https://ukraina.ru/20240111/1052623689.html

Спецоперация без героизма. Чего нельзя подождать на войне

Спецоперация без героизма. Чего нельзя подождать на войне - 11.01.2024 Украина.ру

Спецоперация без героизма. Чего нельзя подождать на войне

Наша спецоперация — это не только боевые действия, ежесуточные дежурства, наблюдение за врагом и огромная интеллектуальная работа десятков и даже сотен офицеров и бойцов, отслеживающих передвижения противника, определяющих цели и тактику действий как на всем фронте, так и на отдельных ее участках

2024-01-11T02:16

2024-01-11T02:16

2024-01-11T07:39

эксклюзив

спецоперация

захар виноградов

https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e8/01/0b/1052623431_0:257:2730:1793_1920x0_80_0_0_a1aa0e3b57623a5f46dbb6e6d699b910.jpg

Просто это еще и определенный быт, ежедневная жизнь бойцов и офицеров. Как на линии фронта, так и в ближайшем тылу. То самое, что не показывают по телевизору, не пишут в новостях и в статьях. Но то, что составляет весьма существенную часть жизни всех — от полковников и генералов до командиров взводов и рядовых солдат.Любой здесь, на линии боестолкновений (ЛБС), скажет вам, что погода, время года значительно влияют на все: гигиену, еду, сон, отправление естественных надобностей. Летом жарко, зимой холодно, осенью — дожди и слякоть, весной — таяние снега. Вроде бы банальные вещи. Но все это имеет совсем не банальное значение на фронте и вблизи него. Многое зависит от умения обустроить минимальный комфорт или, наоборот, невозможность этого. Просто в «лесополках», где находятся наши бойцы (так называют здесь лесополосы, разделяющие бесконечные поля), невозможно создать комфортные условия, привычные не только городскому, но и сельскому жителю.…С замполитом мотострелковой роты с позывным Сыч мы сидим в одноместном блиндаже-землянке, в нескольких сотнях метров от противника, ведем долгий ночной разговор — о войне, о прошлом и о будущем. Землянка — узкая, метра полтора шириной и метра четыре длиной даже не помещение, а нора. Три четверти ее занимают нары, на которых гостеприимно Сыч предложил мне разместиться, а сам пристроился на ящике из-под снарядов. Справа от нар — полка с разными мелочами: тарелка с пирожными, две чашки, упаковка чая, несколько раций, по которым Сыч периодически отвечает командованию и связывается с постами на участке ЛБС, который контролирует его рота. На время отпуска командира он исполняет обязанности комроты.Сыч — высокий крепкий мужчина. В землянке ему приходится, когда он встает и выходит проверить посты, нагибаться, чтобы не задевать головой бревенчатый накат.Выбраться из землянки непросто, первый заслон — что-то вроде толстого непромокаемого одеяла, закрывает вход, предостерегая от холода, второй — дальше по узкой земляной лестнице, состоящей из трех скользких ступеней, закрывает выход из блиндажа. Своеобразная двойная «дверь» с тамбуром предохраняет и от потерь тепла, и от проникновения света наружу. Если бы не было второй, тогда при выходе из землянки свет проникал наружу и «засвечивал» (в прямом и переносном смысле этого слова) наше местонахождение. Постоянно находящиеся над ЛБС беспилотники тут же зафиксировали бы светлое пятно и… жди прилет — мины или боезаряда с БПЛА-камикадзе.Но ночью, после 23 часов электроэнергия отключается. Не только в целях безопасности, но и экономии. Электричество на наших позициях подается от бензиновых генераторов, а бензин надо экономить. Доставка продуктов питания, БК (боекомплекта), горючего и всего прочего осуществляется в серое время суток — либо ранним утром, либо поздним вечером, в сумерках, когда дневные беспилотники уже ничего не видят, а ночные с тепловизорами пока не поднялись, или, если это утро, уже бесполезны.Сами генераторы располагаются вдали от блиндажей — тоже в целях безопасности, хотя тщательно маскируются и укрываются теплоизолирующим материалом, — опять же, в целях безопасности, — от беспилотников с тепловизорами.Все это продумано и организовано по всей нашей линии окопов — результат опыта почти двух лет войны.С той же целью не во всех землянках-блиндажах есть печки, согреваются в основном с помощью специальных газовых горелок. Печка – это дым, демаскирующий позицию и место дислокации. Поэтому их используют только ночью, когда он практически не виден. Готовят еду, если на печке, то ночью, если днем - на газовых плитках.В блиндаже, где мы сидим с Сычом, печки нет. Холод, несмотря на двойной заслон, заползает, как змеи сквозь дыры и щели и, кажется, даже газовый обогреватель, который Сыч включил в землянке, не способен справиться с зимними ночными морозами. Хотя нет. Как только в блиндаже становится на пару градусов теплее, с потолка начинает капать. Оглядываюсь.