Президент Франции Эммануэль Макрон и глава Турции Реджеп Тайип Эрдоган провели встречу в понедельник, 14 июня, незадолго до открытия саммита НАТО в Брюсселе. Национальные лидеры обсудили ряд наиболее спорных вопросов во франко-турецких отношениях.
- Александр Максович, учитывая, что Никол Пашинян ранее отзывался о Франции чуть ли не как о единственной защитнице армянских интересов, и серьезное влияние армянской диаспоры, нет ли сейчас в Ереване разговоров о предательстве в связи с этой встречей?
— Таких разговоров в армянской прессе я не встречал. Понятно, что у Турции с Францией есть свой формат взаимоотношений, они достаточно сложные, но вряд ли в Ереване кто-то всерьез ожидает, что Франция будет окончательно разрывать отношения с Турцией.
- Ожидать ли в связи с этим определенной динамики по Карабаху?
— Опять же, я не думаю, что эту встречу можно напрямую сравнивать с карабахским вопросом. Карабахская проблема — это формат, в котором есть Минская группа, сопредседателями в которой выступают Франция, США и Россия, но на сегодняшний день активность Минской группы, мягко говоря, заморожена. Единственным посредником между Азербайджаном и Арменией по факту выступает только одна Россия.
- Ранее считалось, что свою роль в потеплении отношений Турции и РФ сыграла и изоляция Анкары в Европе. Как это возможное потепление между Турцией и Францией может сказаться на российско-турецких отношениях?
— Я думаю, это и сейчас так. Взаимоотношения между Россией и Турцией имеют ту логику, которую они имеют, именно потому, что и Россия, и Турция являются периферийными для Запада странами, с которыми у Запада довольно сложные отношения.
Да, Турция — член НАТО, но она довольно специфический член НАТО, с которым у Брюсселя возникает довольно много сложностей. Турция как бы член западного сообщества, но при этом за счет проблемы беженцев с Ближнего Востока Турция имеет возможность шантажировать Запад и давить на него. Турция ведет довольно самостоятельную политику вокруг себя (Сирия, Ливия, Кипр, Ближний Восток, арабо-израильский конфликт), не очень согласовывая свои действия с представителями западного сообщества.
У России тоже довольно сложная конфигурация взаимоотношений с Западом. И это ее с Турцией, конечно, сближает.
- Турция сейчас проводит политику в том числе на украинском направлении («Крым — это Украина», вопрос поставок и производства беспилотников), но при этом выступает за реализацию Минских соглашений. Как вам из Еревана видится, будет ли эта политика меняться?
— Эта линия останется таковой. Тут же дело не только в Украине. Я бы назвал взаимоотношения между Россией и Турцией «конкурентным сотрудничеством». С одной стороны, многое толкает их в сторону взаимодействия, с другой — у них достаточно много серьезных противоречий.
Украина — это только один из примеров. Да, есть проблема крымских татар и Крыма как части турецкой ойкумены (в Турции это понимают как часть своего исторического наследия), но есть проблема отношений с Россией. Поэтому этот маятник в российско-турецких отношениях существует, и это будет продолжаться.
- Действительно ли Турция строит планы по глобальному доминированию? Или эта политика больше носит имитационный характер?
— Я бы не сказал о глобальном доминировании, но в тюркском мире — да. Турция проявляет такого рода активность. Я бы не сказал, что ей это удается. У нее не хватает ресурсов, чтобы влиять на все тюркские народы или все тюркские государства от Синьцзяна до Босфора. Я уж не говорю о том, что на территории РФ много тюркских народов проживает, от якутов до крымских татар.
Например, 15 июня Эрдоган прилетел в Баку и направился в Шуше, выступает со всякими речами.
- Победу Пашиняна на выборах объясняли в том числе тем, что Армения разочаровалась в российском векторе как в способе решения ее внутренних и геополитических проблем. Сближение с Западом тоже ничего не дало. Сейчас в Ереване есть понимание, кто бы мог решить эти проблемы, или, наоборот, есть ли понимание, что никто не поможет, и надо решать эти проблемы самим?
— Я не думаю, что все было именно так и что Пашинян символизировал какой-то прозападный и уж тем более антироссийских вектор. И я не думаю, что сейчас все так однозначно. Когда Пашинян приходил к власти, Армения пыталась проводить комплиментарную политику (соединять, а не разъединять), по которой взаимоотношения с Россией не должны были мешать хорошим отношениям с Западом и наоборот.
Где-то это получалось, где-то нет, но после второй Карабахской войны в сфере безопасности Армения еще теснее стала взаимодействовать с Россией. Просто безопасность НКР сейчас обеспечивают российские миротворцы. Это чрезвычайно важно.
Если посмотреть на фактаж того, каким образом развивались отношения между Россией и Арменией после прихода к власти Пашиняна, из ЕАЭС Армения не вышла, из ОДКБ Армения не вышла, сотрудничество продолжалось, были визиты Пашиняна в Москву и встречи с президентом России были чаще, чем в предыдущий период. Если отвлечься от журналистских дискурсов, взаимоотношения поддерживаются.
- Могут ли в принципе постсоветские страны проводить многовекторную политику, или им все равно придется определяться в своем выборе?
— В разных концах постсоветского пространства по-разному. Предположим, в Центральной Азии Европы как субъекта просто нет, зато там есть Китай. У нас, на Южном Кавказе, — Турция очень серьезный игрок, иногда Иран. В так называемом западном СНГ — это Евросоюз, иногда это Польша, иногда это Румыния, иногда скандинавские страны. Все очень по-разному. Мерить многовекторную политику всех этих стран по единым лекалам было бы методологически неверно.
