Один из мифов бурного 1917 года гласит о том, что в городке Переяславе Полтавской губернии также возникла независимая «республика». Во главе ее встал герой революции 1905 года, бывший первый председатель петербургского Совета рабочих депутатов Георгий Степанович Носарь, более известный как Хрусталев-Носарь.
В одном из иллюстрированных журналов даже появилась шуточная картинка, автор которой предложил следующие символы для этой новоявленной «республики» — малороссийского крестьянина в характерном костюме, монету с портретом Ивана Мазепы и здание государственного учреждения с табличкой «Палата № 6» (как будет видно из дальнейшего, Мазепа в данном случае был совершенно не к месту).
Георгий Степанович Носарь родился в 1877 г. в семье крестьянина, учился в Переяславской и 2-й Киевской гимназиях, а затем на юрфаке Петербургского университета.
За участие в студенческом движении был сослан, но добился разрешения сдать экзамены экстерном, после чего стал помощником присяжного поверенного.
Звездный час Носаря настал в 1905 г. Приняв активное участие в рабочем движении, он под именем рабочего Хрусталева входит в состав петербургского Совета рабочих депутатов и, более того, благодаря своей беспартийности становится его председателем (Носарь придерживался леволиберальных взглядов, но позже все-таки вступил в РСДРП, примкнув к ее меньшевистской фракции).
Хрусталев-Носарь (именно так с этой поры его называют) становится героем первых полос газет. Несмотря на то что Совет иногда называли «правительством Носаря», его личное влияние было ограниченным; большую роль в этом органе играли также Лев Троцкий и Александр Парвус. С первым у Носаря сразу же возник конфликт, а впоследствии борьба против Троцкого станет его идеей фикс.
Летом 1905 г. Носаря арестовали, он просидел два месяца в Петропавловской крепости и был выслан из Петербурга, но нелегально вернулся и продолжил политическую деятельность. В конце ноября 1905 г. Хрусталев-Носарь вновь был арестован, судим и отправлен в ссылку, из которой бежал за границу в 1907 г.
В эмиграции он порывает с социал-демократами, увлекается синдикализмом, затем богоискательством, оказывается втянут в ряд странных и темных историй (например, некий Циммерман обвинил его в краже часов и двух рубашек).
После начала Первой мировой войны Носарь возвращается в Россию, надеясь, что благодаря такому патриотическому жесту получит прощение. Но он ошибается — сразу же после пересечения границы в сентябре 1915 г. последовал арест.
В 1916 г. состоялся суд, на котором Носарь рассказывал о том, что служил во французской армии и чуть ли не благодаря ему был спасен Париж от немецкого наступления. Из-за этих высказываний была назначена медицинская экспертиза, по итогам которой его все же признали вменяемым. Затем последовал приговор: три года каторжных работ.
Февральская революция 1917 г. освободила Носаря. Прибыв в Таврический дворец, он вновь пытается играть роль в новом Совете рабочих депутатов, но его усилия ни к чему не приводят. Разочарованный в столичной политике, он уезжает в Переяслав.
Приехав на малую родину, он сразу же включается в местную политическую жизнь. Расследование махинаций в продовольственной сфере и ораторский талант дают ему огромную популярность среди населения.
В апреле 1917 г. проходят выборы в Переяславское земство, председателем его становится Носарь. Кроме того, он избирается председателем земской управы, уездным комиссаром (без утверждения со стороны Временного правительства), председателем общественного исполнительного комитета и продовольственной управы — таким образом, все основные должности концентрируются в его руках.
Каждый день к нему приходят толпы крестьян-просителей — он всех выслушивает, дает советы, старается помочь, всегда выступает на их стороне в конфликте с помещиками и чиновниками. Носарь вмешивается в деятельность ведомств, даже формально ему не подчиняющихся, отдает распоряжения, угрожает разными карами в случае невыполнения. Уже к лету 1917 г. в Переяславском уезде он — «царь и бог». Толпы крестьян рукоплещут ему и готовы идти за ним туда, куда он укажет.
Слухи о самоуправстве Носаря идут в Киев, в Москву, Петроград, они множатся и обрастают фантастическими подробностями. Полтавский совет рабочих и солдатских депутатов отправляет в Переяслав комиссию с целью выяснить обстановку на месте — Носарь начинает всячески ей противодействовать. Зато комиссии помогает переяславская «оппозиция», в частности, местный совет. В конце мая конфликт вышел на поверхность на заседании Переяславского исполкома. Хрусталев не получает большинства голосов (15 — за него, 9 — против, 10 — воздержались), объявляет о сложении с себя всех полномочий и покидает собрание.
