Вот эксперты и возбудились — на кого все-таки власть будет «крошить батон»?
А для меня эта ситуация как машина времени: давние встречи, нелепые споры, пустые надежды и лица, лица, лица…
Так уж случилось, я неплохо знаком со всеми, кого на украинской черноземной земле почтительно величали «олигархами». (Там в свое время даже гламурно-глянцевое издание было «Олигарх».) Видел, как они вылупливались из коконов «рыночной экономики», как учились ходить — сначала под себя, а потом и под других, как росли и крепли, наливались силой и хуцпой, матерели и кабанели…
С некоторыми порой складывались чуть ли не приятельские отношения, каковы были с Ринатом Ахметовым или Виктором Пинчуком. С другими — холодное отчуждение, как с Игорем Коломойским или Петром Порошенко… Но общаться приходилось со всеми. «Олигархия» чаще всего переводится как «власть немногих». Есть меткое определение демократии — это власть демократов. В этом ключе либерализм — это власть банкиров. А олигархия — это власть немногих прикормленных демократов и немногих кормящих банкиров. И если уж изучаешь феномен власти, то обойти ее немногих носителей никак нельзя.
Еще в конце восьмидесятых мой сосед — кооператор Сергей поведал, что каждый богатеющий на турецких вояжах «челнок» неизбежно проходит стадии «трех кожаных пальто»: на первые деньги он покупает кожаное пальто любовнице, на вторые — жене, на третьи — себе. Это как «колесо сансары», вырваться из которого невозможно. Еще тогда я и поверил в жесткий детерминизм олигарх-вегетации. Здесь тоже речь шла о трех знаковых «прелестях» роста: футбольный клуб, парламентская фракция, медийная группа.
Не, конечно, в сферу интересов «первых людей» попадали и банки, заводы, рудники, скважины, трубопроводы, транспортные компании, модельные агентства и прочая «текучка»-липучка. Но олигарха от просто богатого баловня судьбы отличали именно первые три института. Ну, как красные сапоги выделяли в романе «Зеленый фургон» «своего» начальника милиции от несговорчивого. То есть не только демократия — набор институтов, но и олигархия — набор вполне определенных структур. Именно поэтому развалилась, казалось бы, незыблемая российская «семибоярщина». Когда у «бояр» стали крушить их институты — забирать ведущие футбольные клубы, центральные телеканалы, а главное, парламентские фракции и группы, олигархия в России стала вырождаться и мутировать в «тварь дрожащую».
Когда-нибудь найду времечко рассказать, зачем амбициозным нуворишам именно такой «джентльменский набор» общественных инструментов. Хотя и так все ясно. Может, только не все понимают, как, например, футбольный клуб превратить из затратной прихоти в мощнейший лоббистский фактор. Некогда сам Гриша Суркис — руководитель украинского футбола лукаво рассказывал, каким мощнейшим политическим инструментом является киевский клуб «Динамо». Но это можно разъяснить и потом. Сейчас важнее поразмышлять о том, почему в одних постсоветских республиках государство смогло обуздать олигархов, а в других олигархи полностью подмяли государство.
Я лично думаю, что среди прочих бесчисленных факторов весьма существенен фактор генезиса. В частности, стоит отметить, что украинский и российский олигархат возникали из разного «агар-агара». То есть из различного питательного субстрата. Если отбросить исключения и аномалии, то российский олигархат в основном выкристаллизовывался из силовой среды (спецслужбы, разведка, армия, спецназ). Украинский — из комсомола и криминалитета, «взятых за основу».
Ясно, что можно привести кучу других примеров, но мы о тенденции, а не о частных случаях. Один радиоведущий девяностых любил повторять: «Круг — это счастье без подробностей». Соответственно, я неоднократно описывал без лишних подробностей, как комсомол в Незалежной переиграл в новое время саму компартию. Не только по возрасту, но и по ловкости, гибкости, адекватности родового инструментария.
Если в конце восьмидесятых пыхатые партийцы еще угрожали: «Положишь партбилет!», то юркие комсомолята — соблазняли: «Положим в сауну к девочкам!» Они, прошедшие школу молодежных научно-технических мутантов — денежных «прачечных», стройотрядов с практикой откатов, алчные и циничные, напористые и рисковые, быстро оттеснили ото всех новых кормушек своих бывших неповоротливых боссов.
Плодилась и криминальная беловоротничковая «интеллигенция» — каталы, наперсточники, «черные бухгалтера»… Молодые, азартные, неглупые, с тренированной памятью и крепкими «крышами».
Вот эти «существа» и возглавили фирмочки, ставшие потом олигархиями. Да, из них многие не выжили — суров был конкурентный отбор и стремными — правила игры. Они как форейторы, первыми шли по минному рыночному полю. И неудачливые лежат целыми аллеями на кладбищах под массивными скульптурами «браткам» и «пионерам рынка» с трогательными надписями: «Ты умер, понял!»
Но те, кто выжили, и выдвинули из своей среды будущих нуворишей. Сильных, алчных, ненасытных. Не имеющих «тормозов» типа «химеры совести». Даже, как правило, не принадлежащих к «коренной национальности», поскольку национальные комплексы тоже мешают олигархической карьере.
Украинские коллеги спрашивают меня: а чем, мол, лучше олигарх, вышедший из силовиков, олигархов, вышедших из комсомола и криминалитета? Клянусь, ничем. Но есть нюансы.
Бывшему силовику по своему социальному генотипу, по внедренным в сознание и подсознание кодексам и протоколам сложнее разрушать ради личной прибыли свою державу. Его слишком долго учили подчинять тактику и даже инстинкт личного выживания стратегии общей победы. А это совсем другой горизонт планирования. Поэтому он скорее станет директором госкорпорации, чем будет пилить сук под страной. А вот его вроде бы близнецы с другой родословной пилить будут. «Пилите, Шура, пилите».
Поэтому я пытался объяснить своим киевским коллегам, что украинский опыт уже неактуален и неиндикативен для России. По крайней мере в этом измерении. Здесь совсем другие проблемы. Но объяснить это им нереально. Вот они пытаются доказать, что главное — сделать упор на хороших олигархов. Ссылаются даже на соцопросы, по которым многие украинцы, например, Пинчука считают «хорошим олигархом», а Коломойского — «плохим». Это все равно что одни респонденты (и аналитики) считали бы индийский штамм ковида «плохим», а британский — «хорошим». Вместо прививок и процедур… Вообще, стоит заметить, что мое заочное общение с украинскими коллегами показало, насколько те лучше меня разбираются в сортах де… в смысле — местных олигархов. Помните, Рабинович возмущался, что есть профаны, которые не видят различия между летним и зимним запоем? Мол, «о чем можно говорить с человеком, который не улавливает семантической разницы между феерией задорного летнего пьянства и экзистенциализмом депрессивного осеннего запоя»? (Умно! Хотя и неверно. Пожалуй, это сказал Рабинович из анекдота, а не из украинской оппозиции — у того получается наоборот.)
Так вот, я безусловно вижу различие между загнобленным государством российским олигархатом и украинским, в конец загнобившем страну. Но вот между украинскими компрадорами различий никаких не вижу. На мой наивный взгляд, нет там «плохих», которых власть стремится уничтожить, и «хороших», которых она кормит с рук (как и они ее).
Так дело не пойдет! Деолигархизация — это не когда власть, медиа, экспертное сообщество и само общество делит магнатов на своих и чужих. Это когда все понимают, что «власть немногих» — это болезнь многих. И надо лечиться.
