«Рядом смерть, а люди не замирают в ужасе». Как меняется психика переживших бои в Мариуполе
«Рядом смерть, а люди не замирают в ужасе». Как меняется психика переживших бои в Мариуполе - 13.07.2022 Украина.ру
«Рядом смерть, а люди не замирают в ужасе». Как меняется психика переживших бои в Мариуполе
После боев в Мариуполе придется восстанавливать не только дома, мосты и дороги. Для тысяч людей жизнь будет иной — потеря близких, дома, жизнь в подвалах останется в воспоминаниях навсегда. И психика у каждого будет по-разному возвращаться к мирной жизни
Корпуса Мариупольской психиатрической больницы стоят недалеко от «Азовстали», откуда выходят остатки украинского гарнизона, сдаваясь российским и донецким войскам. Бои у преддверия завода были ожесточенными — противников разделяла, бывало, улица. Разрушенные дома с осыпавшимися стенами показывают, насколько интенсивными были перестрелки. Здание больницы тоже пострадало, но кабинеты директора и врачей, приемная почти целы, выбиты только окна.В своем кабинете директор больницы Игорь Калугин разбирает принесенные с собой документы, выкладывает на стол папки. На полу — сметенное в кучку битое стекло, на стене — календарь, где красное окошко даты остановилось на 16 марта — дне, в который медик покинул свое рабочее место, чтобы вернуться спустя два месяца.Больница начала работу — директор на месте, Калугин ждет наплыва пациентов, но через некоторое время. «Часть пациентов была эвакуирована в Донецк, Макеевку, часть забрали родственники, когда совсем жарко стало, а часть, наверное, погибла, — подводит он итог двух месяцев боев в городе и говорит о будущем. — Война провоцирует развитие депрессивных состояний, тревожных состояний, обострение психических заболеваний у хронических больных…»— Эти события дадут вам новых пациентов?— Конечно, — мягко, как и полагается доктору-душеведу, отвечает Калугин.— Нам нужно ожидать ПТСРов в достаточно хороших количествах от астено-невротических проявлений до психотического регистра, — начинает директор психбольницы и спохватывается. — ПТСР — это постравматическое стрессовое расстройство, огромный букет симптомов. В чем его особенность — оно не развивается сразу, оно развивается спустя определенное время. В ближайшие полгода пациента с такими расстройствами заполнят нашу больницу.— А сейчас?— А сейчас и с горячками поступают те, кто стресс снимали каждый день, — Калугин продолжает улыбаться и демонстрировать спокойствие. Врач с вежливым интересом выслушивает рассказ о том, что вблизи передовой мирные жители вечерами среди других продуктов из разбитых и брошенных магазинов употребляли и спиртное, и приводит случаи — видимо, из практики: — У кого как, кого алкоголь и не брал. Иногда человеку надо было рискнуть, чтобы принести воды попить своей семье. Поэтому это боевые сто граммов, они снижали уровень тревожности или страха, но человек не чувствовал себя захмелевшим, это просто давало ему способность обеспечить семью водой, спичками, дровами.— А сегодня стресс не чувствуется?— Сейчас люди в тонусе, они пытаются выжить, не сидят на месте, бегают, чтобы хотя бы получить гуманитарку. На приколе, наверное, можно так сказать. Но потом придет расслабление и психические нарушения выйдут на передний план, будут доминировать, — возвращается к будущему Калугин и снова приводит пример: — Мы сидели в подвале и никто не заболел ковидом, я пришел к выводу что в стрессовых ситуациях иммунная система срабатывает определенным образом и люди не болеют. У психики тоже есть защитные механизмы…— Скажем, военных готовят к войне…— К войне никто не готов, ни военные, ни гражданские, — так же спокойно, но твердо возражает психиатр. — Если попадаешь в серьезные замесы, то рано или поздно психика срабатывает. Тем более, если человек прошел… Вот, скажем, вы пришли домой…— А там нет ни света, ни тепла, ни воды…— Там нет дома, а бывает, что и родственники погибли. Люди потрясены, большая часть в ходе активной фазы боевых действий хоронили кого-то, плакали. Но оставались дети, родные, о ком надо было заботиться. Нельзя было горевать долго. Если же человек терял все, он обычно заканчивал плохо и печально, а у кого оставалась минимальная соломинка, они продолжали двигаться дальше. — Дети, как мне показалось, их психика восстанавливается быстрее. Это так?