Например, после исторического разгрома Третьего рейха советские оккупационные власти в Германии, Австрии и всей Восточной Европе обеспечивали бывшим нашим врагам и их попутчикам продукты, сырье, материалы, машины, механизмы и восстановление жилищного фонда, промышленности и сельского хозяйства в ущерб собственному народу. Массовый голод после войны был только в СССР, что не мешало откармливать оккупированных.
Американцы не голодали ради своей части освобожденной Европы и даже неплохо на ней зарабатывали, но и их догнали проблемы победителя. Солдаты и офицеры оккупационных сил моментально пристрастились к торговле на черном рынке. Формально она была запрещена, но на деле никто не обращал внимания на это «мелкое» нарушение. Кто-то менял банку тушенки из пайка на благосклонность освобожденной дамы, а кто-то продавал европейскому бизнесу эшелон армейского бензина. Но разлагались все. Зашкаливающая американская армейская коррупция, благодаря которой уже в 70-е годы Пентагон умудрялся покупать карандаши по 100 (тех еще) долларов штука, рождалась именно там, на черных рынках оккупированных Европы и Японии.
Затем возвращавшиеся на родину контингенты американских войск приложили руку к развитию политической коррупции. Она, конечно, была и раньше (США выросли на коррупционном фундаменте), но после приобретения «европейского опыта» американская коррупция быстро вышла из берегов, взяточники перестали соизмерять свою жадность с государственным интересом, и коррупция таки погубила эту страну на наших глазах. Таким образом, негативный эффект, испытанный от победы американцами, оказался более опасным и более долгоиграющим, чем тот, что пережил СССР.
Конечно, нынче голод нам не грозит. Но есть иные опасности. Самая малая из них исходит от Белоруссии. Сейчас много говорят об интеграции Москвы и Минска, причем большинство обсуждающих эту тему предполагает поглощение первой последнего. Действительно, для такого решения сложились благоприятные условия: Белоруссия полностью зависит от России в финансовом, экономическом и военно-политическом плане. Если Москва пожелает провести процедуру поглощения, то Минск сможет сопротивляться упорно и изобретательно, но недолго.
Между тем мне представляется гораздо более безопасным на данном этапе ограничиться созданием единых правил экономической игры, реформировать белорусскую экономику по образцу российской, открыть российскому бизнесу полноценный доступ к белорусским активам, но отложить политическую интеграцию на одно-полтора десятилетия.
Дело в том, что взаимоотношения белорусской власти и народа построены примерно по тому же принципу, что и в СССР конца хрущевского правления. Это не сталинский диктат и не брежневская расслабленность, а нечто среднее — то, что критики Никиты Сергеевича удачно назвали волюнтаризмом. Аппарат руководит страной, абсолютно не сообразуясь с интересами масс, даже не пытаясь о них что-нибудь узнать. Но при этом ответственность за свои решения власть не несет. Отдельные «стрелочники» могут быть публично наказаны за неизвестно чью ошибку, если таковая стала заметна, но власть в целом (как институт) сакральна и всегда во всем права.
Кроме того, есть еще проблема специфического понимания законности белорусскими силовиками и значительной частью государственного аппарата, да и общества тоже.
О сближении с Россией заговорили в Прибалтике. Это гораздо хуже, чем Белоруссия, поскольку значительная часть белорусского общества либо все еще искренне ностальгирует по единому государству, либо колеблется с выбором будущего. То есть с белорусами проще всего прийти к общему знаменателю относительно единого видения прекрасного нового мира.
Прибалтийский интерес к России — чисто меркантильный. Неслучайно особое стремление к восстановлению отношений проявляют Эстония и Латвия, которые в свое время их активнее всего рвали. Литва же занимает выжидательную позицию. Дело в том, что до начала ХХ века Эстония и Латвия никогда не были национальными государственными образованиями. У Литвы же был многовековой опыт Великого княжества литовского, а затем — Речи Посполитой. Правда, лимитрофная карликовость новой Литвы (возникшей после распада Российской империи) сыграла свою роль, и теперь литовское государство мало чем отличается от своих прибалтийских соседей, но какие-то навыки еще не до конца выветрились.
Прибалты отличаются абсолютной верностью хозяину до тех пор, пока хозяин силен и здоров, кобура на бедре, оружие заряжено, а плеть в руках. За таким хозяином они готовы признать право на первую ночь не только с невестой, но и с женихом. Однако как только хозяин оказывается проигравшим, они без рефлексии переходят к новому хозяину, не считая это предательством.
