https://ukraina.ru/20230412/1045238729.html
Алексей Фененко: Для русских враги всё равно люди, а не пешки, которые можно сжечь авиацией
Алексей Фененко: Для русских враги всё равно люди, а не пешки, которые можно сжечь авиацией - 12.04.2023 Украина.ру
Алексей Фененко: Для русских враги всё равно люди, а не пешки, которые можно сжечь авиацией
Ситуацию на фронте и перспективы на будущее для ВС РФ в интервью изданию Украина.ру прокомментировал профессор факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова, эксперт РСМД Алексей Фененко
2023-04-12T15:38
2023-04-12T15:38
2023-04-12T17:15
сво
интервью
всу
фронт
армия
харьков
донецк
украина
россия
франция
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e7/01/0c/1042576484_52:1:879:466_1920x0_80_0_0_87bddf3cef4d6801481ccddcbc077a23.jpg
Мы по-прежнему почему-то мыслим категориями тотальной войны. Вот наша ошибка: всё или ничего. А Запад мыслит категориями ограниченной войны: локальный удар, локальное кровопускание может оказаться более болезненным и опасным, чем тотальная война.— Алексей Валериевич, украинское контрнаступление уже стало притчей во языцех в местных СМИ и в заявлениях официальных лиц…— Что странно, правда? Если бы противник готовил реальное контрнаступление, он бы делал это тихо. В таких делах стараются как можно меньше уведомлять о намерениях другую сторону. Здесь это делается как будто специально.В этой связи я бы не очень доверял утечкам американских якобы секретных документов и слезам американских экспертов. Это очень напоминает старый советский фильм «Освобождение», где англичане через Турцию дезинформировали немцев о сроках и месте открытия второго фронта в 1944 году. Тогда они вбросили несколько разных вариантов своей высадки в Европе, и когда немецкая разведка добыла настоящий, то ему не поверила. Скорее всего, американцы пытаются сейчас реализовать этот сценарий и в отношении нас.— Да, и параллельно с этим идут разговоры о том, что у России нет превосходства в живой силе, необходимой для наступления…— Заметьте, при этом мы практически не используем воздух и не ведём войну с инфраструктурой Украины. Это ведь очень важный момент.— Да, а что вы можете сказать о ситуации на фронте? При каких условиях, например, может пойти речь о приостановке конфликта?— Вот видите, о чем мы уже начали говорить, — именно это меня и тревожит. Мы можем долго обдумывать контрнаступления ВС РФ, но, вспомните, год назад мы обсуждали, как за несколько недель падёт Киев. Теперь мы размышляем, вторгнутся ли военные силы Украины (ВСУ) в Крым. Все это фиксируют американцы и англичане, которые считают, что конфликт завершается не в нашу пользу.— В чем именно он может закончится не в нашу пользу?— Британские аналитические центры (тот же «Оксфорд аналитиках ресурч» или Кембриджский университет) ещё в декабре 2022 года указывали: чем бы не завершился конфликт, это будет итог скорее в пользу Великобритании, чем России.Во-первых, после нашего ухода их Херсона они сохраняют Украине широкий выход в Чёрное море. Во-вторых, или Харьков, или Сумы сохраняются как плацдарм для будущего насыщения оружием против России.В-третьих, даже при потере Донбасса и Запорожья украинское государство присутствует на левом берегу Днепра. Это было перед Новым годом, и пока ситуация кардинально не изменилась, что меня особенно тревожит.— Как вы относитесь к китайскому плану мирного урегулирования?— Во всей этой истории меня беспокоят три вещи. Во-первых, это сам китайский план [мирного урегулирования на Украине] и переговоры Пекина с Парижем. Ведь, собственно, что предлагает нам Китай — заморозить на линии конфликта боевые действия. Это будет означать следующее: Россия не освободила ни одну область, о которых было заявлено по итогам референдумов осени прошлого года. Получается, мы даже не освободили Славянск и Краматорск; не освободили целиком Луганскую, Донецкую и Запорожскую области. На Херсонском направлении мы потеряли областной центр. Противник остается под Донецком.Если принять китайский план, в таком случае конфликт кончается дипломатически не в нашу пользу. После этого на Западе закричат, что это новая русско-японская война, это новый разгром России и напичкают Украину свежим оружием, поставят дальнобойные ракеты под Харьковом и Сумами за 2–3 года. Вот что произойдёт в случае китайско-французского посредничества или принятия китайского плана, который всем у нас почему-то понравился.— Как вы оцениваете недавние переговоры президента Эмманюэля Макрона в Пекине?— Мы часто говорим, что они были неудачны. Но не все так просто. Китай и Франция договорились взаимодействовать в области миротворчества. Это серьезно.Представим, что при гипотетическом наступлении ВСУ возьмут какой-то значимый населенный пункт, и в этот момент ЕС и Китай выдвинут общую миротворческую инициативу. Мы будем выглядеть в ней как проигравшая сторона, которой предложили мир.