Беженка из Артемовска: "Музыканты" спасли нам жизнь - 02.03.2023 Украина.ру
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Беженка из Артемовска: "Музыканты" спасли нам жизнь

Девушка силуэт интервью
Девушка силуэт интервью
Читать в
Евгения Валерьевна отказывается фотографироваться и называть фамилию. Через слово начинает плакать. Буквально неделю назад ее и супруга эвакуировали из Артемовска бойцы ЧВК "Вагнер". Сейчас оба получают медицинскую помощь.
Их жизням ничего не угрожает. Обо всем, что довелось пережить, женщина рассказала журналисту издания Украина.ру.
— Как вам Донецк, Евгения Валерьевна? Давно тут не были?
— Да, больше двенадцати лет, это точно. Знаете, наверное, душа все-таки чувствует. Мне ведь сказали, что из Дебальцево везут в больницу Енакиево. Мы все едем и едем, а состояние такое, что все болит, и я вся дергаюсь. Привезли уже под вечер, а утром встала и разговорилась с девочками. Они говорят: «У нас в Донецке еще хорошо». Чувствую, что с ума схожу. Ведь сказали же, что в Енакиево едем.
Подхожу и спрашиваю: «Солнышко, ты извини, а я точно в Донецке?» Оказалось, что да. Но я же ночью не спала. Мне только первые уколы ставили. Сижу, а у меня такое чувство, будто не там нахожусь, где сказали. Может, в Донецке? И до утра это чувство не отпускало. Душа что-то чувствовала. Это ведь родное все-таки.
— Буквально на днях вас эвакуировали из Артемовска. Расскажите, пожалуйста, о том, как развивались события.
— В начале марта, апреле и мае все было спокойно. Только город стал насыщаться солдатами ВСУ и какими-то батальонами, но было тихо. В июне-июле начались обстрелы. Но у нас было ощущение, что вот-вот это закончится. Почему-то мы вбили себе в голову, что еще немножко и все прекратится.
Потом начались более ожесточенные обстрелы. Муж все время лежал, а я моталась по городу то за хлебушком, то… и как-то начала привыкать. Ко всему в жизни человек привыкает, понимаете?
Бежишь по городу, слышишь звук, останавливаешься… по сторонам… где упал, где присел. Уже инстинкт появился какой-то. Понимаешь, что нужно как-то уцелеть в этом аду.
А потом началось, все шире, все больше. У нас же еще люди такие нашлись. Бегали и рассказывали: «Ой, это русские уже нас обстреливают, вот это мы гибнем от их рук, они звери». Всякие гадости, небылицы. А как могли быть русские, если это ноябрь?
Вот мы живем на улице Советской, обстрелы идут с Собачёвки, а с другой стороны бьют с речки Бахмутки, где окопы были. А украинские пропагандисты все: «Это русские! Это все они натворили! Это Путин, который привел свое войско, во всем виноват!»
— Верно ли я понял, что на тех и других позициях стояли украинские войска?
— Да.
— Как вы думаете, зачем они стреляли?
— Я не знаю. Вот у нас неподалеку был магазин, и обычные рядовые бойцы приходили туда за кофе, колбасой. Такое… на перекус. Может, чего-то из еды не хватало, потому что они очень часто приходили. И по поведению это были нормальные ребята. А потом стали приходить другие. Зашла однажды в магазин и сделалось жутко. Следом зашел военный. Я так поняла, что не простой солдат, а кто-то из этих нацистов. Один только взгляд чего стоил. Я сразу в стенку влипла. Взгляд — нечеловеческий. Столько в нем зла, столько ненависти и такого стремления убивать.
А однажды, когда обстрелы закончились, я вышла во двор. Мимо солдаты несли раненого. Я ближе посмотрела, а это негр. Чернокожий. По-английски вроде разговаривал.
Иногда еще ходили по домам и проверяли, нет ли солдат. Говорю: «Каких солдат вы ищете?» А они мне: «Мы знаем каких». Когда сильные обстрелы начались, многие из них стали думать о себе — прятаться в опустевших домах.
От многих домов к тому времени только стены остались или вообще ничего. Наш тоже разбомбило, и мы к соседям перебрались. Они молодцы, сразу уехали. Трое маленьких детей у них. Я тогда спросила: «Если вдруг чего, то можно к вам?» Разрешили.
Один был случай с моей знакомой. На Собачёвке шли женщины примерно моего возраста. А одна так радостно говорит: «Наташ, посмотри, наши защитники идут». Один такой маленький, невзрачный спрашивает: «Який я тобі захисник? Я тобі покажу защіту!» Короче, прикладом ее по лицу ударил и в упор расстрелял.
— Много таких случаев было?