Потолок затянут толстой полиэтиленовой пленкой. Тепло нагревает ее и конденсат, собравшийся от нашего дыхания на потолке, превращается в воду, капающую на наши головы.«Надо было и потолок затянуть тем же материалом, что и стены», — отвечает на мой немой вопрос Сыч. А потом поясняет. Стены обтянуты специальным материалом, который используется для мешков, в которых с передовой вывозят груз 200. Ну вы, наверное, уже поняли, что это такое. Он не пропускает влагу и не собирает конденсат…Мы включаем два фонаря и продолжаем беседу в полумраке, что добавляет особую мужскую доверительность нашему разговору. Говорим о сокровенном — семье Сыча, по которой он скучает, сыне, которому уже восемнадцать, прошлом, которое у него весьма непростое.После школы закончил милицейскую школу, работал сначала участковым, потом следователем в райотделе, после этого в городском управлении, где занимался расследованием преступлений, которые называют «висяками» — группа опытных следаков выезжала в районы и раскрывала то, что оказалось местным не по зубам. Дослужился до капитана. При этом все время ощущал, что занимается тем, что ему не было интересно. Решил сменить профиль — поехал в Академию МВД, чтобы перейти на политико-воспитательную стезю. Отучившись, все равно ушел из МВД — замучило огромное количество бюрократической и, как утверждает Сыч, совершенно бессмысленной писанины. Работал сварщиком на сдельщине. Прельщала приличная (в сравнении с милицейской) зарплата и возможность быть по вечерам дома, чего во время его работы следователем практически никогда не было. Ушел на СВО добровольцем.Теперь здесь, на фронте, в сорок лет — все сначала, в смысле карьеры. Теперь он снова лейтенант, только на фронте, на ЛБС.Мы сидим в тесной, полутемной землянке, в которой с потолка капает конденсат, а ноги, несмотря на шерстяные носки, сковывает холод. Сыч греет чашку кипятка для чая на специальном приспособлении, которое прикреплено к газовому баллончику «Турист», и я вижу, что Сыч и в этой обстановке, где нет утюга, горячей воды и элементарных условий для поддержания чистоты, выглядит подтянутым, гладко выбритым офицером. «Офицерская кость» — так говорят про таких.— Почему «Сыч»? — спрашиваю ночного собеседника.— Все бумаги, протоколы, прочие документы во время работы в милиции-полиции заполнял по ночам, днем на этого времени не хватало, — объясняет лейтенант. — Привык, теперь по ночам мне легче, чем другим исполнять обязанности. Ночная птица — сыч.И правда, за те двое суток, что мы провели вместе, Сыч, по моим подсчетам, спал пару часов поздним утром. Ночью проверял посты, днем организовывал повседневную жизнь роты.Вообще, ночь — время наибольшей активности, когда можно, хоть и с опаской, обходить землянки и посты. А еще жарить еду на печке, вести неспешные разговоры. Впрочем, ходить по «чаче», так называют черную, как мазут, и липкую, как разогретый пластилин, грязь, которая засасывает на каждом шагу, наворачивается на обувь, превращая каждый шаг в небольшой, но очень неприятный квест, дело тоже очень непростое. А если начинается обстрел, то приходится нырять в эту спасительную грязь, не думая о последствиях для одежды и лица…Мусор, бытовые отходы — еще одна проблема командира роты. Он накапливается в землянках, его выносят и маскируют, чтобы не засекли те же беспилотники, которые по этим естественным отходам жизнедеятельности легко определяют место расположения людей. И как следствие — туда же летят мины. Мусор маскируют ветками, зарывают в землю, вывозят, если представляется такая возможность. Но последнее тоже затруднительно. В общем, изворачиваются как могут.…В серых утренних сумерках наблюдаю, как, пользуясь временной безопасностью, солдаты, бережно расходуя воду, умываются, чистят зубы, приводят себя в порядок после ночного дежурства. То есть, говоря по-мирному, проводят гигиенические процедуры.Содержать себя в этих условиях в чистоте и порядке — дело неимоверно сложное, практически невозможное. Раз в две недели каждый из бойцов имеет возможность по разрешению командира выехать в недалекий тыл, где у роты оборудована баня и место для отдыха — попариться и отоспаться.«Чаще не получается, — объясняет Сыч. — Каждый здесь, на ЛБС, на счету».Еда на ЛБС довольно разнообразная, есть различных видов колбаса, рубят салаты, варят супы и борщи. Даже картошку умудряются жарить с мясом. Пожалуй, еда — одно из немногих удовольствий, если не единственное, которое есть здесь. И Минобороны беспокоится и сами закупаются, делая заказы через тыловиков.