Так они спокойно обменяли ослабевший Ливонский орден (которому верно служили, платя налоги и выставляя ополчение в походы), на власть Ивана Грозного. Ибо в тот момент Грозный был силен, его войска всюду громили орден, а тот был не в состоянии оказать достойное сопротивление. Но как только Польша и Швеция решили принять участие в дележе орденского наследства и выступили против Грозного, а надорвавшиеся в многолетней войне русские армии начали терпеть поражения, прибалты так же радостно поменяли «русских оккупантов» на шведских и польских.
Прибалты радовались, когда позднее шведы вытеснили поляков и когда русские при Петре I вытеснили шведов. Они уютно чувствовали себя в России вплоть до краха империи в 1917 году. Но едва империя рухнула, они тут же признали своими хозяевами немцев. Через год немцы проиграли войну, и прибалты их с улюлюканьем травили, поскольку теперь их хозяевами были англичане. К средине тридцатых годов они вновь любили немцев в лице рейха и его фюрера, но как только выяснилось, что их передали в сферу влияния СССР, радостно проголосовали за вхождение в состав Союза.
В 1941 году они интернациональному братству рабочих изменили, поскольку немцы казались непобедимыми. Но к 1945 году в Прибалтике практически некого было наказывать за коллаборационизм, поскольку все опять «искренне любили» СССР и «сами не понимали», как могли поверить Гитлеру.
И так до следующей русской слабости. Если не строить в Прибалтике заводы, не переводить товаропотоки в их порты в ущерб российским, то ущербность нескольких тысяч или даже десятков тысяч богемных любителей «советской Европы» вполне можно пережить. Тем более что трех бывших производителей копченой кильки никто пока интегрировать не собирается. Слава богу, ЕС и НАТО их достаточно прочно оккупировали, так что в основном прибалты остаются их проблемой. Но стучать в дверь они скоро начнут громко.
То же самое можно сказать и о всей восточной Европе. Проблема этой лимитрофной зоны заключается в том, что живущие там славяне, венгры и румыны ощущают себя европейцами. А европейцы их таковыми не считают. Вот полностью онемеченные лужицкие сербы — европейцы. А не до конца онемеченные чехи — уже чужие. В общем, чтобы сохранять национальную идентичность, восточноевропейцам надо дружить с Россией, а они хотят в Европу и очень страдают, что, даже принимая в свои организации, западноевропейцы относят их ко второму сорту. Зато в те редкие исторические мгновения, когда они волею судеб оказываются в одной лодке с Россией, они даже лучше прибалтов умудряются доказывать русским, что являются по сравнению с ними человеческим материалом первого сорта. Именно поэтому они не испытывают ни благодарности, ни стыда от того, что когда дети воинов-освободителей Европы пухли от голода, СССР обеспечивал им сытный паек: второсортные обязаны заботиться о первосортных.
Почуяв ослабление Западной Европы и исчерпание ее ресурсов, которыми в последние три десятилетия знатно подкормились, восточноевропейцы вполне готовы признать за Россией «право» обеспечить им сытую жизнь. Заодно попугают французов и немцев переориентацией на Москву, чтобы были сговорчивее и не смели сокращать финансирование восточноевропейцев из бюджета ЕС.
Конечно, сейчас это может показаться смешным и нереалистичным. С чего это вдруг Россия будет тратиться на поддержание уровня жизни лимитрофов? Но когда они толпой явятся к воротам Кремля и начнут хором убеждать в своей приверженности панславистским идеям, они будут весьма убедительны, даже те, кто не славяне. И в России найдется много искренних «друзей Европы», которые начнут убеждать власть и общество, что надо «понять и простить», иначе, мол, «они уйдут к нашим врагам». В общем, все же много лет слышали про «ракеты под Харьковом».
Кстати, насчет Харькова. Украина — наиболее опасный из соседей с точки зрения смены политической ориентации. Масса украинских политиков и политических экспертов заговорили о «прагматической политике». Раньше при слове прагматика они плевались, ибо в «тренде» была «политика ценностей». Но ценности больше ничего не стоят, а харчеваться как-то надо.
Если имитирующие оппозицию и даже эмиграцию бывшие регионалы по своему природному простодушию все еще рассчитывают на то, что Москву удастся уговорить сделать Украине «как при Януковиче», то их более циничные, не испытывающие иллюзий противники уже готовы даже рассмотреть формат объединения с Россией. Не удивлюсь, если через пару-тройку лет бывшие украинские «националистические» элиты будут большими адептами «единого государства», чем их белорусские коллеги.
