За два дня до Нового года — 29 декабря — на Цветном бульваре в Москве на театральной площадке семейная пара актеров Евгения Кулакова и Ольги Бужор в спектакле «Случайно затянувшаяся связь» рассказала о двух историях любви: Бернарда Шоу и Стеллы Патрик Кэмпбелл и Осипа Мандельштама и Надежды Хазиной.
Так получилось, что в день, когда на сцене небольшой театральной площадке в центре Москвы рассказывали о любви Мандельштама и его жены, исполнилось ровно 39 лет со дня её смерти. Этой хрупкой женщине русская литература обязана сохранением стихов Мандельштама. И кто знает, возможно, обеднела бы наша культура, если бы сто лет тому назад — 1 мая 1919 года — в киевском кафе «Х.Л.А.М.» не встретились молодой поэт и молодая художница.
Любовь в Х.Л.А.М.
Первомай 1919 года в голодном Киеве был праздником с ощущением обреченности. За двадцать дней до этого красные войска были на день выбиты из части города соединениями украинского авантюриста, ярого антисемита и фактического диктатора Чернобыля атамана Струка. В окрестностях города шла Гражданская война. И, тем не менее, в местном арт-кафе «Х.Л.А.М.» кипела жизнь.
Само кафе стало знаковым для культурной жизни России местом, несмотря на то что просуществовало меньше года. Его название было аббревиатурой первых букв названий творческих профессий: художники, литераторы, артисты и музыканты. Позже в своей «Белой гвардии» Михаил Булгаков напишет о клубе с названием ПРАХ (поэты, режиссеры, артисты, художники).
«В Киеве сделали привал, решили посмотреть, как он живёт и как в нём живется. Киев жил так же, как Одесса, — тяжело и голодно. Вечером мы отправились в рекомендованное нам местной интеллигенцией кафе под странным названием «Х.Л.А.М.», что означало «Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты». В этом кафе, как и в других, ни спаржей, ни омарами не кормили — морковный чай с монпансье. Чёрный хлеб посетители приносили с собой. Самой главной достопримечательностью этого кафе была надпись на фронтоне: «Войдя сюда, сними шляпу, может быть, здесь сидит Маяковский», — писал о кафе Х.Л.А.М. одессит Леонид Утесов в своих воспоминаниях.
Маяковский — не Маяковский, но в кафе в подвальчике гостиницы «Континенталь» на углу Крещатика и Николаевской захаживали и выступали Илья Эренбург, Константин Паустовский, Виктор Шкловский, Николай Евреинов, Юрий Терапиано и многие другие выдающиеся деятели культуры. Был среди них и Осип Мандельштам. Последний был откомандирован в Киев в середине апреля из Москвы — для работы в театральном отделе киевского Губнаробраза. Остановился он как раз в «Континентале» вместе со своим братом Александром и поэтом Рюриком Ивневым. Первомай для него, как для работника культуры, был довольно напряженным днем. Завершали его празднованием 26-летия поэта и переводчика Александра Дейча в Х.Л.А.М.е. Там Мандельштам и читал свои стихи.
«Читал с закрытыми глазами, плыл по ритмам… Открывая глаза, смотрел только на Надю Х.», — описывал этот эпизод в своем дневнике сам именинник — Дейч.
Позже у него в дневнике появилась и другая запись.
«Появилась явно влюблённая пара — Надя Х. и О. М. Она с большим букетом водяных лилий, видно, были на днепровских затонах», — гласила она.
Сама жена Мандельштама вспоминала об этой встрече так: «В первый же вечер он появился в «Хламе» и мы легко и бездумно сошлись. Своей датой мы считали первое мая девятнадцатого года, хотя потом нам пришлось жить в разлуке полтора года. В тот период мы и не чувствовали себя связанными, но уже тогда в нас обоих проявились два свойства, сохранившиеся на всю жизнь: легкость и осознание обреченности».
Выпускница одного из лучших учебных заведений Киева — женской гимназии Аделаиды Владимировны Жекулиной, Хазина была по-своему влюблена в этот город.
«Я привыкла в Софию ходить. После заграницы, после двух лет в Швейцарии, я жила в Киеве. Мне девять лет было, и нянька меня водила в Софийский собор, я до сих пор не могу забыть его. Я ездила с ним прощаться. Дивный собор! Ведь была когда-то Россия великой страной», — с восторгом вспоминала она о киевском Софийском соборе за три года до смерти — в интервью «Радио Свобода» в 1977 году.
А за несколько часов до их знакомства 1 мая 1919 года Мандельштам присутствовал на начальственной трибуне на Софийской площади Киева. Указывая на тот самый собор, он сказал поэту Ивневу: «Поверьте, что это переживет всё».
Официально Мандельштам и Хазина заключили брак в 1922 году. Она переехала к нему «на север» — в Москву. Казалось, это из брак из тех, что совершаются на небесах. Ведь в лице молодой киевской художницы поэт получил верного друга и того, кто сохранит его наследие для потомков.
Вся тяжесть мира
Сам Мандельштам был увлекающейся натурой. Ему нравились женщины. Его жена сносила увлечения мужа стоически и иногда подтрунивала над ним.
«Что, Ося, опять не твоя красавица? Как же, придет она вовремя. Твоя Машенька любит, чтоб ее подождали», — шутила она во время в ноябре 1933 года, когда Мандельштам ждал среди прочих гостей поэтессу Марию Петровых, в которую был влюблен.
На дошедшей до нас фотографии Петровых вместе с Ахматовой и семейством поэта. Она слева от Надежды, рядом с Эмилием и Александром — отцом и братом поэта.
В том же ноябре Мандельштам фактически подписывает себе приговор: он пишет антисталинскую эпиграмму «Мы живем, под собою не чуя страны».