— Дети войны взрослеют гораздо быстрее, у них иные ценности. Понятно, что когда жизнь восстановится, кибермир их снова затянет. И психика детская за счет лабильности и гибкости выстраивает барьер. Если бы они переносили всё, как взрослые, детям было бы сложнее. Расти же будут по-разному — у кого стабильная психика, тот станет более стрессоустойчивым. Это как с иммунной системой — определенные факторы ее укрепляют, — возвращается Калугин к понравившемуся ему примеру.…Артем Тимченко был участником антимайдана 2014-2015-х в Запорожье, из-за этого уехал в Донецк, стал замруководителя общественного движения «Донецкая республика» по вопросам агитации и пропаганды, сейчас служит в народной милиции. У него свой опыт общения с теми, кто пережил войну — для него она действительно началась восемь лет назад. А военная форма на нем и новое место работы — воинская часть — говорят лишь о том, что сейчас горячая фаза.«Когда наши дети, отсюда, приехали в Крым отдыхать, там был то ли день Военно-морского флота, то ли День победы, в общем — салют! Детская радость! Вот от этой радости наши ребята попадали на землю — на всякий случай. Привыкли к тому, что если бах слышится, то лучше спрятаться, вдруг "Точка-У" летит. Да и взрослые так же относятся», — вспоминает Тимченко.Военные действия, по его мнению, меняют психику человека необратимо. «В Мариуполе снаряд снес козырек подъезда, где люди еду готовили. И одного из жильцов убило — голову раскололо. Так вот мужчины отправились хоронить соседа, а женщины — быстро, под обстрелом, заканчивали готовку — есть-то что-то надо. Это в мирной жизни смотрится дико: смерть, а рядом люди не замирают в ужасе, а продолжают заниматься делами. А потом, уже после всего человек, переживший такое, сохранит такое отношение к жизни и смерти, хоть и внешне этого не будет видно», — уверен Тимченко. Для взрослого война всегда ломает уже привычную картину мира, уточняет он.И в этом смысле, по мнению Тимченко, важнее заниматься детьми — для них война, даже в самом начале жизни, не стала поводом для деления на своих и чужих, размышлений о коллективной судьбе и прочем. Детей можно исцелить и воспитать.
После боев в Мариуполе придется восстанавливать не только дома, мосты и дороги. Для тысяч людей жизнь будет иной — потеря близких, дома, жизнь в подвалах останется в воспоминаниях навсегда. И психика у каждого будет по-разному возвращаться к мирной жизни
Корпуса Мариупольской психиатрической больницы стоят недалеко от «Азовстали», откуда выходят остатки украинского гарнизона, сдаваясь российским и донецким войскам. Бои у преддверия завода были ожесточенными — противников разделяла, бывало, улица. Разрушенные дома с осыпавшимися стенами показывают, насколько интенсивными были перестрелки. Здание больницы тоже пострадало, но кабинеты директора и врачей, приемная почти целы, выбиты только окна.
В своем кабинете директор больницы Игорь Калугин разбирает принесенные с собой документы, выкладывает на стол папки. На полу — сметенное в кучку битое стекло, на стене — календарь, где красное окошко даты остановилось на 16 марта — дне, в который медик покинул свое рабочее место, чтобы вернуться спустя два месяца.
Больница начала работу — директор на месте, Калугин ждет наплыва пациентов, но через некоторое время. «Часть пациентов была эвакуирована в Донецк, Макеевку, часть забрали родственники, когда совсем жарко стало, а часть, наверное, погибла, — подводит он итог двух месяцев боев в городе и говорит о будущем. — Война провоцирует развитие депрессивных состояний, тревожных состояний, обострение психических заболеваний у хронических больных…»
— Эти события дадут вам новых пациентов?
— Конечно, — мягко, как и полагается доктору-душеведу, отвечает Калугин.
— Нам нужно ожидать ПТСРов в достаточно хороших количествах от астено-невротических проявлений до психотического регистра, — начинает директор психбольницы и спохватывается. — ПТСР — это постравматическое стрессовое расстройство, огромный букет симптомов. В чем его особенность — оно не развивается сразу, оно развивается спустя определенное время. В ближайшие полгода пациента с такими расстройствами заполнят нашу больницу.