20 мая Носарь своим постановлением вводит на территории уезда военное положение, требует беспрекословного подчинения назначенному им коменданту и угрожает всем нарушителям порядка военным судом. Самое смешное, что уезд, располагаясь в прифронтовой полосе, и так находился на военном положении, а Хрусталев-Носарь не имел никаких полномочий издавать подобные постановления.
Как писала «Киевская мысль», «в Переяславе эти эксцессы объясняют не только авантюристическими повадками Хрусталева, но и его психическим нездоровьем».
Это постановление, которым Носарь де-факто присвоил себе высшую власть в уезде, и было воспринято в столицах как провозглашение «Переяславской республики». Через несколько дней он пришел в себя и отменил постановление.
Чтобы успокоить столичную прессу, земская управа делает заявление: «Все сообщения о том, что в Переяславском уезде существует какая-то республика, которая будто бы не считается с общегосударственными интересами, представляют сплошной, ни на чем не основанный вымысел». Но газеты не успокоились, выходят все новые статьи под заголовками «Переяславская республика», «В сатрапии Носаря», и скоро практически вся читающая публика убеждена в реальности существования «республики» во главе с Носарем.
Из Полтавы в Переяслав даже присылают войска для ликвидации «республики», но, не обнаружив таковой, они вынуждены уйти восвояси. После этого Носарь переходит в наступление, обвиняет полтавские власти, приславшие войска, в «недемократичности». В конце концов он выходит из конфликта победителем: не только сохраняет все свои посты и получает фактическое признание со стороны Временного правительства, но и добивается самороспуска Переяславского совета.
20 июня Носаря, приехавшего в Полтаву на губернское земское собрание, арестовывает Полтавский совет, желающий взять реванш за унижение своих переяславских коллег. Но эти события только увеличивают популярность Носаря в Переяславе, как пострадавшего за «народное дело». Новый переяславский комиссар, назначенный вместо Носаря, не решается ехать в уезд, боясь расправы со стороны местных жителей.
В конце июня Носаря освобождают, и он с триумфом возвращается в свой город, откуда в спешке бегут его враги — городской голова и начальник милиции. Возвращает он себе и пост уездного комиссара, правда, утверждения из Петрограда так и не последовало.
Проявляет своеволие Носарь и в «украинском вопросе».
Первоначально признав Центральную Раду, он некоторое время спустя начинает противодействовать начинающейся украинизации. В украинской прессе жаловались, что Носарь, став редактором «Переяславской газеты», полностью перестал печатать материалы на украинском языке (хотя при этом постоянно называл себя украинцем). Земское собрание отказывается передать внешкольное образование в руки украинской «Просвиты».
На состоявшихся летом 1917 г. выборах в Переяславскую городскую думу список Хрусталева-Носаря, именовавшийся «украинско-демократическим», получил 20 мест (при этом евреи получили 8 мест, социалисты — 2, настоящие украинцы — 2, домовладельцы — 1).
Украинская пресса возмущалась, что Носарь присвоил себе «украинское» название, хотя в его списке нет ни одного человека, занимавшегося хоть какой-то работой в украинском национальном движении. Более того, в его списке имелось множество людей, которые еще недавно именовали себя русскими, а некоторые из них были настоящими черносотенцами. Почему же этот «русско-черносотенный» список победил в украинском городе, задавалась вопросом украинская газета? И тут же отвечала: «Только потому, что первым там стоял Г.С. Носарь, которому очень верит простой народ».
Носарь безраздельно правит Переяславским уездом до ноября 1917 г., когда под давлением возрожденного Переяславского совета, солдат и губернского комиссара вынужден уйти с поста комиссара уездного, правда, оставшись при этом председателем земской управы. Но влияние его падает, бывшие сторонники примыкают к крупным партиям — украинским эсерам и большевикам.
В начале 1918 г. Хрусталев-Носарь участвует в выборах в Украинское Учредительное собрание. И здесь он не обходится без того, чтобы выкинуть что-то оригинальное.
Он выдвигает в Полтавском избирательном округе список № 7, который состоял из одного-единственного человека — самого Хрусталева-Носаря. Так же, как в известном мультфильме адмирал Иван Федорович Крузенштерн был «человек и пароход», так и Георгий Степанович Хрусталев-Носарь был «человек и избирательный список». Конечно, в рамках всего Полтавского избирательного округа он провалился, получив лишь 2361 голос (0,26%), причем 2196 из них — в Переяславском уезде (в котором он с 3,63% даже занял почетное третье место после украинских эсеров и большевиков).