«То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому», — сказал ему Борис Пастернак, когда Мандельштам прочитал ему это стихотворение на безлюдной окраине Москвы.
Но один поэт не послушал другого. И хотя эту эпиграмму Мандельштам читал весьма ограниченному кругу лиц, за ним пришли. В ночь с 13 на 14 мая 1934 года его арестовывают, а затем отправляют в ссылку в Пермский край — в Чердынь.
Верная жена — рядом с ним. Но перед тем как отправиться в ссылку, Надежда Мандельштам попыталась спасти мужа. Она отправилась на прием к одному из видных членов партии, бывшему члену Политбюро ЦК и тогда — главреду «Известий» Николаю Бухарину.
«Не написал ли он чего-нибудь сгоряча?» Я ответила — нет, так, отщепенские стихи, не страшнее того, что Николай Иванович знает… Я солгала. Мне до сих пор стыдно. Но скажи я тогда правду, у нас не было бы «воронежской передышки», — писала в своих «Воспоминаниях» о той встрече сама Надежда Яковлевна спустя тридцать с лишним лет.
Эта встреча сыграла в жизни семьи Мандельштам и в истории всей русской литературы важную роль. В июне Бухарин написал письмо Иосифу Сталину, где рассказал о тяжелом положении поэта. 10 июня дело Мандельштама было пересмотрено и вместо ссылки ему разрешили проживать в любом выбранном городе СССР, кроме 12 крупных городов (в этот список попадали и Москва, где семья жила до ареста, и Киев, где они познакомились, и Ленинград, где у них были друзья). Следователь потребовал, чтобы город выбирали при нем, и не раздумывая. В итоге пара выбрала Воронеж, вспомнив, что у них там есть знакомый.
«Воронежский период» был недолгим. В ночь с 1 на 2 мая 1938 года за Мандельштамом пришли во второй раз. Но именно в Воронеже был положен задел огромной работы, которую сделала Надежда Мандельштам и благодаря которой стихи поэта дошли до нас.
«Из рукописей О.М. мы спасли небольшую кучку черновиков разных лет. С тех пор но они никогда уже не находились дома. Я привозила их в Воронеж небольшими пачками, чтобы установить тексты и составить полные списки ненапечатанных стихов. Эту работу мы постепенно проделали с О.М., который внезапно переменил свое отношение к рукописям и к бумагам. Раньше он их знать не хотел и всегда сердился, что я их не уничтожаю, а бросаю в мамин желтый заграничный сундучок. Но после обыска он понял, что легче сохранить рукопись, чем человека, и перестал надеяться на свою память, которая, как известно, погибает вместе с человеком. Кое-что из этих рукописей сохранилось по сегодняшний день, но большая часть погибла во время двух арестов», — писала Мандельштам в «Воспоминаниях».
После смерти поэта на Владивостокском пересыльном пункте хранительницей его наследия стала его жена. Она заучивала стихи и прозу Мандельштама наизусть.
«Я отдала жизнь на это, это было очень трудно, теперь я чувствую себя совершенно опустошенной», — признавалась она за три года до смерти.
Значительную часть своей жизни она жила в крайне тяжелых условиях.
«Десятилетиями эта женщина находилась в бегах, петляя по захолустным городишкам Великой империи, устраиваясь на новом месте лишь для того, чтобы сняться при первом же сигнале опасности. Статус несуществующей личности постепенно стал её второй натурой. Она была небольшого роста, худая. С годами она усыхала и съёживалась больше и больше, словно в попытке превратить себя в нечто невесомое, что можно быстренько сложить и сунуть в карман, на случай бегства. Также не имела она никакого имущества.
Книги, даже заграничные, никогда не задерживались у неё надолго. Прочитав или просмотрев, она тут же отдавала их кому-нибудь, как, собственно, и следует поступать с книгами. В годы её наивысшего благополучия, в конце 1960-х — начале 1970-х, в её однокомнатной квартире на окраине Москвы самым дорогостоящим предметом были часы с кукушкой на кухонной стене. Вора бы здесь постигло разочарование, как, впрочем, и тех, кто мог явиться с ордером на обыск. Отщепенка, беженка, нищенка-подруга, как называл её в одном из своих стихотворений Мандельштам и чем она, в сущности, и осталась до конца жизни», — писал в посвященном ей некрологе Иосиф Бродский.
Сама Мандельштам признавалась: даже во время жизни с мужем она подчас задумывалась о самоубийстве.
«Я много думала о самоубийстве, потому что жить было совсем невозможно — был голод, была бездомность, был ужас, который нельзя себе представить, была страшная грязь, абсолютная нищета», — отмечала она.
Но, несмотря на все тяжести и испытания на своем жизненном пути, она сохранила и подготовила к публикации стихи мужа, преподавала и писала сама. Ее перу принадлежат такие важные для любого историка и литературоведа источники, как мемуары: «Воспоминания», «Том второй» и «Том третий». Тот, кто хочет понять, как жили Мандельштам, Пастернак, Анна Ахматова, и многие другие выдающиеся поэты, не может пройти мимо этих книг. Тем же, кого интересует любовь двух талантливейших людей эпохи, можно смело рекомендовать спектакль «Случайно затянувшаяся связь».
Сейчас в Киеве над тем местом, где сто лет тому назад познакомились молодые Мандельштам и Хазина, практически не переставая — с небольшим перерывом на ночь — звучат музыка и пение. В здании гостиницы «Континенталь», в подвале которой и был Х.Л.А.М., находится один из корпусов Национальной музыкальной академии Украины имени П.П. Чайковского. Сама академия сыграла трагическую роль в истории Украины уже в 2014 году. Но это уже совсем другая история.
