марьяновский (профессора, специалисты в области электротехники и автоматизации — ред.) Мать предложила бросить жребий. Две свернутые бумажки с надписями «Киев» и «Москва» были опущены в шапку Марьяновского и тщательно перемешаны. К счастью выпал Киев! С тех пор шапка Марьяновского прочно вошла в семейные фольклорные анналы и стала, по меньшей мере в рамках нашего ближайшего окружения, не менее знаменитой, чем шапка Мономаха. Получив «подъемные», мать смогла приобрести рояль и мебель для новой квартиры и обставить ее сразу же после сдачи под ключ. Летом 1946 г. мы переехали в Киев, где появились и новые друзья… Такими друзьями для нас стали уже упомянутые Тимошенко, Березин, Олевский, а также Борис Сичкин и — несколько позже — Зиновий Гердт. Эта актерская компания часто собиралась в нашем доме, вместе с ними эпизодически приходили и другие интересные люди (к примеру, Борис Андреев, Соляник — капитан китобойной флотилии «Слава»), — рассказывает Сергей Сергеевич в сборнике, посвященном столетию отца.
Семейные капустники и шумные застолья в новых жилищных условиях в большом доме на Костельной, 15 имели непосредственное влияние на главный проект. Борис Сичкин, знаменитый Буба Касторский из «Неуловимых мстителей», вспоминал, как во время празднования Нового, 1947-го, года случайно выяснилось, что у живущего напротив вице-президента АН УССР академика Михаила Лаврентьева имеются запасы водки. Большой любитель всякого рода розыгрышей и мелкого хулиганства (например, позвонить во все двери, спускаясь по лестнице) академик Лебедев всю ночь ходил вместе с Бубой выманивать алкоголь у коллеги, желавшего тишины и покоя, под предлогом беспокойства о его одиночестве в праздник.
Результатом стало то, что ученые подружились, и Михаил Алексеевич, проводивший в Феофании эксперименты для своей теории кумулятивных взрывов, оказал решающую помощь в создании базы для ЭВМ. Упомянутое двухэтажное здание монастырской гостиницы было в сжатые сроки восстановлено и передано Институту электротехники, чтобы впоследствии принять у себя Вычислительный центр АН УССР, а затем Институт кибернетики. Впрочем, в 1949 году говорить о водопроводе, канализации, паровом отоплении не приходилось. Комнаты отапливались печами.
Собственно говоря, и стиль размышлений Лебедева не предполагал уединения в личном кабинете. Он брал бумаги, перебирался в гостиную, подворачивал скатерть, освобождая край стола, и чередовал запись возникающих мыслей с разговорами. А если приходили гости, то скатерть не заворачивалась — академик курил любимый «Казбек» и, поддерживая общее веселье с анекдотами, шутками и историями, вдруг открывал коробку и на чистой стороне чертил схемки и формулы. Известен случай, когда решение пришло во сне, — Сергей Алексеевич встал, записал его, но, проснувшись, этого не помнил.
Первые полтора года в Киеве он завершал работы по организации энергетических и электротехнических научных исследований для экономики Украины. В частности, при участии того самого Цукерника были сделаны разработки технологии компаундирования (от англ. соmpound — составной, сложный) генераторов электростанций для улучшения их работы и повышения устойчивости энергосистем.
Когда дошло дело до монтажа компьютера, он работал практически сутками, в две смены, уделяя для сна несколько часов. Над созданием первого компьютера вместе с ним работали 11 инженеров и 15 техников. Для сравнения: над американской машиной ЭНИАК трудились 13 инженеров, 200 техников и неустановленное количество рабочих. Впрочем, и чудо враждебной техники было огромным сооружением из 40 панелей и 18 тысяч ламп. В 1949-1952 годах Лебедев ни разу не использовал календарный отпуск, заполняя часы отдыха игрой на рояле — том самом, купленном при переезде в Киев с подъемных.
Всего в МЭСМ было использовано порядка шести тысяч различных электронных ламп (четыре тысячи — для оперативной памяти), устройству требовалась мощность в 25 кВт. Программирование происходило за счет ввода данных с перфолент или в результате набора кодов на штекерном коммутаторе. Вывод данных производился через электромеханическое печатающее устройство или путем фотографирования. На этой машине Лебедев проверил многие принципы организации вычислительного процесса при работе в двоичной системе счисления — единиц и ноликов. И эта работа легла в основу уже более совершенных систем.
Следующая модель, быстродействующая электронная счетная машина (БЭСМ, уже годилась для решения многих задач как в интересах экспериментальной физики, так и прикладных, например, расчет угла наклона канавы. Здесь уже делалось 10 тысяч операций в секунду, оперативная память в целых 1024 слова выполняла 32 различные операции. Была реализована даже концепция съемного носителя — в качестве внешней памяти БЭСМ использовала магнитный барабан и магнитную ленту, устройства ввода-вывода на перфокартах и перфоленте и печатающее устройство.
Но все-таки без киевского первенца не было бы ничего. Обосновывая свое предложение, Лебедев писал руководству Академии: «Быстродействующие электронные счетные машины позволяют с колоссальной скоростью и большой точностью решать самые разнообразные задачи, например, в области внутриатомных процессов, реактивной техники, радиолокации, авиастроения, строительной механики и других отраслях. Быстрота и точность вычислений позволяют ставить вопрос о создании устройств управления ракетными снарядами для точного поражения цели путем непрерывного решения задачи встречи в процессе полета управляемого реактивного снаряда и внесения корректив в траекторию его полета».
До появления следующих поколений ЭВМ украинская машина была единственной в стране. И, конечно, активно использовалась для решения большого количества проблем: то, что она умеет считать, проверила высокая комиссия. Здесь были просчитаны формулы, которые пригодились Сергею Королеву, задачи в области термоядерных процессов, произведен расчет линии электропередачи Куйбышев-Москва и т.д. Возможности первого компьютера выходили за рамки традиционной высшей математики и определили развитие отечественной вычислительной техники на годы вперед.
Так что перестройка всей технической основы земной цивилизации во многом случилась благодаря усилиям талантливых, честных и работящих людей, для которых не стали препятствием ни трудности послевоенного времени, ни условия труда, ни «ужасы тоталитаризма». Наоборот, их яркая и полная смысла жизнь может быть только поводом для зависти нынешнего поколения, растрачивающего отведенное ему время впустую и теряя то, что было создано отцами и дедами.
