МИД РФ в понедельник иронично поблагодарило Лэнгли за продвижение «великого и могучего», и повод для иронии тут действительно есть. В таком наборе отразились многие застарелые проблемы ЦРУ, крайне вредящие и разведке США, и США в целом.
«Говорите по-русски? Являетесь гражданином США с высшим образованием? Интересуетесь национальной безопасностью? Ваши навыки нужны здесь», — говорится в сообщении аккаунта ЦРУ в Твиттере. Прилагающийся к этому коллаж уточняет, что «в качестве сотрудника-лингвиста» можно «раскрыть правду». Видимо, это отсылка к девизу ЦРУ, заимствованному из Библии – «Истина делает свободным».
Подобный набор далеко не первый. В зависимости от сиюминутной потребности, ЦРУ периодически объявляет «призывы» соискателей, владеющих теми или иными языками. Это косвенно свидетельствует об отсутствии целостной стратегии – потребность в языках всегда возникает неожиданно, как снег в Магадане. Но сейчас это игривое сообщение (некоторые назвали его «самым скучным предложением о вакансии») совпало с 70-летним юбилеем центральной разведки, который прошел почти незамеченным, вызвав лишь перечисления громких фактов из истории ЦРУ в разделах «провалы» и «скандалы».
В США в принципе не приветствуются подобного рода корпоративные праздники, но Лэнгли и впрямь не в том состоянии, чтобы праздновать юбилеи. Даже «внешнее» отношение к американской разведке уже давно не ориентируется на высокие голливудские стандарты, в которых даже критика методов работы обычно подавалась через профессионально прописанную героизацию. Десятки нескончаемых реформ и перестроек привели к тому, что многие просто запутались – что представляет собой эта организация и чем она вообще занята. Но в этом плане существует действительно важный аспект, в современной обстановке постепенно превращающийся в ключевой – это влиятельность, влияние и различие между этими позициями.
В США 17 различных разведывательных организаций, донесения которых сводятся воедино. Каждое утро этот текст докладывает главе государства дежурный офицер ЦРУ (вопреки устоявшемуся мнению, это не директор, но подобная роль важна роль в плане карьерного роста – сказывается «близость к телу»), с чего, наряду с дайджестом прессы (так называемая «ранняя птичка») и начинается президентский день. Такие доклады не формируют повестку дня, но вполне могут повлиять на настроение главы государства, что, конечно, влияние, но еще не влиятельность.
В былые времена ЦРУ могло полностью подменить собой все системы, формирующие внешнюю политику США. 80 попыток свержений правительств в иностранных государствах – абсолютный рекорд, который уже никому не побить – Советский Союз силами КГБ вообще никого не свергал (с Хафизуллой Амином в Афганистане «всё не так однозначно»). Добрая половина из этих 80 попыток произошла без ведома Госдепа, а то и президента. Иногда – даже вопреки мнению и Госдепа, и президента. Принцип «не говорить, чтобы не замарывать главу государства» только на первый взгляд выглядел как рыцарское принятие на себя ответственности (судьба Оливера Норта тому порука).На деле это было оправданием присвоения ЦРУ несвойственных ему функций практической реализации внешней политики.
В том же СССР (постоянные сравнения оправданы тем, что большая часть истории ЦРУ прошла в борьбе как раз против Союза) КГБ и дернуться не мог без санкции всевидящего ока двух отделов ЦК КПСС: Международного и По связям с коммунистическими и рабочими партиями. Внешняя политика Союза была предельно централизована (у чего были и свои отрицательные стороны, например, инертность, медлительность и идейная зашоренность), так что самостоятельность разведки в этом смысле была просто невозможна, не говоря уже о силовой составляющей. Потому в карьерном плане переход на работу в ЦК из ПГУ КГБ был очевидным повышением – именно там вырабатывалась стратегия, а разведка была лишь «рукой Москвы», точнее – механическим «протезом».
Такая изолированность ЦРУ привела к образованию внутри разведывательного сообщества особой субкультуры – «переднего края борьбы за идеалы и ценности западного мира». И дело не в том, что в борьбе за идеалы (в отличие от рутинной добычи информации) все средства хороши. Но в том, что эта «передовая роль» поражала мозг сотрудников как вирус. Человек начинал искренне считать себя праведником, которому заранее отпущены все грехи и дано право судить гражданских, не понимающих его особой роли в истории. И так – на протяжении нескольких поколений. Пример Джеймса Энглтона хрестоматиен и считается изжитым, но на деле эти настроения никуда не делись даже с утратой основного противника — СССР.
В итоге эта «корпорация праведников», никем по сути не контролируемая, присвоила себе значительную часть государственных функций. И осуществляла их если не прямым вмешательством, то путем манипулирования гражданскими органами и отдельными личностями. Генерал Колин Пауэлл, размахивающий в ООН пробиркой, — не более чем объект манипуляции, что бы он ни думал о себе как о первом чернокожем председателе Объединенного комитета начальников штабов (по-нашему – Генштаба), первом темнокожем госсекретаре, усмирителе Панамы и разработчике новой военной тактики воздушного подавления в ходе «Бури в пустыне». Даже таким национальным героем можно манипулировать, и на него обязательно найдется рядовой (и до сих пор безымянный) агент, который выдаст непроверенную информацию, полученную от готового все подтвердить иракского перебежчика, за доказанный факт.
Кстати, Пауэлл использовал пробирку только как ораторский прием, демонстрируя объем бактериологического оружия, достаточного для казус белли. Но факт манипуляции уже вошел в историю.
В КГБ подобное было невозможно. В ПГУ манипулировали скорее друг другом. Да, начиная с позднебрежневского времени там цинично превращали рутинную работу в метод карьерного роста, например, присваивая резидентуре лавры в организации «маршей мира» и протестов зеленых против размещения ядерного оружия в Западной Европе. Но обмануть ЦК путем фальшивого отчета о химическом оружии в голову бы никому не пришло. Инстинкт самосохранения – базовый, и если он не срабатывал, то человек уезжал работать делопроизводителем ЗАГСа в Конотоп. Это, конечно, не «гражданский контроль за спецслужбами», и никто тут не собирается приукрашивать советские времена. Но американская форма «гражданского контроля» до сих пор проявляет себя только постфактум. Нашкодили, что-то выплыло наружу, формируется сенатская комиссия, начинает пытать старших офицеров в прямом эфире, но событие-то уже произошло. Это как обезвреживать бомбу, которая уже взорвалась.
Хуже того, дискредитация ЦРУ как государства в государстве так и не привела к смене корпоративного сознания и этики, а чудовищный бюджет помог лэнгли изменить тактику. Сейчас основной объем подрывной работы ведется не напрямую через станции (резидентуры), а через сотни подставных организаций – от официально заявленных контор «по продвижению американских ценностей» до на первый взгляд безобидных благотворительных, научных и экономических форумов. Инструмента контроля за деятельностью ЦРУ не существует, как нет и какого-либо органа власти, который давал бы этой организации конкретные задания. «Пойди туда не знаю куда» внутри Лэнгли трактуется как «мы сами лучше знаем, что вам нужно».
В советском КГБ существовали задания ЦК и Госкомитета по науке и технике (ГКНТ). Хоть мехом внутрь вывернись, а достань этот шуруп от новой американской подлодки или узнай, что Бокасса ел вчера на обед. Этот принцип с некоторыми поправками на XXI век существует до сих пор. В ЦРУ наоборот – сами определяют, какую информацию предоставить госдепу, президенту и военным, методом интриг и манипуляций добиваясь осуществления своих планов на местности. Результат – бесчисленное количество практических ошибок и провалов на Ближнем Востоке и постсоветском пространстве, а также стойкая неприязнь между агентством и военными. Иногда даже создается впечатление, что ЦРУ ведет свою отдельную войну, используя несведущих профанов в личных целях.
