Одна из муз Николая Гумилёва, литератор и революционер Лариса Рейснер говорила: «Надо создать тип женщины русской революции». Сама она, конечно же, такой тип олицетворяла — одинаково органичная и в декадентских литературных кафе, и в тугой комиссарской кожанке посреди революционных матросов. Однако ее ранняя смерть в середине 1920-х оставила образ незавершенным.
Товарищ Елена
Иначе сложилась судьба Софьи Ивановны Соколовской (она же Елена Кирилловна Светлова). В отличие от Рейснер она дожила до 20-й годовщины революции, которой отдала всю свою жизнь. «Первой среди героинь большевистского подполья Украины мы должны назвать Соню Соколовскую (Елену)», — писала о ней революционерка Мария Левкович спустя всего три года после того, как её саму, отсидевшую 15 лет по 58-й статье, реабилитировали в 1956 году.
Как и у Ларисы Райснер, политические взгляды Сони Соколовской сформировались в домашней обстановке. Она родилась в 1894 г. в Одессе, в дворянской семье, близкой народовольческому движению (мать даже успела побывать в ссылке). В 1903 г. семья переехала в Чернигов, где Соня училась в женской гимназии. Там она оказалась вовлеченной в круг революционно настроенной молодежи, в который входили многие известные в будущем большевики: член правительства Советской Украины Юрий Коцюбинский, отец которого, знаменитый украинский писатель, был центром прогрессивного черниговского общества, организатор «червонного казачества» Виталий Примаков, литературный секретарь Луначарского Игорь Сац.
В РСДРП Соня вступила в 1915 году, будучи студенткой юридического факультета высших Бестужевских курсов в Петрограде. В феврале 1917-го она вернулась к родителям в Чернигов, а после Октябрьской революции даже возглавила местный Совет рабочих и солдатских депутатов. После того, как по итогам Брестского мира город был оккупирован немцами, она впервые ушла в подполье. Потом будет нелегальная работа в Киеве и, конечно же, в Одессе.
Описание ее деятельности в этот период заслуживает отдельного текста, который по жанру будет ближе к авантюрному роману, с переодеваниями, погонями и стрельбой.
Но именно тогда о Соколовской начинают слагать легенды, в которых сегодня трудно отличить правду от вымысла. Она водила за нос немецких жандармов, французских интервентов, деникинскую контрразведку, в глаза бросала ультиматум командующему силами Антанты генералу Ансельму и обвинения в жестокости командующему деникинскими силами в Новороссии генералу Шиллингу. Дважды ее арестовывали и дважды публиковали некролог.
Чтобы почувствовать революционную романтику всех этих рассказов, можно открыть знаменитую пьесу Льва Славина «Интервенция» (1933), на страницах которой в занятой французами Одессе действует отважная и прекрасная подпольщица Орловская.
Многие яркие подробности почерпнуты биографами Соколовской из статьи в сборнике «Памятник борцам пролетарской революции, погибшим в 1917—1921 гг.». Эта статья без изменений и дополнений была напечатана во всех трех изданиях сборника — 1922, 1924 и 1925 гг. Однако ссылок на неё вы не найдёте даже в скромном списке литературы под статьёй о Софье Соколовской в Большой советской энциклопедии. И это не удивительно — книга, среди авторов которой значились Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев и т.д., была изъята в спецхран.
Но вернемся к статье о Соколовской:
«Она была одной из лучших, если не лучшей работницей украинского подполья в гетманский, петлюровский и десантный (имеется в виду захват Одессы десантом ВСЮР. — Авт.) периоды. Маленькая, изящная, хрупкая, с всегда смеющимися лукавыми зеленовато-карими глазами, по внешнему виду так непохожая на стойкого революционера. Но какое мужественное, какое героически-самоотверженное сердце скрывалось под этой внешностью!»
Автор этих строк — Яков Аркадьевич Яковлев (Эпштейн). Его часто путают с отцом «прораба перестройки» Александра Яковлева или чекистом Владимиром Яковлевым, уничтожившим Киевский клуб русских националистов. Однако всё это разные люди.
«Почти каждый день — пишет далее Яковлев, — мне приходилось, как представителю Ц.К. КПУ в Киеве, встречаться с Еленой в киевских закоулках, уклоняясь всячески от своих и ее шпиков, и с каждым днем все больше приходилось поражаться чудесному сочетанию в ней внешней беспечности с глубокой вдумчивостью, радостного юного наслаждения жизнью с какой-то старой, только с большим опытом жизни дающейся выдержанностью и поглощенностью делом».
Завершая раздел, автор патетически замечает: «В Елене погиб, несомненно, будущий крупный партийный работник и руководитель партии. Ей было всего 24 года».
«Крупный партийный работник»
Всё это конечно очень трогательно, но есть одна проблема. Яковлев, написавший о том, что Соня «захвачена и расстреляна белыми при занятии ими Одессы в конце августа 1919 года», и Соколовская в 1921 году поженились. В 1925 году, когда вышло третье и последнее издание «Памятника борцам», в Истпарте, отделе ЦК, издававшем сборник, не могли этого не знать.
Объяснить эту загадочную нестыковку можно, если знать, что Соколовская практически сразу же после ареста, в обстановке охватившего город хаоса, была отбита своими и покинула Одессу лишь в декабре 1919 г., когда, вероятно, деникинская контрразведка уже подбиралась к ней. Она выехала в Константинополь, затем во Францию, где действовала по линии Коминтерна, вероятно используя связи, наработанные еще во времена интервенции.
В биографических данных Соколовской указано, что после членства в Исполкоме Коминтерна она внезапно оказывается на третьестепенных должностях: 1921—1924 гг. — заместитель заведующего Московским губернским отделом политического просвещения, а в 1924—1928 гг. и вовсе числится на партийной работе на Коломенском паровозостроительном заводе.
Сопоставив все эти странности, можно предположить, что Софья Соколовская, отлично образованная, знающая несколько языков, с хорошими манерами и привлекательной внешностью, а главное — с огромным опытом конспиративной деятельности, в 1920-х работала в советской разведке.
Что касается ее супруга Якова Яковлева, то в начале 1920-х, когда писался приведенный текст, он работал на разных постах в руководстве Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б). В годы Гражданской войны он занимал высокое положение в иерархии действовавших на Украине большевиков, был одним из лидеров Донецко-Криворожской республики. После того, как в партийной политике на Украине победила линия на сближение с украинским национализмом, Яковлев, как и многие его соратники по ДКР, пошли на повышение в Москву.
Пиком его партийной карьеры стало членство в ЦК и руководство созданным в 1929 году союзным Наркоматом земледелия. Фактически именно Яковлев проводил политику коллективизации, раскулачивания, спровоцировавшую массовый голод в аграрных регионах СССР, память о котором сегодня пытаются приватизировать украинские националисты.
На поприще «великого перелома» Яковлев подорвал здоровье и вынужден был уйти на второстепенные партийные должности. Он долго, но без особого успеха лечился, в том числе в Европе. Сохранилось одно из писем Соколовской на имя Сталина, в котором она описывает неутешительное состояние здоровья мужа.
В 1930 году Соколовская внезапно занимает очень серьезный пост — она становится членом Центральной контрольной комиссии ВКПБ и председателем Центральной комиссии по чистке советского аппарата. После того, как в 1934 г. аппарат и партия были вычищены, Соколовскую переводят на работу в сфере культуры — сперва она заведует избами-читальнями, а в 1935 г. ее назначают заместителем директора (и, по некоторым свидетельствам, худруком) новосозданной столичной киностудии «Мосфильм».
Товарищ Сливкин
3 августа 1937 г. был арестован видный организатор советского кинопроизводства, создатель киностудии «Ленфильм», в 1920-х ведавший закупками в Европе и США кинолент для советского проката, Альберт Моисеевич Сливкин. На момент ареста он занимал должность помощника начальника Главного управления кинофотопромышленности при Совнаркоме СССР.
В вышедших на западе мемуарах «Среди красных вождей», написанных старым большевиком и одним из первых советских невозвращенцев Георгием Соломоном, содержится любопытная характеристика «товарища Сливкина» — «развязного молодого человека», который представился ему, тогда торгпреду в Эстонии, как «курьер Коминтерна или, правильнее, доверенный курьер самого товарища Зиновьева», направленный на закупку двух вагонов деликатесов для своего шефа.
Вероятно, эту близость к Зиновьеву ему в 1937 г. и припомнили. На допросе Сливкин сообщил следователю Полячеку, что «принимал активное участие в контрреволюционной троцкистской деятельности, причем одна из серьезных подпольных организаций при его руководящем участии была создана на кинофабрике «Мосфильм».
Согласно его показаниям, непосредственно руководили этой организацией заместитель директора Соколовская и директор «Мосфильма» Бабицкий (именно в таком порядке, с указанием, что Соколовская — жена Яковлева). Именно они реализовывали зловещие указания, исходившие от советского военачальника Якова Гамарника.
Директор «Мосфильма» Бабицкий, как и Сливкин, был видным деятелем советского кино, организатором знаменитой столичной студии. Он приложил руку к выпуску, а затем к защите от критики кинокомедии Александрова «Весёлые ребята» с Орловой, Утёсовым и музыкой Дунаевского, которая так понравилась Сталину. Однако защитить новый фильм Эйзенштейна «Бежин луг» про историю пионера Павлика Морозова, интерпретированную в духе фрейдовского мифа об Эдипе, он не смог.
27 мая 1937 г. Бабицкий был освобожден от должности директора Мосфильма и назначен заместителем начальника Управления театров. Арестовали его перед новым годом, 24 декабря 1937-го, а 10 марта осудили к высшей мере как члена контрреволюционной террористической организации. В тот же день приговор был приведен в исполнение.
«По указанию ГАМАРНИКА и ЭЙДЕМАНА — сообщал Сливкин — троцкистская организация на кинофабрике «Мосфильм» под видом осоавиахимовской работы построили в 1935 году тир военного типа для подготовки руководителей повстанческих отрядов», которые отбирались из работавших на «Мосфильме» бывших офицеров царской армии.
Однако троцкистка Соколовская, выполняя переданные ей указания Гамарника, не остановилась на том, чтобы готовить боевиков, а приступила к созданию целого арсенала, «прикрывая скупку и сосредоточение оружия производственными нуждами».
Таким образом, враги советской власти на Мосфильме заготовили «300 боевых винтовок, 4 пулемета, 20 револьверов, ручные гранаты и разное холодное оружие, совершенно не нужные для киносъемок. В пиротехнических мастерских хранилось также большое количество взрывчатых веществ в размерах, значительно превышающих производственные нужды фабрики для целей организации».
Сводка с показаниями Сливкина заканчивается пометкой: «Приняты меры к изъятию боевого оружия». Сам он был расстрелян 15 марта 1938 г. на подмосковном полигоне «Коммунарка».
Аналогичные показания, в которых кроме винтовок и пулеметов фигурировали еще и два броневика, дал позднее и Захар Даревский — на тот момент директор новой комедии Александрова «Волга-Волга», арестованный 22 октября. Частично с материалами этого дела в архивах ФСБ удалось ознакомиться кинокритику Майе Иосифовне Туровской.
Вероятно, поскольку сам Даревский уже был осужден в 1928 г. за финансовые нарушения при кинопроизводстве, в его показаниях помимо создания складов с оружием значится еще и сговор с Соколовской о намеренном завышении расходной сметы «Бежиного луга», «Цирка» и «Волги-Волги».
Что касается последнего, то Даревский с Соколовской действительно принимали участие в работе над сценарием этой знаменитой кинокомедии Александрова — оба они опасались, что провинциальный город, в котором разворачиваются события, выглядит совершенно несоветски. Однако переживать им нужно было бы совсем о другом…
Подготовка к вооруженному восстанию
Интересно, что в показаниях Даревского указано, что оружие, запасенное троцкистами на киностудию «на случай вооруженного восстания в Москве», еще только собирались привести в «боевое состояние» на мастерских «Мосфильма». Прямо упомянутое отсутствие в деле вещественных доказательств не помешало 10 марта 1938 г. Военной коллегии Верховного суда СССР приговорить его к расстрелу, который был произведен в тот же день.
Тут следует отметить, что в это время на «Мосфильме» в авральном режиме готовились съемки фильма к 20-й годовщине вооруженного переворота. В прокате он получил название «Ленин в Октябре».
После того, как сам Эйзенштейн вынужден был публично каяться за «ошибки», допущенные при создании «Бежина луга», а директор «Мосфильма» переведен на другую работу, оказалось, что столичной студии нечего предъявить публике в год двадцатилетнего юбилея Октябрьской революции. За первое полугодие киностудия выполнила пресловутый план всего на 16%. В этих обстоятельствах возглавившая студию Соколовская запустила в производство картину под рабочим названием «Восстание». Обжегшись на Эйзенштейне, Государственный комитет кинематографии затягивал рассмотрение сценария, потом на фильм не нашлось пленки.