— Я не могу сказать точно. В Артемовске мы в основном дома сидели. Было, что зайдут снайперы… я не знаю, полк, взвод… человек десять. Рассаживались по пустым домам и выслеживали. Говорили: «Не ходите по улицам». Были случаи, что не нравится кто-то и всё. Что такое снайпер? Выстрелил — и нет человека.
— Мы часто сталкиваемся с тем, что украинские подразделения оборудуют позиции непосредственно в жилых домах. Как с этим в Артемовске?
— Мне трудно сказать, поскольку живем в частном секторе. Как въезжаешь в Артемовск, идет село Опытное и наш частный сектор до центра города. У нас такого не было. У нас многие сразу уехали, остались пустые дома. Их и занимали.
Слышала, что наверху, как от центра города подниматься, есть многоэтажные дома. Вот там занимали. Наверху сидели снайперы, на второй-третий этажи загоняли людей, а внизу стояли танки и держали оборону.
С июня у нас не было связи и позвонить родственникам было невозможно. А у нас в тех краях офис находился. Я там работала. Иногда, когда обстреливали меньше, ходила туда за зарплатой. Возле самолета были… как это называется? Которые вверх летят?
— «Джавелины»?
— Я тогда, честно говоря, чуть сознание не потеряла. Шла оттуда, спускалась к нашему дому, а они уже выставили эти штуки по углам. Обойти нельзя, остановиться нельзя. Сгорбилась, прошла мимо, а вслед мне такой довольный смех. Думала, что в спину стрельнут, но, слава богу, пронесло.
— Как думаете, почему они так себя вели с местными жителями? Откуда взялась эта ненависть?
— Не знаю. До сих пор понять не могу. Они ходили постоянно, дома проверяли. «Вы тут живете?» — спрашивают. Объясняю, что это не мой дом, но живу в соседнем, потому, что в моем ни крыши, ни печки не осталось. «Уезжайте отсюда, а то плохо будет», — говорят. Куда мне? А куда угодно. Если ты остался в родном городе, то ждешь русских, а если ждешь русских, то для них ты враг номер один. Потому что русские для них — нелюди. Они так говорили.
— Как с водой было? С продуктами?
— Рядом с нами был небольшой магазинчик. Начальник его заведовал маслоцехом — свое подсолнечное масло делал. Обстрелы начались и цех закрылся. По нему тоже прилет был. Так вот хозяин маленький уголочек оставил и мотался в Константиновку, пока дорога открыта была. Привозил хлеб, колбасу, напитки какие-то.
В мае у нас почти одновременно отключили свет и газ. В начале августа — воду. Чем успели запастись, тем и пользовались. Связи без света не было и невозможно было что-то узнать или услышать. Неизвестность тяготит. Не знаешь, что происходит, что дальше будет.
Когда решили уезжать, муж слег с ногами. Без него не уеду, а его — не вытяну. На всю улицу к тому времени шесть человек осталось. Все пожилые.
По началу на «икарусах» вывозили в Днепр, а там уж люди сами решали, куда им ехать. Тогда мы не поехали. Думали, что скоро закончится. А когда я поняла, что муж встать не может и дело плохо, уже такие ожесточенные обстрелы были. Он говорит: «Иди в подвал». А у меня такой страх бросить его. «Выйду наверх, а он уже всё», — думала. Боялась оставлять.
— Выходит, что эвакуация все же проводилась?
— Поначалу вывозили стариков. Тогда начались холода. Приезжали, забирали. Когда обстановка накалилась, и муж начал прихрамывать, я стала выяснять. Сказали, что вывезут беспомощных, а после — и всех остальных.
Нужно было ходить в центр, искать волонтеров, договариваться. Сидя муж ехать не смог бы. Он высокий у меня, грузный. И у него вывих тазобедренного сустава. Это только лежа вывозить, а не получалось. Мы же на окраине жили, а из центра вывозили регулярно.
— А полиция и МЧС как-то помогали? Работали?
— Они все больше по центру. В частном секторе — нет. Когда самые жаркие обстрелы начались, никого уже не было. МЧС еще выезжали какое-то время, когда прилеты были. Забирали. Кого — в больницу, кого — в морг.
— А местные органы власти?
— Врать не буду — не знаю. Здание целое стоит. Дома в центре многие побиты, но мэрия цела.
— Что было в последние дни?
— Полная жесть, как сказал мне кто-то. С утра они могли начать стрелять, потом делали перерыв, а потом снова — до самого вечера. Ночью — тишина.
— «Они» — это кто?
— Наши, как я говорю, украинские — ВСУ. У них какие-то перерывы были. Не знаю. Муж говорил, что на перекур ушли или водочки попить. Они это между собой — друг друга. Игра «кто в кого попадет». Это не шутка. Вот, например, с этой стороны летит, а потом — с той. Потом где-то сбой какой-то и падает на середину. Постоянно возле нас падали снаряды.