А еще курево. Везде, где был, у мотострелков, артиллеристов, танкистов, разведчиков, так и не встретил ни одного некурящего. Курят все, курят много, не в пример столицам, где это теперь «немодно». Курят в блиндажах, в командных пунктах, в казармах, на боевых постах (не могу сказать, запрещено ли это Уставом). Правда, на постах, где несут боевое дежурство, курят аккуратно, «в рукав». Сигареты спасают от невыносимого запаха мышей, а еще, как уверяют бойцы и офицеры, расслабляют постоянно натянутые нервы.Мы снова в землянке, Сыч греет чай, и разговор становится совершенно непредсказуемым. Под утро, когда Сыч пошел проверять посты, я прикорнул на нарах, холод пробирал, даже спальник не спасал. И ко мне в спальник, видимо, сжалившись надо мной, забрался большой толстый желто-серый кот. Так и спали, согревая друг друга.Узнав за чаем о внезапно вспыхнувшей у нас дружбе, Сыч погладил в благодарность за его гостеприимство кота, и вдруг сказал то, что стало как бы продолжением этого гостеприимства. «Кота и собаку убить не могу. А вот человека — запросто».На мой недоуменный очередной немой вопрос ответил, как это у Сыча принято, не спеша, спокойно раскуривая очередную сигарету. Держа ее между большим и указательным пальцами и рассматривая огонек на кончике сигареты, не глядя мне в глаза, продолжил, кивнув в сторону противоположной от нас лесополки, где засели украинцы: «Вы же, наверное, знаете, что они делают с нашими пленными, что творят с населением, которое смеет не осуждать нас. Они даже трупы своих солдат не хотят убирать».Да, я все это знал, слышал, читал. И про «русский футбол» (когда бьют пленных кувалдами по ногам), и про то, как раздевают их же донага на морозе, как открывают в спины огонь по своим, тем, кто хочет сдаться.Один из бойцов рассказал, как наши предложили украинцам убрать с поля убитых, предупредили: «Стрелять не будем. Дайте и мы своих уберем». Своих украинцы забирать не стали, а по нашей эвакуационной группе открыли огонь. Начмед батальона, в котором служит Сыч, с позывным Фаска рассказал, что закрасил на наших машинах красные кресты. По ним украинцы открывают огонь в первую очередь или направляют на них БПЛА. Потому что знают, раз машина с красным крестом, значит там скопление живой, хотя и раненой силы…Мы молча пьем с Сычом чай. Молча не потому, что сказать нечего, а потому что говорить об этом больно. Да и ни к чему это. Мы знаем с ним всё то, что можно сказать в эти минуты и о чем говорить все-таки не хочется.Сколько ни выпей чая, сколько ни съешь пирожных, но наступает момент, когда все это в тебе переваривается. И наступает момент… Про который в фильме Никиты Михалкова «Цитадель» один из героев говорит: «Рожать и срать нельзя подождать». Конец цитаты.Рожать тут, на фронте, в мужском царстве, слава богу, некому. А вот все остальное является одним из самых малоприятных и прямо скажем, сложных, говоря современным языком, «квестов». Землянку для этого не оборудуешь, а построить туалет на передовой или даже в не глубоком тылу тоже невозможно. Любое изменение ландшафта, любое появление ранее не имевшегося специфического сарайчика, выдает присутствие людей. Поэтому обходятся без этих изысков. Тут, как говорится, «не до жиру, быть бы живу».В вечерних сумерках мы с Сычом прощаемся. Здесь, на фронте, где смерть гуляет между деревьев и следит за нами с неба, принято при прощании говорить не «до свидания» и не «пока», все говорят, наоборот, «не пока», значит встретимся, значит будем живы. Значит, всё лучшее еще впереди.Мне уезжать на квадрике, держась за спину водителя, бойца, который пару суток назад привез меня сюда. Квадрик выбрасывает из-под колес килограммы «чачи», поэтому Сыч укутывает меня с мужской независимостью на лице своим плащом. А водитель предупреждает, что ехать будем вдоль лесполки, по самому краю и чтобы я берегся злющих как хлысты ветвей голых зимних деревьев.Уже приехав в штаб батальона, отогревшись и снова напившись горячего чая, через несколько часов я снова встретил Сыча, все такого же стройного, неуставшего и основательного. Оказывается, он уступил мне не только плащ, но и место на квадрике, Ему нужно было попасть туда же, в штаб. И он прошагал по чаче несколько километров пешком.В этом нет, конечно, никакого героизма. Это просто такая жизнь. Во всем не для себя. Это вернее образ жизни.Впервые за двое суток я увидел на лице Сыча скупую улыбку, когда возвращал ему плащ. «В другой раз сочтемся», — сказал он.

https://ukraina.ru/20210822/1032102663.html

https://ukraina.ru/20240102/1052540062.html

2024

Новости

ru-RU

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

эксклюзив, спецоперация, захар виноградов

Эксклюзив, Спецоперация, Захар Виноградов