С украинскими властями, вернувшимися в немецком обозе, общий язык Носарю и земской управе найти вновь не удалось. По его словам, «мы не могли помириться, когда украинствующий шовинизм сделал покушение на начальную школу, требуя немедленной и обязательной украинизации ее. Это угрожало полным разрушением всему школьному делу уезда…»
В марте 1918 г. в Переяслав приехали эмиссары украинского правительства для ареста Носаря за противодействие украинизации, но вместо этого были сами арестованы Носарем. Съездив в Киев и выяснив, что власти УНР никаких претензий к нему не имеют, а постановление на арест было недоразумением, Носарь вернулся в Переяслав и сложил свои полномочия, понимая, что нормально работать ему все равно не дадут.
В конце весны 1918 г. Хрусталев-Носарь приехал в Киев и некоторое время прожил в столице «Украинской державы». Здесь он встретил председателя Киевского клуба русских националистов Анатолия Савенко, с которым вместе учился в переяславской гимназии. Тот, в свою очередь, свел Носаря с лидером русского движения Киева Василием Витальевичем Шульгиным, и они все вместе встретились за чашкой чая.
У Шульгина, видимо, остались хорошие впечатления от гостя: «Хрусталев-Носарь был умный и сильный человек. Сверх того, он был честный человек и для себя лично ничего не искал. Все [его] деятельность была направлена на учреждение в России политической свободы».
Видимо, Шульгин был впечатлен и рассказами Носаря о его переяславской «диктатуре»; позднее он писал, что «средь полной анархии, царившей в то время во всей России, т.е. в 1917 году, на Полтавщине благодаря мерам Хрусталева-Носаря царил полный порядок и изобилие. Население платило налоги, никого не грабило; земская касса собрала восемь миллионов рублей». В действительности все было, конечно, не так благополучно, как рассказывал бывший вождь «Переяславской республики».
По словам Савенко, Носарь «был пламенный сторонник единой России и ненавидел украинство. Под влиянием ужасов революции он пересмотрел свои верования и в последнее время сильно эволюционировал, примкнув полностью к программе "Внепартийного русского блока"» (то есть к русским националистам и конституционным монархистам).
Вскоре в «Голосе Киева», газете киевских русских националистов, были опубликованы отрывки из только что изданной книги Хрусталева-Носаря «Из недавнего прошлого».
Наибольший интерес представляет предисловие к книге под заглавием «О том, как Лейба Троцкий Россию продавал». В этом тексте Носарь продолжил свою войну с Троцким, доказывая, что тот не только немецкий шпион, но и давний агент Департамента полиции, который в 1905 г. своей революционной тактикой в Совете рабочих депутатов «отрезал возможность мирного соглашения с абсолютной монархией на почве конституционной монархии». Теперь, по словам Савенко, Носарь считал, что революция должна закончиться созывом Земского собора и избранием нового царя.
Согласно советским источникам, во время правления Скоропадского Носарь был начальником какой-то непонятной «гайдамацкой полиции» в Переяславе и занимался организацией репрессий против местных большевиков, готовивших восстание, но никаких достоверных подтверждений этого нет.
Что делал Носарь в дни падения гетманского режима — также загадка. Сведения об этом периоде его жизни отрывочны, а достоверность их сомнительна.
Если верить одному из этих источников, то мы видим Носаря уже в новой ипостаси — украинского самостийника.
По словам члена ревкома города Канева чекиста Габинского (Каляева), в мае 1919 г. он случайно оказался на тайном совещании в Переяславе, на котором планировалось поднять восстание против большевиков. На встрече присутствовали Георгий Хрусталев-Носарь, его брат Евгений (представитель Петлюры), атаман Зеленый, атаман Ангел, «представитель переяславской черной сотни» фельдшер Волковой, а также командиры некоторых ненадежных советских частей.
Якобы Носарь, руководивший встречей, говорил в самостийническом духе и заявлял о желательности власти в духе универсала атамана Григорьева и в соответствии с процентной нормой: 80% украинцев, 15% великороссов, 5% евреев. В конце заседания он заявил о необходимости провести в жизнь принятое на заседании постановление — «освободить из тяжелой неволи неньку-Украину».
Носарю было поручено заняться объединением сил для свержения советской власти, и на этом заседание было закончено. Габинский пытался сообщить о готовящемся восстании начальству, но никаких мер предпринято не было. В итоге он решил, что надо заняться решением проблемы самому.