Трудно было. Неделю сидели, печка уже не работала, потому, что крышу снесло. Питались сухим пайком. Муж лежал, а я бегала. В магазин перестала ходить, потому что страшно стало. В начале у нас легким били, а к тому времени, как у вас здесь, — тяжелым.
А перед тем, как ребята зашли, две ночи от нас били. Может хотели, чтобы русские танки сюда не зашли? Я утром выбежала во двор — а там яма огромная и вся-вся заполнена снарядными гильзами. Столько их было, что ужас. И еще четырнадцатого числа начались прилеты эти страшные.
— Четырнадцатого февраля?
— Да. Со стороны Опытного миномет работал. Потом обстрелы. В тот день снежок выпал. У нас ведь окна выбило. Утеплителем их заколотили. И слышно было, как прямо за домом ребята идут в наступление, а те бегут и отстреливаются.
Муж говорит: «Женя, это наши пришли. Русские». А я ему: «Не может быть. Ты же видишь, какие тяжелые снаряды падают. Как же это они?»
Утром пятнадцатого снова начались прилеты, а потом слышу — бегут по ступенькам. Забегают и спрашивают: «Солдаты в доме есть?» Я испугалась. Отвечаю: «Вот муж лежачий и я». Осмотрели дом и говорят: «Опускайте руки и не бойтесь. Мы русские». Расплакалась.
Начали спрашивать, почему лежит муж, что с ним. Я объяснила. Командир оставил парня, чтоб, не дай бог, с той стороны никто не забрался. Стали вокруг они отстреливать вэсэушников. Те уже по углам прятались, кто не убежал.
Вернулись и говорят: «Ждите. Как только немного обстрелы затихнут, мы вас отсюда выведем. Вам тут оставаться нельзя ни в коем случае. Будете на русской земле, все хорошо будет, не переживайте».
Смотрю на шеврон и спрашиваю: «Музыканты?» Отвечает: «Да. Мы как петь начинаем, так всем очень нравится. Слышите, как поют?» Слышу — стреляют! А он: «Это мы так поем». Молодцы ребята. Очень я им благодарна. К вечеру тише стало, и мы огородами ушли. Мужа положили на носилки, и ребята тащили его в сторону Пятихатки. Далековато, конечно. Он ведь большой, грузный. Тяжело им было. Еще и снег выпал. По бездорожью шли, по огородам.
Вывели нас. Потом машиной отправили в Зайцево. Там осмотрели в госпитале и отправили в Светлодарск. Там врач военный посмотрел и оказалось, что с сердцем у мужа неладно. Сказали, что еще чуть-чуть бы и плохо дело кончилось. Он ведь три с лишним месяца пролежал. В общем, отправили в Дебальцево. Там его сейчас лечат.
— Как проходила эвакуация?
— Около часа они мужа несли. Представьте: два метра в нем. Ноги свисают, голова свисает. Говорит: «Я больше не могу, мне неудобно». А я ему: «Молчи, пока ребята еще при силах и обстрелы в другой стороне». Привезли, а доктор говорит: «С ногами сделать ничего не могу. Сейчас вас отправят в другое место и там займутся». Там он пролежал сутки. Ему сразу кололи сердце, выкачивали жидкость из легких, чтобы не задохнулся. Два с лишним литра сразу выкачали. Дальше — в Дебальцево. Там еще палец у него…думали, что гангрена, но, слава богу, обошлось.
— Вы упомянули шеврон. Где ж вы услышали о ЧВК «Вагнер»?
— Я ж почему сразу заулыбалась, когда их увидела? Муж любит за новостями следить. Нашли мы приемник, он его покрутил-повертел, чего-то прицепил. Не разбираюсь, но приемник понемногу ловить стал. Нашли волну, где передача Соловьева. Он выходил по вторникам, средам, четвергам. Утром. Мы одеялом накроемся и слушаем. А там их командир выступал.
— Пригожин?
— Да. Много рассказывал про них. А потом заходят и говорят: «Мы поем». Я им: «Столько о вас слышала, мальчики». Муж у того парня, которого с нами оставили, спрашивает: «Как тебя зовут?» Он говорит: «Дед, никак». Муж ведь долго лежал. Не брился, не стригся. Да и шестьдесят с лишним лет уже. Парень глянул, подумал и говорит: «Ладно, называй меня Серегой». Мы так смеялись.
Если б не они, то, наверное, что-то непоправимое случилось бы. Я-то может еще как-нибудь выкарабкалась, а муж… ничего бы не вышло у нас. Только благодаря им и спаслись.
Парень этот говорит: «Дед, хорош лежать!» А муж ему: «Сынок, я не могу воевать!» Тот улыбается: «Я тебя воевать не зову. Болеть хватит. Выходить будем». Взяли его под руки, из комнаты вывели, а дальше понесли.
Мне главное — ребятам спасибо сказать. Дай бог, чтобы выжили и все у них было хорошо.
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала