Откуда вообще есть пошло украинское либертарианство, о котором во времена Порошенко если и упоминали отдельные товарищи, то только из числа узкокабинетных мыслителей, чьи идеи с реальной жизнью были связаны вообще никак?
После победы Зеленского границы идеологического поля неожиданно расширились, добравшись до экзотической теории предельного умаления роли государства во имя тотального главенства принципов рыночной экономики и частной инициативы.
Профессор-правовед Стефанчук, представитель президента в Раде, поведал недавно, с каким идейным багажом партия Зеленского отправится на парламентские выборы. «В основе идеологии нашей партии лежит идеология либертарианства. Либеральная модель экономики, либеральная модель отношений с соответствующими национальными особенностями. Основная миссия — сломать систему и предложить новую модель экономики, где государство становится сервисом, предлагает другое качество предоставленных услуг, запускает частные инициативы во все сферы», — говорит уважаемый господин профессор.
Все это напоминает горячечный бред. Да, собственно, им и является. Ни одна партия не может позволить себе выходить в предвыборный период с либертарной программой преобразований, поскольку таковые реформы ухудшают условия жизни массового избирателя в разы, предоставляя бонусы тем предпринимателям, которые готовы действовать без оглядки на какие-либо нравственные принципы, общественные интересы, социальные нужды и прочие, с точки зрения либертарианцев, бессмысленные игрушки, замедляющие развитие общества. Либертарианский рай — это джунгли, где сильные пожирают слабых, а в руки частника передается все — не только экономика, но и важнейшие государственные службы и ведомства. Никаких государственных здравоохранения, пенсионной системы, образования и госдотаций. В системе политических координат Европы это крайне правый взгляд на вещи.
Что-то подобное пытался выстроить в Грузии Михаил Саакашвили, поручив реформирование государства убежденному либертарианцу, олигарху Кахе Бендукидзе, который был назначен министром экономики. Не сказать, что выбранный путь обеспечил стране небывалый расцвет. Население обнищало еще больше, что, впрочем, является характерным признаком либертарианских реформ еще со времен Пиночета и его «чигакских мальчиков». И российский опыт, связанный с именами Гайдара, Чубайса, Авена и прочих, тоже никак нельзя признать успешным. Напротив, реформы привели, как и в Грузии, к катастрофическому разграблению активов страны предпринимателями, приближенными к власти.
Между тем, ничего либертарного по духу и содержанию из разномастных и идеологически не очень связанных в единую систему заявлений президента Зеленского не следует. Напротив, он скорее склонен делиться с публикой умеренно левыми взглядами, что следует признать куда более разумным перед выборами. Пообещать избирателю лишить его всех видов социальной помощи, оказываемой государством, означало бы сузить количество поданных за твою партию голосов до минимума, равного примерно статистической погрешности. Так что мне кажется, что высокоученый профессор Стефанчук — это как раз тот чудак из кабинета, который случайно получил возможность высказаться публично и выдал в пространство ни с кем несогласованную узкотеоретическую отсебятину.
Что касается реформ вообще, то, помимо людей в них по-настоящему заинтересованных и готовых проводить именно их, а не уводить активы под сурдинку (я таковых на украинском реформаторском поле пока не наблюдаю), так они требуют еще и очень серьезных денежных затрат. А деньги на Украине тратятся следующим образом: кредиты МВФ уходят на погашение долгов и процентов с долгов различным международным организациям, включая тот же МВФ. Чтобы обслуживать текущие государственные нужды, Киев все глубже залезает в долговую яму, производя все новые и новые займы. Гигантский военный бюджет, которого нищая страна себе позволить не может, довершает картину.
В этих условиях не то что реформы проводить, а и устоявшийся порядок поддерживать невозможно. Поэтому господам либертариям, проклюнувшимся неожиданно в окружении Зеленского, придется подождать немного. Или много.