Начать съемки удалось только 17 августа, при этом они целиком велись в павильонах «Мосфильма», где были созданы грандиозные декорации «колыбели революции». На съемках происходило странное: по собственным воспоминаниям, режиссер Михаил Ромм вместе с исполнителем роли Ленина Борисом Щукиным едва не погиб под рухнувшим прожектором. Осмотр места происшествия выявил — крепление было подпилено… О том, что подобные «вредительские инциденты» в те годы были едва ли не обыденностью работы «Мосфильма», свидетельствуют и воспоминания другого знаменитого режиссера — Ивана Пырьева.
Кадры штурма Зимнего из этого фильма стали хрестоматийными и часто воспринимаются как кинохроника, хотя, конечно, это художественный вымысел. Глядя на них, нетрудно догадаться, зачем Соколовской на самом деле нужны были сотни винтовок и четыре пулемёта. Фильм оказался не только идеологически выверенным, но и весьма коммерчески успешным, в том числе и у зарубежного зрителя. Однако премьеры, которая состоялась в 7 ноября 1937 г. в Большом театре, Соколовская уже не увидела.
«Ваша жена сообщает…»
12 октября 1937 года Соколовская была арестована вместе со своим мужем Яковлевым.
Яковлеву было предъявлено два основных обвинения. Во-первых, конечно же, участие в «фашистско-шпионской троцкистской организации». Но помимо этого следователь заявил, что у него есть неопровержимые свидетельства того, что Яковлев еще до революции был завербован царской охранкой. Первоначально Яковлев очень уверенно всё отрицал, однако следователь, который вел допрос, выложил «козырь»:
«Вопрос: Ваша жена — СОКОЛОВСКАЯ-ЯКОВЛЕВА, прожившая с вами много лет, тоже подала заявление, в котором сообщает, что, с ваших слов, ей известно о вашем сотрудничестве в Петроградском охранном отделении. Что вы на это можете ответить?
Ответ: Я прошу дать мне возможность все обдумать, потом отвечать.
Вопрос: Это зачем же?
Ответ: Просто надо собраться с мыслями, все вспомнить. Для меня все это так неожиданно.
Вопрос: Бросьте паясничать. Потрудитесь на вопросы следствия отвечать и сейчас же. Все равно от ответа вам не уйти, какие бы новые трюки вы ни придумали».
Видимо, на этом Яковлев сломался и начал давать показания, сознавшись во всём, что было ему предъявлено, и назвав в качестве подельников большое количество партийных деятелей.
Фамилия Соколовской в опубликованном (с купюрами) протоколе допроса Яковлева от 15.10 — 18.10.1937 фигурирует еще один раз. Именно через жену Яковлев, по его словам, сблизился с одним из ключевых персонажей «троцкистского заговора» — Гамарником:
«Вопрос: Каким образом вы установили связь с ГАМАРНИКОМ?
Ответ: Это произошло при следующих обстоятельствах: ГАМАРНИКА я знал со времени Гражданской войны по совместной работе на Украине. Моя жена СОКОЛОВСКАЯ была другом его семьи. В результате личного сближения моей семьи с ГАМАРНИКОМ у меня с ГАМАРНИКОМ установились близкие личные, а затем и политические отношения. Начиная с 1930 года, мы систематически встречались как в городе, на квартире, так и на даче».
К тому моменту, когда Яковлев подписывал все эти показания, Гамарник был уже мертв. Он застрелился у себя на квартире 30 мая 1937 года, после того как один за другим были арестованы его соратники времен Гражданской войны — Якир, Уборевич, а сам он был уволен из армии. Мертвы были и черниговцы Юрий Коцюбинский, расстрелянный еще в марте, и Примаков, расстрелянный в июне 1937-го.
В те несколько месяцев 1919 года, что Одесса находилась в руках красных, городом и округой управляли фактически трое. Гамарник, назначенный председателем губернского комитета партии, Соколовская, комиссар юстиции, секретарь совета обороны, член губкома партии и губревисполкома, а также Калистрат Калиниченко (Санжая). Именно с ним Соню арестовали белые в первые часы вооруженного выступления деникинцев в Одессе. Тогда, летом 1919-го, они вместе спаслись, а летом 1937-го Санжая был арестован в Тбилиси и затем расстрелян.
Вспоминала ли Соколовская в те октябрьские дни 37-го свою работу в одесской ЧК? В материалах Особой комиссии, занимавшейся расследованием преступлений большевиков в Одессе, упоминается Соколовская (правда, под именем Дора – возможно, это исток знаменитой легенды о женщине-палаче из одесской чрезвычайки), «исполнявшая в ЧК роль прокурора» и тягавшая за бороду арестованного полковника, из которого выбивали признания в убийстве евреев.
