В сущности Ильф и Петров написали антисоветскую книжку о том, как тесно жить в стране победившего рабочего класса людям с воображением. Другие люди, без воображения, могут не только быть объектами для авторской иронии, но и обладать законной властью, чтобы всячески покарать за неполиткорректный смех. Жизнь жулика-авантюриста по определению в стране Советов не должна быть усыпана розами. Однако Ильфу и Петрову удалось мастерски усидеть на двух стульях из двенадцати.
Идеальный жанр
Если искать литературных предшественников «Двенадцати стульев», неизбежно в памяти всплывут «Мертвые души» другого знатного украинца — Николая Васильича. Два великих авантюриста с Украины вошли в историю мировой литературы, чем и прославили отечество. Беспроигрышным оказался именно жанр авантюрного романа, который использовали и Ильф с Петровым, и Гоголь. К этому жанру не придерешься с политической точки зрения. «Ильф и Петров, два необычайно одаренных писателя, решили, что если взять в герои проходимца авантюрной складки, то, что бы они не написали о его похождениях, критиковать их с политической точки зрения все равно будет невозможно, поскольку <…> героя плутовского романа нельзя обвинять в том, что он плохой коммунист или коммунист недостаточно хороший», — тонко заметил в одном интервью Набоков.
В самом деле, за что же карать авторов? Есть некий чудак, выдумывающий приключения себе на голову, есть сатирическая энциклопедия русской жизни с ее феерическими типами вроде голубого воришки или Коробочки, но над всем этим социальным мусором поднимается абстрактная, обеспеченная государством добродетель, которая неизбежно торжествует в финале. Получается, что и волки сыты, и овцы целы: читателю смешно, а государству приятно. Гоголь, правда, перейдя ко второй части, где должна была быть описана добродетель, сломался и оставил нам только общий очерк идеального Констажогло.
Ильф и Петров оказались морально крепче и психически устойчивее. Они достойно вышли из трудного положения, воплотив социальный идеал во второстепенном образе сторожа, который ведет Кису Воробьянинова по роскошным залам Дворца культуры, построенного на бриллианты тетки.
Бестрепетно отдав ключевой образ Остапа Бендера на всяческое социальное поругание, авторы тем самым обессмертили сына турецкоподданного, оградили его от политических преследований и наказали скорее метафорически, чем реально. А между тем в жизни все было совсем не так. Жизнь истинного Остапа Бендера, то есть Осипа Шора, оказалась совсем не так смешна и не так метафорична. Настоящими были и его преступления, и его наказания.
Билеты в рай по сходной цене
Осип Шор при наличии очевидных ярких способностей так и не получил никакого высшего образования. После гимназии, которую он окончил в Одессе, куда давно уже перебралась семья из провинциального Никополя, начал учиться на физико-математическом факультете Новороссийского университета, но вскоре бросил. Поехал в Петроград и в 1916 году поступил на механический факультет Технологического университета, но тут грянула революция, Осип едва успел закончить первый курс.
Год Шор добирался от Петрограда до родной Одессы. Именно по дороге с севера на юг по стране, раздираемой революционным хаосом, он и проявил чудеса своего авантюрного воображения. История про сеанс одновременной игры, про путешествие на пароходе в качестве художника, женитьба на оставшейся безымянной толстухе, в романе преображенной в мадам Грицацуеву, — все это случилось с Шором в тот самый год между Питером и Одессой.
На родине Шор благодаря революционным манипуляциям оказался напрочь выброшен из родного класса. Будучи внуком украинского банкира, Шор с 18 лет не имел ни гроша за душой. Карты, в которых он был большой мастер, это, пожалуй, был самый легальный из его способов отъема денег у современников. Когда в 1918 году Шор вернулся из революционной Москвы в Одессу, первое, что он сделал, это предложил маленький бизнес местным раввинам. Идея была проста, как слеза ребенка, и прибыльна, как нефтяной прииск: Шор открыл маленькое предприятие по продаже билетов в рай. Для убедительности юный авантюрист нарисовал карту рая, где, как в театре, были обозначены разные ценовые зоны — от дешевой галерки до дорогущего партера. Славные всепонимающие раввины благословили предприятие и даже давали рекомендации занять теплое местечко в раю своим прихожанам. Естественно, Шор их не обидел и хорошо приплачивал. Особенной популярностью пользовался рай у одесского криминального элемента. Отправляясь на дело, воры, как истинные христиане, предпочитали для верности завернуть к Шору и быстро договориться с богом о собственном будущем: мало ли как дело может пойти, шальная пуля и все такое, но душа-то должна быть спокойна.