У украинцев богатый, почти четырехсотлетний опыт «вступления в Россию». Первым этот кунштюк провернул Богдан Хмельницкий. Этот гетман умер вскоре после того, как присягнул царю, поэтому серьезно испортить себе репутацию в России не успел. Он, правда, практически сразу начал изменнические (ибо противоречили его присяге) отношения со шведами, а также не прерывал отношения с турками и татарами, но довел дело измены до конца уже Выговский после его смерти, так что на фоне своих преемников, вплоть до Мазепы, Хмельницкий казался почти русским патриотом. Следующие полвека после Хмельницкого — сплошная история перманентных украинских предательств, связанных с попытками местечковой «элиты» таки выкроить себе независимое государство.
Это может показаться странным, но и воеводы Алексея Михайловича, присланные в украинские города для защиты от турок и поляков, и позднейшие имперские губернаторы, и даже советские руководители вплоть до Брежнева почему-то чувствовали себя обязанными что-то хорошее сделать для подведомственного края. Разного рода милости лились на Украину как из рога изобилия.
Местные элиты к этому привыкли настолько, что давно, задолго до распада Российской империи, стали считать заботу о постоянном улучшении своего положения святой обязанностью имперской власти. Требуя все новых и новых льгот, они не стеснялись на каждом шагу рассказывать, что на Украине такая земля, что «палку воткни, и расцветет». Причем они так этим гордились, как будто именно их усилиями земля приобрела такие свойства.
Я понимаю гордость арабов и евреев, выращивающих сады на бедных влагой песках Ближнего Востока. Я понимаю гордость грузин и армян, растящих виноградники на каменистой почве своих убогих долин. Мне внятна гордость русских, строящих города и прокладывающих дороги в вечной мерзлоте. Но как можно гордиться тем, что нечто достается тебе без труда? Даже негры не гордятся тем, что бананы у них растут сами — пользуются этим, но не гордятся, ибо нечем гордиться.
Гордость тем, что все достается само, вкупе с уверенностью в том, что все должны заботиться о процветании Украины, и что сколько не дадут, все будет мало, создали гремучую смесь — украинским элитам сколько ни дай, все мало покажется. Поэтому они всеми правдами и неправдами пытаются сами занять место распределителя всех материальных благ, чтобы распределять их исключительно в свою пользу.
Если Украина вновь окажется с Россией в единой политической системе, немедленно толпы вчерашних русофобов рванутся на штурм российских политических высот. Они ничем не будут брезговать: ложь, подкуп, подхалимаж, диффамация со времен гетманства были главными средствами продвижения рогулей в российские вельможи.
Были и среди выходцев с Украины крупные государственные деятели, военные, мыслители, деятели искусства, значительно обогатившие российскую историю и культуру, но этот бросающийся в глаза вклад единиц полностью нивелируется тем ущербом, который нанесла жадная до должностей и материальных благ масса тупых, но амбициозных Грицианов Таврических. Они коррумпировали имперский аппарат, чтобы прорваться к должностям, а прорвавшись, тащили за собой родню, свойственников, соседей, земляков, запуская порочный механизм негативного отбора, который на наших глазах за тридцать лет превратил Украину из процветающей советской республики в выгребную яму человечества.
Сегодня ничего не изменилось по сравнению с давними и недавними временами. Украина, интегрированная в Россию в своем нынешнем виде, нанесет российским государству и обществу больше вреда, чем США способны даже придумать. Украина — не ложка дегтя в бочке меда, это «звезда Полынь», повсеместно отравляющая «источники вод».
Что бы ни происходило на Украине, России смертельно опасно предпринимать действия, ведущие к быстрому воссоединению всей украинской территории и населения. Также нежелательно оперировать на Украине большим количеством российских государственных служащих (включая силовиков). Миазмы этого болота разлагают самых стойких, а они потом несут разложение в свои коллективы.
Очевидно, Украине нужен многолетний карантин. Когда нам говорят, что нельзя изменить ситуацию изнутри Украины, это не совсем так. Люди просто исходят из сегодняшних реалий. Но окружающий мир подлежит не только оценке, но и изменению. Мы можем на него воздействовать даже своим бездействием.