«Жену Яковлева взять в оборот»
Однако правду ли говорил Яковлеву следователь о том, что против него свидетельствовала жена?
Известны ее показания, написанные на имя Ежова, однако о работе мужа на охранку там не упоминается, разоблачен только его «троцкизм». Копию заявления Соколовской Ежов направил Сталину 17 октября, т. е. через два дня после того, как Яковлев дал нужные показания, узнав от следователя, что жена подтвердила все обвинения в его адрес. В документе сообщалось следующее:
«В связи с арестом моего мужа Яковлева Я.А., с которым я прожила с 1921 года, я решила рассказать все, что мне известно о борьбе Яковлева против партии, проводившейся им на протяжении многих лет.
Яковлев является троцкистом с 1923 года. Еще тогда в 1923 году он принимал участие в борьбе против партии на стороне Троцкого. В этот период он был связан с группой активных троцкистов - Воронским, Эльциным, Поповым Н.Н., Михайловым (…).
Яковлев находился в антипартийной связи с руководителем заговора среди военных Гамарником. Через Гамарника он осуществлял связь с возглавлявшим троцкистское подполье Пятаковым…
Моя вина усугубляется еще и тем, что после разоблачения Гамарника, Якира, Попова Н.Н., связанных по контрреволюционной работе с Яковлевым, Бауманом, Варейкисом, я не нашла в себе мужества вырваться из этой контрреволюционной грязи, прийти в партию и разоблачить эту банду врагов партии и народа. Е.СОКОЛОВСКАЯ
Заявление принял пом. нач. 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР Ямницкий».
Однако Сталин, похоже, работой «чекистов» не удовлетворился. На документе его рукой было написано:
«Т. Ежову. Какой Михайлов? Даже имя-отчество не спросили. Хороши следователи. Нам важна не прошлая деятельность Яковлева и Соколовской, а их вредительская и шпионская работа за последний год, последние месяцы 1937 года. Нам нужно также знать, для чего оба эти мерзавца почти каждый год ездили за границу. И. Сталин».
Выяснить «истинные цели» многочисленных зарубежных поездок Соколовской Ежову оказалось несложно — ей инкриминировали шпионаж в пользу Франции. Особенно впечатляет, что Соколовской ставилась в вину ее работа в одесском подполье времен интервенции.
Ознакомившись с протоколом допроса Яковлева, Сталин среди прочего указал: «Жену Яковлева взять в оборот: он заговорщик и должна рассказать все».
В дневнике Георгия Димитрова есть тезисная запись разговора со Сталиным, состоявшегося в день празднования 20-й годовщины Октября — 7 ноября 1937 г. Среди прочих «разоблаченных врагов» (Раковский, Пятницкий, Кун) упоминается и Соколовская: «Жена Яковлева оказалась французской шпионкой. В 18-м году предала воен <ный> рев <олюционный> комитет в Одессе».
Сегодня нам трудно это себе представить, но тогда в подобные обвинения верили не только скованные партийной дисциплиной руководящие кадры, вроде того же Димитрова, но и обычные люди, которые были знакомы с репрессированными, работали с ними вместе.
Так, литературовед Лев Аннинский приводит дневниковую запись своего отца Александра Ивановича Иванова-Аннинского, которого Соколовская взяла в штат студии оператором и направила в Астрахань для съемок фильма «Степан Разин»:
«23 октября 1937 г. Солнечный день со штормовым ветром, но все же снимали. Пленка кончилась, пошли в Астрахань. Получили сногсшибательное известие: Соколовская — враг народа. Какая тонкая сука. Под личиной обаяния — черная морда предателя».
Софья Соколовская была осуждена и в тот же день расстреляна 26 августа 1938 года. Своего мужа, Якова Яковлева, она пережила всего на месяц. Он был расстрелян 29 июля.
***
Тип «женщины русской революции», который в жизни воплотила Софья Соколовская, весьма кинематографичен и притягателен в разные эпохи. Не зря ее жизненный путь завершился именно работой в кино.
Советские зрители могли увидеть персонаж Соколовской в вышедшем в 1970 году двухсерийном фильме «Семья Коцюбинских», а постсоветские — в телесериале «Жизнь и приключения Мишки Япончика» (2011), снятом уже совсем о других героях тех лет. Играет ее в этом фильме знаменитая Красная Шапочка советского кино Яна Поплавская.