— В чем заключается второй момент, который, на ваш взгляд, важно увидеть в ситуации на фронте?— Момент второй — более опасный. Запад тестирует нас на готовность пойти на жесткие меры. А иначе зачем нужны обстрелы Шебекино, Валуек и других приграничных сёл — а посмотреть, как Россия будет реагировать на военные действия на своей территории.О каком ядерном оружии может идти речь, если вы толком не реагируете на обстрел ваших пограничных сел — на Западе ситуацию видят так. И неважно действительно ли так происходит на самом деле, важно, что в Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе начинают думать так. А теперь, похоже, и в Хельсинки. А почему бы завтра не пострелять у Калининграда, Правдинска, Багратионовска? Всё равно Россия не ответит ядерным ударом. Примерно так считают на Западе.Ну и третий момент. Помните, когда в 2018 году наш президент сказал: мира без России не будет. На это американцы отметили: мира без России не будет, а мир с портсмутским миром по образцу 1905 года очень даже возможен. После чего Россия получит новое 9 января и 1905 год — вот, собственно, их логика. Ведь никуда Россия не делась после русско-японской войны, как была на карте, так и осталась — без половины спорного и без того Сахалина. Другое дело, к чему это привело.Мы по-прежнему почему-то мыслим категориями тотальной войны. Вот наша ошибка: всё или ничего. А Запад мыслит категориями ограниченной войны: локальный удар, локальное кровопускание может оказаться более болезненным и опасным, чем тотальная война.Как я уже сказал выше, британцы давали анализ в «Оксфорд Аналитикал» в сентября прошлого года, когда было контрнаступление [ВСУ] под Харьковом. Россия могла бы в ответ на это поднять 40 бомбардировщиков и сжечь города или леса, где находилась живая сила ВСУ. Но Россия этого не сделала.— Почему, на ваш взгляд, мы активно не используем авиацию?— Я лично вижу три объяснения этому. Первое — что мы подавили не всё ПВО [Украины]. Хотя, честно говоря, мы пока не особо сильно пытаемся его давить.Во-вторых, мы всё-таки всё время хотим некоего политического урегулирования. Мы ведь по-прежнему говорим: Зеленский — президент. Мы не называем это «преступный режим», который надо физически уничтожить. Значит, сохраняем вариант мирного компромисса.Третье — я читал очень интересный анализ, что русское сознание отвергает воздушную войну. Мы не готовы вести войну, где идёт дистанционное истребление городов противника с безопасного расстояния. Это не в наших традициях.Был такой американский генерал Уэсли Кларк. Он сказал: в идеальной войне солдат не должен вообще воевать, он должен пить кофе и смотреть, как бомбардировщики расправляются с армией и городами противника, который бессильно и со слезами грозит кулаками в небо. Ну, в общем, в наше время это англосаксонский идеал войны. Нам он не подходит: для нас враги все равно люди, а не масса пешек, которую надо эффективно уничтожить и забыть.— Разве в наш век ноу-хау нелогично воевать машинами, беспилотниками, а не людьми?— Получается, что нет… Ноу-хау технологии оказались отчасти большим мифом, о чем предупреждал ещё в конце 2008 г. министр обороны США Роберт Гейтс.Помните, был такой американский писатель-фантаст Томас Клэнси. Он написал, что до войны нас пугали ядерной ночью, а в реальной войне нам пришлось снова окапываться как в Первую мировую. И, как видим, оказался во многом прав,Мы переоценили все новации и нововведения. Об этом после войны в Грузии сказал экс-глава Пентагона Роберт Гейтс: "Что мы будем делать, если противник нечувствителен к потерям, если он фанатичен и готов идти на любые жертвы? Мы-то не готовы на них идти. А он готов жертвами и фанатизмом компенсировать все эти наши высокоточные игрушки".Выдающийся немецкий стратег Хельмут фон Мольтке — старший ещё в середине XIX века предупреждал: воевать умением против большой массы не всегда получается. Самая лучшая армия постепенно несёт потери и теряет ядро выученных солдат и офицеров. А обильный числом и фанатичный противник, нечувствительный к потерям, при сопоставимом вооружении постепенно набирается опыта, и соотношение сил меняется. Именно так армии Французской революции, санкюлотов, побеждали меньшие, но лучше выученные и более дорогие армии остальной Европы.— Что изменится после СВО?— После СВО на Украине, я думаю, в России и в странах НАТО возродится идеал большой армии. Ведь до этого речь шла о том, чтобы иметь компактную высокопрофессиональную армию. Оказывается, этого мало. Оказывается, закон военного искусства прежний: против большой армии нужна большая армия. Нам всем: и России, и странам Евросоюза придется менять школьное образование — снова необходимо возрождать идеал большой многочисленной армии.