В ночь на 9 мая 1919 г. Габинским и красноармейцами во главе с Шрамченко были арестованы Евгений Носарь и фельдшер Волковой, сутки спустя их расстреляли. Георгий Носарь, узнав об аресте брата, пришел ходатайствовать об их освобождении, но был арестован сам. В ночь на 11 мая его расстреляли в бывшем отеле Симонова, а тело сбросили в Днепр. По словам Габинского, тело выплыло к берегу, и поэтому его пришлось закопать.
По другой версии, рассказанной большевиком Яновским, 9 мая в Переяславе начались волнения из-за того, что уездный ревком хотел реквизировать здание местного монастыря для нужд госпиталя. Именно в этот день ожидалось возвращение в монастырь почитаемой иконы, и поэтому собралась большая толпа. Монахи пустили слух, что «жиды-коммунисты отбирают ключи от церквей», и толпа начала волноваться.
Во главе толпы встали фельдшер Волковой и Хрусталев-Носарь, которые стали призывать красноармейцев не подчиняться «жидам-коммунистам». Еще до этого Носарь вел работу против комитетов бедноты, собирал вокруг себя все контрреволюционные элементы Переяслава.
Местный партийный комитет принял решение ликвидировать Хрусталева-Носаря и его окружение. Дальше все описано приблизительно так, как в первой версии. Сначала были арестованы и расстреляны Волковой и Евгений Носарь (который, правда, согласно этой версии приехал от белых, а не от Петлюры), а затем и сам Георгий Носарь.
Вторая версия выглядит куда более реалистичной. По крайней мере, связи с самостийниками и какие-то тайные встречи с участием атаманов Зеленого и Ангела выглядят не очень правдоподобно. Вероятно, Габинский хотел показать себя в качестве человека, предотвратившего опасный заговор, хотя в действительности никакого заговора и не было.
После смерти Хрусталева-Носаря поползли слухи, что он был убит по личному приказанию Троцкого, мстившего за разоблачение его как полицейского агента, а голову Георгия Степановича в качестве доказательства якобы отвезли в Москву Льву Давидовичу.
Прямых доказательств этого нет, но в воспоминаниях сотника армии УНР Никифора Авраменко, работавшего в 1919 г. в советском военном комиссариате в Каневе, рассказывается о том, как он однажды встретил чекиста Габинского. Тот, будучи пьяным, показал бумагу, в которой значилось следующее: «Совершенно секретно. Товарищу Габинскому поручается ликвидировать самозванца председателя Совета в Переяславе Хрусталева-Носаря вместе с ближайшими сотрудниками. Действовать весьма осторожно и без огласки. Нарком Л. Троцкий».
Нет никаких сомнений, что Авраменко встречал Габинского, но весь вопрос в том, была ли показанная им бумага настоящей? При этом Габинский в своих воспоминаниях про Троцкого вообще не упоминает.
Также интересно то, что никаких следов брошюры «Из недавнего прошлого» не осталось, — то ли тираж ее был небольшой, то ли значительную часть экземпляров действительно уничтожили — уж не по приказу ли Троцкого? Впрочем, еще в 1920-е гг. ее текст у биографов Носаря имелся и цитировался в ряде работ, так что, вероятно, Троцкий в данном случае ни при чем.
Так или иначе, жизненный путь бывшего вождя «Переяславской республики» был окончен. «Этот высокоодаренный человек <…> мог бы еще очень много принести пользы Родине и родному народу. И моя мысль как-то не может примириться с тем, что в моем родном городе <…> нет уже более Георгия Степановича с его вулканом энергии, вечным фонтаном проектов и новых начинаний, с его неутолимой жаждой деятельности», — писал в некрологе Анатолий Савенко.
Чем же были вызваны столь резкие перемены в политических воззрениях Носаря?
То он был либерал, то социал-демократ, то синдикалист, то русский националист и монархист, то называл свой избирательный список «украинским», то вел борьбу с украинизацией.
Конечно, можно все списать на беспокойный характер Георгия Степановича, его желание все время находиться на виду, ловить на себе восхищенные взоры людей, чувствовать власть над толпой. Но причина, видимо, не только в этом.
Владимир Бурцев, известный «охотник за провокаторами» и защитник Хрусталева-Носаря на процессе 1916 г., писал в некрологе в газете «Общее дело»: «Я защищал Носаря потому, что для меня всегда было вне сомнения, что все последние десять лет он был душевнобольным человеком, и его нельзя было считать ответственным за то, что он делал и что было не его преступлением, а его несчастием».
Но при всем этом нельзя отрицать и того, что Хрусталев-Носарь был талантливым и энергичным человеком, способным вести других людей за собой. К тому же именно такой человек, в обыденное время производящий впечатление не вполне психически здорового, был вполне органичен для периода Гражданской войны, и именно таких людей и выносит на гребень волны революция.