— А сейчас и с горячками поступают те, кто стресс снимали каждый день, — Калугин продолжает улыбаться и демонстрировать спокойствие. Врач с вежливым интересом выслушивает рассказ о том, что вблизи передовой мирные жители вечерами среди других продуктов из разбитых и брошенных магазинов употребляли и спиртное, и приводит случаи — видимо, из практики: — У кого как, кого алкоголь и не брал. Иногда человеку надо было рискнуть, чтобы принести воды попить своей семье. Поэтому это боевые сто граммов, они снижали уровень тревожности или страха, но человек не чувствовал себя захмелевшим, это просто давало ему способность обеспечить семью водой, спичками, дровами.
— А сегодня стресс не чувствуется?
— Сейчас люди в тонусе, они пытаются выжить, не сидят на месте, бегают, чтобы хотя бы получить гуманитарку. На приколе, наверное, можно так сказать. Но потом придет расслабление и психические нарушения выйдут на передний план, будут доминировать, — возвращается к будущему Калугин и снова приводит пример: — Мы сидели в подвале и никто не заболел ковидом, я пришел к выводу что в стрессовых ситуациях иммунная система срабатывает определенным образом и люди не болеют. У психики тоже есть защитные механизмы…
— Скажем, военных готовят к войне…
— К войне никто не готов, ни военные, ни гражданские, — так же спокойно, но твердо возражает психиатр. — Если попадаешь в серьезные замесы, то рано или поздно психика срабатывает. Тем более, если человек прошел… Вот, скажем, вы пришли домой…
— А там нет ни света, ни тепла, ни воды…
— Там нет дома, а бывает, что и родственники погибли. Люди потрясены, большая часть в ходе активной фазы боевых действий хоронили кого-то, плакали. Но оставались дети, родные, о ком надо было заботиться. Нельзя было горевать долго. Если же человек терял все, он обычно заканчивал плохо и печально, а у кого оставалась минимальная соломинка, они продолжали двигаться дальше.
— Дети, как мне показалось, их психика восстанавливается быстрее. Это так?
— Дети войны взрослеют гораздо быстрее, у них иные ценности. Понятно, что когда жизнь восстановится, кибермир их снова затянет. И психика детская за счет лабильности и гибкости выстраивает барьер. Если бы они переносили всё, как взрослые, детям было бы сложнее. Расти же будут по-разному — у кого стабильная психика, тот станет более стрессоустойчивым. Это как с иммунной системой — определенные факторы ее укрепляют, — возвращается Калугин к понравившемуся ему примеру. … Артем Тимченко был участником антимайдана 2014-2015-х в Запорожье, из-за этого уехал в Донецк, стал замруководителя общественного движения «Донецкая республика» по вопросам агитации и пропаганды, сейчас служит в народной милиции. У него свой опыт общения с теми, кто пережил войну — для него она действительно началась восемь лет назад. А военная форма на нем и новое место работы — воинская часть — говорят лишь о том, что сейчас горячая фаза.
«Когда наши дети, отсюда, приехали в Крым отдыхать, там был то ли день Военно-морского флота, то ли День победы, в общем — салют! Детская радость! Вот от этой радости наши ребята попадали на землю — на всякий случай. Привыкли к тому, что если бах слышится, то лучше спрятаться, вдруг "Точка-У" летит. Да и взрослые так же относятся», — вспоминает Тимченко.
Военные действия, по его мнению, меняют психику человека необратимо. «В Мариуполе снаряд снес козырек подъезда, где люди еду готовили. И одного из жильцов убило — голову раскололо. Так вот мужчины отправились хоронить соседа, а женщины — быстро, под обстрелом, заканчивали готовку — есть-то что-то надо. Это в мирной жизни смотрится дико: смерть, а рядом люди не замирают в ужасе, а продолжают заниматься делами. А потом, уже после всего человек, переживший такое, сохранит такое отношение к жизни и смерти, хоть и внешне этого не будет видно», — уверен Тимченко. Для взрослого война всегда ломает уже привычную картину мира, уточняет он.
И в этом смысле, по мнению Тимченко, важнее заниматься детьми — для них война, даже в самом начале жизни, не стала поводом для деления на своих и чужих, размышлений о коллективной судьбе и прочем. Детей можно исцелить и воспитать.