Еще одна особенность этой корпоративной этики – низкий уровень аналитики и экспертизы. ЦРУ всегда страдало от излишнего увлечения наукообразными психологическими теориями сомнительного фрейдистского свойства. В результате к практической оперативной работе допускаются люди, успешно прошедшие десятки странных тестов, а их жизнь в дальнейшем обрастает сотнями многостраничных инструкций. Тупое следование оным (например, при проведении вербовки) способно напрочь убить воображение и способность к импровизации, в итоге сотрудника ЦРУ в Москве можно вычислить просто по выбору им места встречи или даже одежды.
Но это – оперативная работа, в рамках которой агентство давно стремится отказаться от лобовой вербовки (в том числе, потому, что просто не получается). В аналитики вообще попадают не по уровню профессиональной подготовки, а по идеологическим воззрениям. Это будет пострашнее, чем вступление в КПСС. Партбилет был лишь путевкой к карьерному росту, а вот в американское мессианство действительно нужно верить, начисто отрицая при этом национальные, этнические, психологические и религиозные особенности страны пребывания.
Впрочем, подобная ошибка была и в ПГУ КГБ при работе в странах третьего мира. Любой птеродактиль, способный произнести цитату из Маркса или Ленина, становился «другом Советского Союза» и получал контейнеровоз с «калашниковыми». Если цитировал Мао, напротив, уходил в разряд врагов. Так произошло в Зимбабве и Замбии, Египте и Гвинее, Конго и Индонезии. Но Советского Союза и коммунистической идеологии давно нет, а американские ценности, внедряемые повсеместно, остались. Принцип тот же: произносишь что-то внятное про демократию по-американски, либеральную экономику и свободу – получи печеньку.
Сформулировал этот принцип еще Уильям Кейси: «Задействуй негодяев, если хочешь быстро выполнить работу». Это стоило ему инфаркта после «Иран-контрас» и отставки, но мысль запомнилась.
В итоге аналитика сводится к поиску таких вот объектов разработки, а не к объективному анализу всех особенностей. Строго говоря, эти особенности национального быта считаются вредными случайными обстоятельствами, которые сами собой пройдут как простуда после «свободных выборов», либерализации экономики по принципам МВФ и передачи рычагов власти посольству США. Это не глобализация в чистом виде, а внутренняя уверенность в том, что существует только одно идеальное устройство жизни любой нации, до сих пор слегка искореженной какими-нибудь национальными особенностями.
Они даже языки не учат. Любой сторонник демократии обязан говорить по-английски, а остальные не достойны внимания. Эту особенность в странах третьего мира быстро раскусили – выставляют для общения с разведкой англоязычных и по-европейски одетых персонажей, а потом смеются в черные бороды, потому как янки опять удалось одурачить. Это, конечно, некоторое преувеличение, но ведь даже французы внутри ЦРУ считаются «заблудшими» в силу их странной верности языку и специфике национального характера.
Считается, что реформы имени Трампа задуманы именно как попытка слома системы «государства в государстве». Но так дела не делаются. В ЦРУ назначение одного нового человека или даже целой команды на ключевые должности не приведет к смене корпоративного взгляда на жизнь. До тех пор, пока Лэнгли пребывает вне контроля правительства, оно будет жить своей жизнью, как жило все предыдущие 70 лет. А именно – формировать собственные представления о том, что хорошо и что плохо для Америки, навязывая их остальной государственной машине.
Это – главный негативный опыт, который можно вынести из всех лет существования ЦРУ. Прочие скандалы, интриги, расследования – это лишь частности общей практики, причем мелкие (крупные пока не экранизированы). Сами Соединенные Штаты в последние десятилетия страдают от этой ущербной системы, неся имиджевые и практические потери по всему миру. Но система Лэнгли уникальным образом реинкарнируется и обновляется, сохраняя полную автономность. И вряд ли на свете есть человек, который способен с этим справиться.
Евгений Крутиков