Если Россия даст ясно понять, что не намерена выстраивать отношения с действующей украинской элитой, у них исчезнет смысл держаться за Украину. Сейчас они просто рассчитывают на то, что на место иссякающему западному финансированию придет российское. Более того, многие не прочь пробиться на позиции, с которых можно влиять на распределение финансовых потоков в самой России. Поэтому чтобы не упустить свой шанс, украинская элита, до костей обглодавшая труп украинской государственности, продолжает сидеть возле скелета в ожидании России, которая должна нарастить на кости новое мясо и наполнить старую шкуру новым содержанием.
Долго они так сидеть не могут, ибо уже начинают нести убытки от этого сидения. Более того, ситуация такова, что между сидящими в ожидании новой добычи стервятниками возникают постоянные конфликты. А это тоже издержки. Если стаю не кормить, то в течение относительно короткого времени старые элиты с Украины побегут. Побегут в основном на Запад — там у них деньги, дома, там учатся или работают дети и внуки. Запад, несмотря на его явный упадок, остается для них вожделенным раем на Земле. Они считают, что нынешнее положение вещей сложилось из-за недоразумения (украинские президенты делали неправильные ставки в американской внутренней политике), а также из-за «жадности» Европы, которая не нашла в себе сил отказаться от «Северного потока — 2». Эти «случайности», по их мнению, привели к уходу Запада с Украины и ее упадку. Но они-то — не абстрактная Украина. Они — конкретные люди, с влиятельными друзьями в нужных западных структурах. С ними ничего плохого, по их мнению, не может случиться. Они себя очень уважают и искренне считают очень ценными кадрами.
Как только они поймут, что от России ждать финансирования не приходится, они рванут на Запад, очищая место для новой элиты. Не бог весть какой по своим деловым и интеллектуальным качествам, но оппонирующей Западу, поскольку приходить к власти она будет как альтернатива прозападным беглецам. У этих новых людей будет масса проблем, и поэтому они будут легко и дешево управляемы.
По порядку от них следует добиться (за минимальную поддержку):
1. Восстановления полноценных дипломатических отношений (при том понимании, что ни одно серьезное решение украинскими властями не может быть принято без санкции российского посла). В перспективе в дополнение к послу или вместо него в Киев может прибыть спецпредставитель с более широкими полномочиями.
2. Признания российского статуса Крыма и независимости республик Донбасса в границах областей.
3. Конфедерализации оставшейся территории Украины.
4. Признания за российским бизнесом особых прав и преимуществ на территории Украины (включая особую льготную форму налогообложения, а также право экстерриториальности). Интересующие его объекты российский бизнес должен получить бесплатно, в счет украинского долга перед Россией. Таким образом, долги Украины станут долгами российских компаний, зарабатывающих на Украине, которые будут погашать их из этих своих заработков.
5. Роспуск украинских вооруженных сил, СБУ и разведки, притом что Россия гарантирует безопасность территории Украины.
6. Реформу украинской полиции, прокуратуры, пограничной и таможенной служб. Создание адекватной судебной системы.
Наградой за реализацию этих требований, а также за макроэкономическую и финансовую стабилизацию может стать принятие Украины в вначале в Таможенный, а затем и в Евроазиатский экономический союз.
Правительству Украины может понадобиться ограниченная силовая поддержка, поскольку, в отличие от олигархов, политиков, журналистов и экспертов, нацистские боевики и «герои АТО» на Запад не сбегут. Большинство останется на месте и может попытаться перехватить власть. Такую поддержку нецелесообразно и даже вредно оказывать при помощи армии. Лучше использовать для этих целей ЧВК (охранные фирмы), которые будут находиться на полном или частичном содержании работающего на Украине российского бизнеса. Для очагового контроля (столица и три-пять ключевых городов) понадобится не более 15-20 тысяч человек. Частично или полностью их можно набрать в Донбассе.
Отработав на Украине и Белоруссии механизм контроля над реорганизацией государственности, предполагающей преобразование лимитрофов в протектораты, а также полное переформатирование элит, Россия может распространять этот опыт на все постсоветское пространство и за его пределы.
Главные принципы:
1. Самофинансирование преобразований за счет реорганизации экономики лимитрофа;
2. Полный неформальный политический контроль Москвы над лимитрофом;
3. Полный контроль над финансовой системой лимитрофа;
4. Особые права российского бизнеса на территории лимитрофа, унификация правил экономической игры;
5. Полная перезагрузка национальной элиты лимитрофа.
Только так можно избежать опасностей, связанных с традиционным для лимитрофной зоны выстраиванием потребительских отношений, предполагающих безвозмездное донорство страны-патрона. В противном случае лояльность будет покупаться, а покупная лояльность закончится вместе с деньгами.