https://ukraina.ru/20230112/1042581333.html
https://ukraina.ru/20230411/1045204532.html
https://ukraina.ru/20230410/1045185653.html
https://ukraina.ru/20230411/1045206109.html
армия
харьков
донецк
украина
россия
франция
китай
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2023
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
сво, интервью, всу, фронт, армия, харьков, донецк, украина, россия, франция, китай
Мы по-прежнему почему-то мыслим категориями тотальной войны. Вот наша ошибка: всё или ничего. А Запад мыслит категориями ограниченной войны: локальный удар, локальное кровопускание может оказаться более болезненным и опасным, чем тотальная война.
— Алексей Валериевич, украинское контрнаступление уже стало притчей во языцех в местных СМИ и в заявлениях официальных лиц…
— Что странно, правда? Если бы противник готовил реальное контрнаступление, он бы делал это тихо. В таких делах стараются как можно меньше уведомлять о намерениях другую сторону. Здесь это делается как будто специально.
В этой связи я бы не очень доверял утечкам американских якобы секретных документов и слезам американских экспертов. Это очень напоминает старый советский фильм «Освобождение», где англичане через Турцию дезинформировали немцев о сроках и месте открытия второго фронта в 1944 году. Тогда они вбросили несколько разных вариантов своей высадки в Европе, и когда немецкая разведка добыла настоящий, то ему не поверила. Скорее всего, американцы пытаются сейчас реализовать этот сценарий и в отношении нас.
— Да, и параллельно с этим идут разговоры о том, что у России нет превосходства в живой силе, необходимой для наступления…
— Заметьте, при этом мы практически не используем воздух и не ведём войну с инфраструктурой Украины. Это ведь очень важный момент.
— Да, а что вы можете сказать о ситуации на фронте? При каких условиях, например, может пойти речь о приостановке конфликта?
— Вот видите, о чем мы уже начали говорить, — именно это меня и тревожит. Мы можем долго обдумывать контрнаступления ВС РФ, но, вспомните, год назад мы обсуждали, как за несколько недель падёт Киев. Теперь мы размышляем, вторгнутся ли военные силы Украины (ВСУ) в Крым. Все это фиксируют американцы и англичане, которые считают, что конфликт завершается не в нашу пользу.
— В чем именно он может закончится не в нашу пользу?
— Британские аналитические центры (тот же «Оксфорд аналитиках ресурч» или Кембриджский университет) ещё в декабре 2022 года указывали: чем бы не завершился конфликт, это будет итог скорее в пользу Великобритании, чем России.
Во-первых, после нашего ухода их Херсона они сохраняют Украине широкий выход в Чёрное море. Во-вторых, или Харьков, или Сумы сохраняются как плацдарм для будущего насыщения оружием против России.
В-третьих, даже при потере Донбасса и Запорожья украинское государство присутствует на левом берегу Днепра. Это было перед Новым годом, и пока ситуация кардинально не изменилась, что меня особенно тревожит.
— Как вы относитесь к китайскому плану мирного урегулирования?
— Во всей этой истории меня беспокоят три вещи. Во-первых, это сам китайский план [мирного урегулирования на Украине] и переговоры Пекина с Парижем. Ведь, собственно, что предлагает нам Китай — заморозить на линии конфликта боевые действия. Это будет означать следующее: Россия не освободила ни одну область, о которых было заявлено по итогам референдумов осени прошлого года. Получается, мы даже не освободили Славянск и Краматорск; не освободили целиком Луганскую, Донецкую и Запорожскую области. На Херсонском направлении мы потеряли областной центр. Противник остается под Донецком.
Если принять китайский план, в таком случае конфликт кончается дипломатически не в нашу пользу. После этого на Западе закричат, что это новая русско-японская война, это новый разгром России и напичкают Украину свежим оружием, поставят дальнобойные ракеты под Харьковом и Сумами за 2–3 года. Вот что произойдёт в случае китайско-французского посредничества или принятия китайского плана, который всем у нас почему-то понравился.
— Как вы оцениваете недавние переговоры президента Эмманюэля Макрона в Пекине?
— Мы часто говорим, что они были неудачны. Но не все так просто. Китай и Франция договорились взаимодействовать в области миротворчества. Это серьезно.
Представим, что при гипотетическом наступлении ВСУ возьмут какой-то значимый населенный пункт, и в этот момент ЕС и Китай выдвинут общую миротворческую инициативу. Мы будем выглядеть в ней как проигравшая сторона, которой предложили мир.
— В чем заключается второй момент, который, на ваш взгляд, важно увидеть в ситуации на фронте?
— Момент второй — более опасный. Запад тестирует нас на готовность пойти на жесткие меры. А иначе зачем нужны обстрелы Шебекино, Валуек и других приграничных сёл — а посмотреть, как Россия будет реагировать на военные действия на своей территории.
О каком ядерном оружии может идти речь, если вы толком не реагируете на обстрел ваших пограничных сел — на Западе ситуацию видят так. И неважно действительно ли так происходит на самом деле, важно, что в Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе начинают думать так. А теперь, похоже, и в Хельсинки. А почему бы завтра не пострелять у Калининграда, Правдинска, Багратионовска? Всё равно Россия не ответит ядерным ударом. Примерно так считают на Западе.
Ну и третий момент. Помните, когда в 2018 году наш президент сказал: мира без России не будет. На это американцы отметили: мира без России не будет, а мир с портсмутским миром по образцу 1905 года очень даже возможен. После чего Россия получит новое 9 января и 1905 год — вот, собственно, их логика. Ведь никуда Россия не делась после русско-японской войны, как была на карте, так и осталась — без половины спорного и без того Сахалина. Другое дело, к чему это привело.
Мы по-прежнему почему-то мыслим категориями тотальной войны. Вот наша ошибка: всё или ничего. А Запад мыслит категориями ограниченной войны: локальный удар, локальное кровопускание может оказаться более болезненным и опасным, чем тотальная война.
Как я уже сказал выше, британцы давали анализ в «Оксфорд Аналитикал» в сентября прошлого года, когда было контрнаступление [ВСУ] под Харьковом. Россия могла бы в ответ на это поднять 40 бомбардировщиков и сжечь города или леса, где находилась живая сила ВСУ. Но Россия этого не сделала.
— Почему, на ваш взгляд, мы активно не используем авиацию?
— Я лично вижу три объяснения этому. Первое — что мы подавили не всё ПВО [Украины]. Хотя, честно говоря, мы пока не особо сильно пытаемся его давить.
Во-вторых, мы всё-таки всё время хотим некоего политического урегулирования. Мы ведь по-прежнему говорим: Зеленский — президент. Мы не называем это «преступный режим», который надо физически уничтожить. Значит, сохраняем вариант мирного компромисса.
Третье — я читал очень интересный анализ, что русское сознание отвергает воздушную войну. Мы не готовы вести войну, где идёт дистанционное истребление городов противника с безопасного расстояния. Это не в наших традициях.
Был такой американский генерал Уэсли Кларк. Он сказал: в идеальной войне солдат не должен вообще воевать, он должен пить кофе и смотреть, как бомбардировщики расправляются с армией и городами противника, который бессильно и со слезами грозит кулаками в небо. Ну, в общем, в наше время это англосаксонский идеал войны. Нам он не подходит: для нас враги все равно люди, а не масса пешек, которую надо эффективно уничтожить и забыть.
— Разве в наш век ноу-хау нелогично воевать машинами, беспилотниками, а не людьми?
— Получается, что нет… Ноу-хау технологии оказались отчасти большим мифом, о чем предупреждал ещё в конце 2008 г. министр обороны США Роберт Гейтс.
Помните, был такой американский писатель-фантаст Томас Клэнси. Он написал, что до войны нас пугали ядерной ночью, а в реальной войне нам пришлось снова окапываться как в Первую мировую. И, как видим, оказался во многом прав,
Мы переоценили все новации и нововведения. Об этом после войны в Грузии сказал экс-глава Пентагона Роберт Гейтс: "Что мы будем делать, если противник нечувствителен к потерям, если он фанатичен и готов идти на любые жертвы? Мы-то не готовы на них идти. А он готов жертвами и фанатизмом компенсировать все эти наши высокоточные игрушки".
Выдающийся немецкий стратег Хельмут фон Мольтке — старший ещё в середине XIX века предупреждал: воевать умением против большой массы не всегда получается. Самая лучшая армия постепенно несёт потери и теряет ядро выученных солдат и офицеров. А обильный числом и фанатичный противник, нечувствительный к потерям, при сопоставимом вооружении постепенно набирается опыта, и соотношение сил меняется. Именно так армии Французской революции, санкюлотов, побеждали меньшие, но лучше выученные и более дорогие армии остальной Европы.
— Что изменится после СВО?
— После СВО на Украине, я думаю, в России и в странах НАТО возродится идеал большой армии. Ведь до этого речь шла о том, чтобы иметь компактную высокопрофессиональную армию. Оказывается, этого мало. Оказывается, закон военного искусства прежний: против большой армии нужна большая армия. Нам всем: и России, и странам Евросоюза придется менять школьное образование — снова необходимо возрождать идеал большой многочисленной армии.