Еще одним достижением сына турецкоподданного была история с голой курицей. Эта несчастная курица была подобрана им в какой-то придорожной канаве. Что за болезнь вызвала выпадение перьев, Осип разбираться не стал, а сразу оповестил всю Одессу о появлении уникальной селекционной разработки — бесперьевой птицы, которую не нужно ощипывать. Седой парик и накладная борода на время превратили 18-летнего Шора в авторитетного профессора и легко убедили жадноватых куриных производителей. Шор заключил несколько крупных сделок с птицефабриками на поставку голых кур, получил предоплату и исчез с деньгами.
Жулик или романтик
Самым странным образом о Шоре известно только то, что он сам хотел о себе рассказать, то есть его байки. В его биографии много темных пятен, а личность его, его душа и сердце, похоже, старательно избегали любой огласки. Известно, что внешние данные Бендера полностью совпадают с данными Шора. Но его человеческая природа так и осталась невоспетой. Повторял ли Бендер не только его приключения, но и рисунок его душевной жизни, непонятно.
Один эпизод из реальной биографии Шора так и не попал в роман Ильфа и Петрова. Эпизод этот много что говорит об этом человеке. У Осипа был старший брат Натан, более известный как поэт-авангардист Анатолий Фиолетов. Когда Осип вернулся в Одессу и воссоединился с семьей, он совершил довольно крутой жизненный вираж и в поисках заработка устроился на работу в Одесский уголовный розыск. Из бывшего нарушителя закона получился отличный его блюститель. Мишка Япончик и прочие бандюганы Одессы трепетали от одного имени оперуполномоченного Шора. Он так мешал вольготной жизни местных воров, что его решили окоротить. Самого Остапа достать не удалось, но в качестве острастки убили его брата Натана. Жизнь 21-летнего юноши прервалась в самый трепетный момент — он собирался жениться и был убит, когда вместе с невестой покупал домашнюю утварь для первого в жизни собственного дома.
Остап отреагировал на смерть брата трагично. Он быстро вычислил убийцу и однажды к вечеру пришел к нему в дом с твердым намерением убить негодяя. Увидев перекошенное от страха лицо убийцы, Остап передумал. Дальше, как описывает Катаев, произошло следующее: «Всю ночь Остап провел в хавире в гостях у бандитов. Они пили чистый ректификат, читали стихи убитого поэта, плакали и со скрежетом зубов целовались взасос».
Не очень понятно, что делал Шор в Москве. Вроде бы его звали в местное УГРО, но он не пошел. А в 1931 году он внезапно объявился на Челябинском тракторном заводе, где в тот момент директорствовал одессит Василий Ильичев. Этот период жизни Шора снова окутан тайной и легендами. Ильичев вроде бы пристроил Остапа на завод снабженцем, но недолго музыка играла. В сентябре 1932 года директор Ильичев покинул свой пост, а через месяц Шора посадили. За что — непонятно. Наиболее правдивая версия гласит, что арестовали его за какие-то финансовые махинации. Так или иначе Шор схлопотал 5 лет, но просидел, видимо, дольше, опять-таки непонятно почему. Войну он встретил за колючей проволокой и сразу подался в добровольцы. Сбежал по дороге, пытался пробиться в осажденный Ленинград, осел в Москве, был легализован благодаря хлопотам Юрия Олеши. Потом был рак кожи, который Осип чудом преодолел, а потом — долгие годы старости, во время которых великий махинатор работал смиренным проводником на поездах дальнего следования.
Понятно, что образ человека, одержимого идеей личного обогащения, из этой истории никак не складывается. Между Шором и Бендером, если и есть родственные отношения, то вовсе не близкие. Но если Бендера изучают и им восхищаются, жизнь Шора прочно предана забвению. Мы никогда не узнаем, кто же он был на самом деле — революционный романтик, одесский Робин Гуд, блюститель справедливости и защитник обиженных или мелкий жулик, для которого каждый рубль в кармане другого был личным оскорблением. Вполне вероятно, что Осип Шор и сам этого не знал.
